Дмитрий Смирнов - Геракл без галстука Страница 16

Но боги, конечно, не простили дочкам Даная коварного убийства. По части, кому что припомнить, у эллинов вообще дело было поставлено крепко. После смерти все Данаиды были осуждены на исправительные работы в структуре жилищно-коммунального хозяйства Аида. Дамам велели таскать воду ведрами в бочку, из которой питалась вся канализационная система подземного царства. При этом в приговоре имелся подлый пункт, по которому Данаиды освобождались от наказания, если бы сумели доверху наполнить эту водонапорную башню. Но когда уровень воды в резервуаре, прозванном «бочкой Данаид», приближался к максимальной отметке, кто-нибудь из обитателей Аида обязательно дергал за ручку туалетного бачка и все труды несчастных женщин шли прахом.

Организатор преступления, как обычно, смог выйти сухим из этой воды. Данай правил в Аргосе долго и счастливо, стал самым могучим царем Греции своего времени и даже получил титул отца всех греков, которых стали называть по его имени данайцами. Из-за него же коварство стало считаться характерной чертой греков и даже вошло при Гомере в поговорку, призывающую бояться приносящих дары данайцев. Тем не менее, исторически сложилось именно так, что на вопрос: «Откуда есть, пошла земля греческая?» — у древних греков был совершенно однозначный ответ: из Лерны. Вроде того, как большая история коммунистической Кубы началась с высадки в заливе Свиней.

Тем понятней становится народный гнев, вызванный появлением в Лернейской долине зверя неизвестной породы, предающего поруганию национальные святыни. В голове простого эллина не укладывалось, как власти могли допустить захват долины непонятным созданием со странным именем «гидра».

Со стороны последней поселиться в долине Лерны было не только пощечиной обществу, но и попросту неприкрытым хамством. С таким же успехом она могла бы обосноваться, например, в Троице-Сергиевой лавре. Хотя мириться с тем, что какая-то черная каракатица поганит священное для сердца каждого грека место, общественное мнение не хотело, но и поделать с этим ничего не могло.

Точно так же, как и в истории с Немейским львом, слово «гидра» было взято для обозначения данного субъекта исключительно из-за лингвистического удушья, охватывавшего всякого, кто пытался найти в греческом языке более подходящее существительное. Что неслучайно, поскольку гидра и лев были родными братом и сестрой, произошедшими от змееподобной женщины Ехидны и дракона Тифона.

Гидра представляла собой существо с туловищем гигантской собаки, на котором были закреплены девять огромных змеиных голов. Сзади у гидры вместо веселого собачьего хвостика-крючка выпирал мощный хвост, увидев который, Годзилла от зависти, а скорее от стыда за свой жалкий обрубок, незамедлительно сделал бы харакири. Кроме того, одна из голов была бессмертна и обладала способностью жить и бороться даже отдельно от туловища.

Но главным оружием гидры было ядовитое дыхание, превосходившее по своим отравляющим свойствам любое химическое оружие до изобретения иприта. Благородные греческие рыцари, отваживавшиеся вступить в бой с гидрой, падали замертво, не успев приблизиться к противнику даже на полсотни шагов. Возможно, в наше время патентованные зубные пасты, мятные леденцы и жевательные резинки смогли бы что-то сделать с ее запахом изо рта. Но три с половиной тысячи лет назад все было не так, как сейчас. И именно наличие неприятного запаха придавало гидре уверенность в себе и позволяло ей налаживать оптимальный контакт с окружающими.

По ночам, когда гидра спала, ее ядовитое дыхание смешивалось с поднимающимся над долиной туманом и убивало все в округе. Днем же мерзкое животное нападало на стада, пасшиеся в долине, или подкарауливало путников, еще осмеливавшихся проходить мимо ее логова.

Свое жилище гидра устроила под платаном у трех ключей, дающих начало реке Амимона. Происхождением эта река обязана одной из дочерей уже упоминавшегося Даная. Как-то раз, прогуливаясь по лесу, она разбудила спавшего на поляне сатира. Этих волосатых, похотливых и вечно пьяных козлоногих мужиков с хвостом и маленькими рожками можно было встретить в ту пору где угодно. Они либо спали, либо пили, либо… ну вы сами понимаете. При этом они числились в почетной свите бога виноградарства и виноделия Диониса, и обижать их было чревато крупными неприятностями. Оттого, ощущая полную безнаказанность, эти половые опричники устраивали везде, где появлялись, настоящий сексуальный террор.

