Юлия Васильева (U.Ly) - Сельскохозяйственные истории [СИ] Страница 16

Решив разузнать, как обстоят дела у моего братца, а заодно праздно поболтать с сэром Мэверином, я, словно мячик, скатилась с горки и едва не сшибла обоих, не успев вовремя затормозить.

— Добрый день, сэр Мэверин!

— О Боги, леди Николетта, вы нас заиками оставите! — вскричал перепугавшийся доктор. — Знакомого мне мальчишку вот так же однажды напугали, так он потом не мог произнести ни одного слова длиннее трех букв.

— И что же, он таким на всю жизнь и остался? — поинтересовался Михей.

— Нет, не остался, но мой коллега после этого случая купил себе породистую лошадь.

Брат заулыбался во все зубы: такой благоприятный исход истории его явно радовал и сулил безоблачное будущее. Наверно, он даже на секунду подумал, что мы могли бы работать с ним в паре. Кстати, о странных парах:

— Куда вы направляетесь вдвоем?

— Конечно же к пациенту! Леди Николетта, я думал, что ваш брат решился помогать мне с полного вашего одобрения и согласия, иначе никогда не взял бы его с собой, — слегка нахмурился сэр Мэверин и искоса посмотрел на Михея.

Брат был спокоен и непоколебим: до этого момента он особо не стремился обсуждать свои действия даже с родителями, не то что со мной. Так и жил, словно перекати-поле, порой заявляясь домой только чтобы поспать. А то и вовсе не заявлялся, к примеру, как в те несколько дней своей жизни, когда серьезно был настроен стать лесником. Но потом комары и вокальные данные местных волков начисто отбили у него пристрастие к этой профессии одиночек.

— Знаете, в нашей семье не принято ограничивать детей в их занятиях, — пояснила я, слегка смягчая реальность.

— Как я вам завидую. Мои родители были решительно против моего выбора профессии: отец хотел, чтобы я стал военным.

— Дайте угадаю, — перебила я, — но вы были слишком ленивы. Все эти бессмысленные марши и построения, а также сон и еда по расписанию…

— Ну, почти, — усмехнулся доктор, — мне не нравилась военная форма. Я на редкость прискорбно выгляжу в любого вида галифе. К слову, а куда направлялись вы?

— Хотела хоть одним глазком взглянуть на коллективное хозяйство катонцев, — я решила не врать, а немного недоговорить, — но совсем не представляю, как это сделать.

— Что может быть проще! — с энтузиазмом воскликнул сэр Мэверин и скомандовал. — Ассистент, запасной фартук!

— Да, сэр!

Михей тут же открыл докторский саквояж, который все это время держал в руках, и извлек из него длинный медицинский фартук, снабженный завязками по бокам.

— Леди Николетта, если вы будете так любезны и наденете это, то мне не составит труда выдать вас за сестру милосердия, вызвавшуюся помочь.

Я непонятливо уставилась на доктора:

— В чем помочь?

— Ах, я же забыл вам сказать: мы как раз и идем к катонцам делать одному из них перевязку.

В такое благоприятное стечение обстоятельств сложно было поверить, и я, боясь спугнуть наконец-то улыбнувшуюся мне удачу, поскорее влезла в фартук.

— Вы очень мило выглядите, — не преминул сделать комплимент доктор. — Настоящая сестра милосердия.

— Нет, настоящая сестра милосердия из меня бы не вышла.

— Почему же? Вы к себе несправедливы.

— Потому что при изготовлении медицинских фартуков милосердие, насколько мне известно, в них не вшивается.

Михей на заднем фоне прыснул в кулак и согласно закивал. Зря кивает: к медицинскому саквояжу тоже не прилагаются врачебное чутье и терпение. Но я, по крайней мере, отдаю себе в том отчет, не то что мой брат.

— Если бы вы знали, сколько всего не вшивается в эти фартуки и сколько должно быть вшито, то не были бы так категоричны, — загадочно ответил сэр Мэверин.

— Пойдемте, не хочу вас задерживать, — сказала я, не найдя достойной реплики. С завязками фартука было покончено.

Дорога тянулась в обход Кладезя дальше на юг, поэтому такой неблизкий путь поневоле хотелось разбавить беседой.

— Я надеюсь, мой брат не доставляет вам хлопот? — поинтересовалась я, когда Михей, придавленный грузом саквояжа, немного поотстал.

— Наоборот. Посмотрите, как бодро он несет мои инструменты — а ведь это не один и не два килограмма! — доктор явно был счастлив этим фактом.

— Так много?

