Сергей Фокин - Адские врата Страница 15

Хозяйство она вела скромное. Никаких излишеств. Тем более что раздобыть их делалось всё труднее. Любила только настойки да наливки изготавливать. Ягоды, слава Богу, хватало; помощников, чтобы собрать её, тоже. Чернику с земляникой забраживала, потом перегоняла. Вино не уважала: для моей души, говорит, крепенькое лучше идёт. А вот клюковку ценила особо: и вкусно, и для здоровья полезно.

Выпьет, бывало, вечерами — и давай песни горланить. Утопленники подпевают, потому как скучно век коротать в безрадостности. Вой такой поднимается, что зверьё от болот прочь бежит без оглядки. В эти минуты, раззадорив себя, могла старуха голыми руками и лося взрослого завалить. Видно, жизнь её бабья не сложилась, злая она сделалась на мужиков-то…

К этой душегубке и направлялся Никола. Сам того не подозревая, шёл смерти навстречу. Вернее, брела та за его спиной, простуженно кашляя да подправляя косу точилом, только кузнец этого не слышал. Он вообще мало что соображал в ту минуту, когда вокруг него лес закончился, а болото — вот оно, расстелилось бескрайним полем.

Сердце у парня замерло в груди — не шелохнётся. Дыхание тоже пропало. Ни дать ни взять — мертвец. Только глаза блестят упрямым огнём, да болезненный румянец на щеках играет. Что дальше делать, не придумает никак. Вперёд лезть — рискует утонуть прежде, чем с Кикиморой встретится. А после смерти-то — на что ему их беседа!

И вдруг смех услышал девичий. Словно серебро покатилось по каменному полу — звонко, раскатисто. Оглянулся Никола — слева березняк на краю болота поднимается — как будто оттуда доносится человеческий голос. Двинулся медленно, потому что предупреждён был Лешим. И точно, среди ветвей мелькнул платок красный да метнулся в сторону топей.

Насупился кузнец, остановился и крикнул:

— Не морочь мне голову, я знаю, кто ты!

Смех тотчас смолк, а после некоторой паузы послышался в кустах шорох, и вышла оттуда девушка, от красоты которой можно было бы ослепнуть. Впрочем, это касалось только тех, кто что-то видел вокруг. Никола же весь в мыслях об Оксане был — ничего не разбирал.

Незнакомка очень робко взглянула на парня и спросила:

— Подглядываешь, как девушки купаются? Не стыдно?

Она была одета в лёгкое платьице. В таких тёплыми вечерами деревенские девки без всяких купальников на пруд ходят. Парням за радость: наполовину прозрачно оно в мокром виде! Если тело пышное — есть, на что пялится. На незнакомке платье-то ещё сухим было. А поверх платок розовел — для красоты и форсу. Лицо и фигура будто из мрамора выточены — ни дать, ни взять, богиня лесная или нимфа. И босиком! Это по шишкам-то…

— Мне стыдиться нечего, — угрюмо ответил Никола. — Отсмотрел я своё за девками-то. Поздно уже.

— Что же, старым себя считаешь? — Она прыснула в ладошку. — Посмотрись в воду!

— Уволь, к воде не подойду, пока слово не дашь, что не утащишь меня в неё. — Сказал, а сам даже вздрогнул — а ну как обидел хозяйку здешнюю с первых слов? Далеко ему ещё до Савелия Игнатьевича, тот настоящий дипломат — посольством бы руководить. Только это не его война, а за себя биться придётся кузнецу в одиночку.

— Что, и слову моему поверишь? — Она насмешливо сощурила глаза.

— Слышал я, не обманщица ты, — ответил Никола.

— А что ещё люди болтают?

Вздохнув, как перед прыжком в прорубь, он выдохнул:

— От мужа я твоего иду… бывшего… Если ещё помнишь его.

Хмыкнула девушка и подошла ближе, уже не притворяясь.

— Коли так, могу я тебе обещать, что в дом свой провожу. А там как карта ляжет. — Она взглянула куда-то за его плечо и улыбнулась неприметно, только уголками рта. Губы её блестели заманчиво и романтично. Был бы Никола в другом настроении, непременно обратил бы на них внимание.

— Ступай за мной и ничего не бойся пока…

Сказала — и лёгкой, почти невесомой походкой двинулась в обход березняка прямиком к первым клюквенным кочкам. Перекрестился кузнец мысленно — и поспешил за ней, стараясь ступать след в след.

Не видел он, как старуха с косой, фыркнув и брезгливо глядя себе под ноги, тоже побрела за ним по болоту.

11

Дорогой девушка молчала, но Николу это даже обрадовало. Если здесь говорить да отвлекаться, можно, не ровен час, с тропы свалиться. А тропинка, похоже, только одной Кикиморе и известна была. Правда, потом оказалось, что не тропа это вовсе. В том смысле, что не существовала она как брод между берегом и домом на сваях.

Убедиться ему в этом пришлось, когда захлюпало под ногами. Взглянул кузнец в сторону — а из-под воды бледные лица смотрят распухшими глазницами. Утопленники! Возможно, будущие товарищи по несчастью. Испугался он пуще прежнего, только когда что-то делаешь, страх меньше в душу проникает. Стоял бы пнём — обязательно получил разрыв сердца, а тут задержал дыхание, почувствовал, как к горлу содержимое желудка подкатывает — но, слава Богу, переборол себя.

А девушка иногда назад оборачивается и усмехается загадочно. Ясное дело, в своей вотчине чувствует себя хозяйкой, а его считает блохой незначимой. Не потому, что сила у неё большая имеется в руках — про то Никола не знал ничего, а вот волшебством она всё вокруг опутала. Каждая травинка сейчас имела крепость мостка, потому и выдерживала их, даже не прогибаясь. А задумай он сейчас обратно в одиночку пройти — тут ему и конец придёт неминуемый. Глубина под ним, почитай, сто метров, не меньше. Славились здешние болота бездонностью.

То справа, то слева иногда вырывались пузыри, бередя поверхность топей и пугая гостя. Дом появился впереди неожиданно — будто не было его вовсе, а миновали они какой-то рубеж — и стало видно. Охранное заклинание, не иначе, чтобы с берега чужой взгляд жилище не разглядел и вопросами лишними не стал задаваться.

По мере приближения всё больше щемило сердце у Николы. Своими силами ему отсюда не выбраться. Оставалось полагаться на чудо.

Поднялись они по ступенькам на твёрдый настил, и тут вздохнул он с некоторым облегчением. Пусть не спасение, но всё-таки какое-то прибежище. Точно палуба корабля в бескрайнем океане — не сбежать с неё…

— Ну, милости прошу! — Девушка отворила дверь избы и пропустила кузнеца первым. — Я здесь свой век коротаю.

— И не похоже, чтобы весело, — заметил Никола, осматривая дом и с удивлением обнаружив, что он и построен мастерски, и очень даже неплохо обставлен. — Для молодой девки-то.

— Ну, если тебе окажется по нраву мой настоящий облик, то могу показать и его. — Хозяйка, мгновенно крутанувшись вокруг себя, замерла, и Николе сделалось ещё больше не по себе. Вот уж встретить такую на кладбище — поседеешь прежде времени.

Кикимора сделалась страшною старухой, немного сгорбленной, одетой, конечно, не в живописные лохмотья, как баба Яга из памятного всем фильма «Морозко», но не в джинсы и даже не в новый сарафан. Что-то в бабушкином сундуке, может, и напомнило бы её наряд, только даже бабушки в прежние годы на Руси одевались в брюки да рубашки с открытым воротом. Впрочем, деревенский народ жил попроще и победнее городских.

Лицо её бороздили морщины, а верхняя губа под крючковатым носом открывала несколько гнилых зубов с зеленоватым налётом. Осклабившись во весь рот, Кикимора хихикнула довольным скрипучим голосом:

— Как я тебе, добрый человек? Не нравлюсь?

— Отчего же… — буркнул Никола. Другого он, пожалуй, и не воображал. — Бабка как бабка. Крепкая ещё для своих лет. — Сказал, а сам испугался: не любят женщины говорить про возраст. И точно, задело это хозяйку — фыркнула она:

— Думаешь, старая карга?

— Не думал, — попытался оправдаться кузнец. — К слову пришлось.

— Ну-ну, — зловеще произнесла собеседница, повернувшись и направившись к столу. Тот в ожидании гостя был пуст…

Знал бы Никола, что готовит она угощение только тем, с кем ей поговорить хочется, провалился бы сквозь пол сам, без чужой помощи. Слава Богу, не знал. Не ведал и того, что за стол этот первою Смерть присела, прислонив косу свою к серванту.

— Что-то не видно в твоём доме яблочек наливных, хозяйка, — оглядевшись, спросил кузнец. Ведь он, в сущности, сюда и явился, чтобы выяснить этот вопрос.

— А зачем они мне? — хмыкнула Кикимора. — Зубов-то осталось мало. А те, что есть, болят. Яблоки грызть молодым к лицу. — То ли намекала она издевательски на жену Николы, то ли действительно сетовала, было непонятно, но кузнец, раз вступив на опасную дорожку, решил с неё уже не сходить.

— Слышал я, другим ты их дарить мастерица, — сказал, а сам за настроением собеседницы следит. В себя приходить стал Никола, почувствовал, знать, опасность. Без полной отдачи всех сил не одолеть ему Кикимору, потому как настроена она далеко не миролюбиво. Иначе не обернулась бы старухой.

— Про что людишки говорят, мне неведомо, да и неинтересно, — отмахнулась она. — Ты вот — главная моя забота нынче.