— Я вам уже, наверно, надоел напоминаниями о своей лени — поверьте, это в последний раз. Так вот, мне просто лень каждый раз выкладывать ненужные инструменты и лекарства.

— Но вам не лень носить их с собой?

— Нет, ведь их теперь носит ваш брат. Жаль, что продлится это очень недолго.

— Вы все же собираетесь выгнать его?

— Почему же, он уйдет сам после первой же обработки открытой раны. Которая как раз будет сегодня. И я даже опасаюсь, что он не просто уйдет, а нам с вами придется приводить его в чувство, а потом провожать до дома.

— Если бы я знала, то взяла бы экипаж.

— Приезжать к больному в экипаже с надписью «похоронная контора» — плохая примета, — рассмеялся доктор, а я покраснела, поняв, что рассказы про наш выезд уже распространились по всем окрестностям. — Простите меня, не обижайтесь. Я бы и сам выкупил эту карету вперед вашей матушки, если бы не подобные глупые, но, тем не менее, очень распространенные среди больных суеверия.

— То есть вы считаете, что врачевание — это не призвание Михея? — я поспешила вернуться на более безопасную почву. — Очень жаль. Я уже со счета сбилась, сколько профессий он перебрал за несколько лет.

— Я вас успокою и расстрою одновременно: люди, перебирающие различные профессии, в итоге рано или поздно становятся писателями, а люди, с самого начала желающие стать писателями, находят себя в чем-то другом.

По-видимому, сегодня сэр Мэверин был настроен на какой-то странный философский лад, и испытывал удовольствие от того, что ставил собеседника в тупик своими головоломками.

— И что же из этого должно меня успокоить, а что расстроить? — сдалась я.

— Успокоиться вы должны от того, что в его поисках все же есть конечная точка. Ну а расстроиться от того, что точка эта является довольно опасной профессией, — доктор сверкнул на меня хитрым взглядом из-под очков, специально выдерживая паузу, чтобы я задала-таки вопрос.

Не стану его разочаровывать. Вообще, не стоит разочаровывать людей настолько склонных к самолюбованию — иначе вас могут счесть за неприятного собеседника.

— И какие же опасности таит в себе процесс вождения пером по бумаге? — удержаться хотя бы от капли сарказма было сложно.

— О, вы даже представить себе не можете! Верите ли нет, но в совсем ранней юности, — сказано это было таким тоном, чтобы никто не посмел сомневаться, что юность длится до сих пор, — я и не помышлял о карьере врача, но с удовольствием брался за перо. Правда, потом был вынужден бросить, так как деятельность эта прямо угрожала моему здоровью.

Я оказалась сбита с толку.

— Неужели тогдашние чернила были настолько токсичны? И что же вы писали?

— Не в чернилах дело. А именно в стихах, что я писал. Да-да, не удивляйтесь, я хотел стать поэтом.

— И вы прочтете мне что-нибудь?

Сэр Мэверин как будто только и ждал этого приглашения: он оглянулся, словно желая удостовериться, что никто не подслушивает его на этой безлюдной дороге, затем откашлялся и продекламировал:

— Трали-вали тили-тили,

По дворам чинуш водили!

Посмотри честной народ, что за чудо-бармаглот!

Ни один не бьет баклуши, даже взяток не берет!

По приказу короля на просмотр дают три дня,

Ну а дальше, знамо дело, вышлют в дальние края,

Потому как редким кадрам нету места у руля.

Я уставилась на него с изумлением, не зная, каким образом похвалить сие сочинение и при этом не попасть в ряды государственных преступников.

— Самое удачное творение, на мой взгляд. И вы знаете, на тот момент я не мог позволить своему таланту расточительно пылиться в ящиках письменного стола, — сказал он, и только тут я все же заметила, что слова доктора пропитаны не малой долей самоиронии, — я желал нести его людям, декламируя на улицах и площадях! К сожалению, любителей тонкой поэзии среди наших соотечественников не так уж много, и еще меньше их в рядах городской стражи. Я не снискал известности, зато уже тогда поднаторел в лечении сломанных ребер.

Сэр Мэверин закончил беспечно и, как ему казалось, на оптимистичной ноте. Его истории были так увлекательны и порой так нелепы, что я уже начинала подозревать, что главным достоинством нашего врача была вовсе не выдающаяся лень, как он сам утверждал, а виртуозная ложь. Об этом стоило упомянуть, а то бедняга зазря растрачивает свой талант на мои неблагодарные уши:

— Вы зря забросили писать. Может быть, поэзия и не ваше призвание, но истории вы рассказываете на редкость увлекательно. Было ли что-то забавное в вашей практике в последнее время? Интересные пациенты?