Обрадованный неожиданной встречей, сатир с криком: «Хочешь большой, но чистой любви?» — погнался за девушкой, которая, выбившись из сил и уже не чая спастись, принялась призывать на помощь всех богов подряд. На сигнал SOS неожиданно откликнулся находившийся неподалеку Посейдон. Трезубец просвистел над головой сатира, и тот предпочел ретироваться, поняв, что в дело вступили серьезные дяди и ему теперь ничего не светит.

Пожилой дедушка Посейдон был предпочтительней молодого нахала исключительно из коммерческих соображений: он хоть как-то мог отблагодарить девушку за любовь. В то время как мохнатый сладострастник просто-напросто встал бы, отряхнулся и, бросив через плечо: «Сатиры денег не берут», побрел досыпать в чашу. Поэтому Посейдон из двух зол представлялся гораздо более выгодным. Так и оказалось: в награду за труд престарелый водяной подарил Данаиде речку, которую назвал ее именем. Он выдернул воткнувшийся в землю трезубец, и из пробитых дыр потекла вода, давшая начало реке Амимона.

Такая вот была трогательная история.

Но гидре на всю эту дорогую греческим сердцам лирику было наплевать с прибором. Она завалила русло реки, и разлившаяся вода превратила часть долины в болото, в котором гадкое животное и плескалось в свободное от охоты и сна время. В общем, все это было очень неприятно, и второе задание, порученное Эврисфеем своему специальному агенту, заключалось как раз в ликвидации наглой твари и устранении последствий ее жизнедеятельности.

Изрядно разбогатев после первого подвига, Геракл добирался до Лерны уже не пешком, а на колеснице, купленной на деньги, полученные за многочисленные интервью американским телеканалам. Конями правил племянник героя Иолай, сын его единоутробного брата Ификла. Сам же Геракл небрежно развалился на мягком сиденье, поглядывая по сторонам и напевая: «Раз пошли на дело я и сын Ификла».

Колесницу припарковали в роще неподалеку, а сам герой пешком отправился разыскивать врага, что, впрочем, не заняло много времени. Гигантскую змеевидную собаку, греющуюся под платаном, трудно было не заметить даже с противоположной стороны болота. Геракл достал лук и пустил в эту собакообразную змею стрелу, затем вторую, третью. Ни собаке, ни змее такое обращение не понравилось, и тварь с паровозным шипением бросилась к обидчику вплавь. Время, пока она плыла, герой, хорошо помнивший, что главным оружием гидры является ее аромат, потратил на подготовку к рукопашной. Он отошел от воды, сделал несколько глубоких вдохов и задержал дыхание.

Форсировав водную преграду, гидра без задержки бросилась на укрепившегося на берегу противника, надеясь сломить его напором, но была встречена шквальными ударами богатырской дубины. Со стороны бой чем-то напоминал бейсбольный матч. Здоровенный питчер раз за разом взмахивал битой, и мячи, сильно похожие на змеиные головы, летели на трибуны.

Увлекшись игрой, Геракл не сразу заметил, что его мастерские удары, приводя в восторг зрителей, никакой практической выгоды не приносят. Более того, после очередного блестящего «хоум-рана» на месте снесенной головы вырастает сразу две. А поскольку матч длится уже достаточно долго, то к нему тянется уже не девять, как вначале, а гораздо больше шипящих змеиных морд. (К сожалению, секрет этой фантастически быстрой регенерации гидра унесла с собой в могилу, по поводу чего современная наука не устает кусать локти.).

Да и вообще, сражение принимало неудачный оборот. Вслед за морской пехотой болото форсировала бронетехника. На берег вылез приятель гидры — гигантский рак, обходным маневром зашедший противнику в тыл. Рак вцепился одной клешней Гераклу в пятку, а другой прицеливался, за что бы ухватиться повыше. Вокруг второй ноги героя обвился мощный хвост гидры. И хотя свалить Геракла с ног таким способом было невозможно, сковать движения героя, лишив его маневра, вражеской коалиции удалось. Блицкриг не получился, и герой предпочел отступить. Пока враг перегруппировывал силы, он вызвал на помощь Иолая.

Соорудив, как его учили в школе на уроках ОБЖ, из своей туники ватно-марлевую повязку, Иолай побежал к ближайшей роще, поджег ее и уже с горящими головнями в руках бросился к Гераклу на подмогу.

Было решено расправиться с супостатами поодиночке. И, заложив вираж, герой напал на поотставшего рака. Молодецкий удар палицей превратил членистоногого в гигантский комок из смеси хитина и нежного мяса. В иной ситуации за этого раритетного лобстера можно было бы выручить целое состояние, но в тот момент думать о торговле деликатесами не приходилось.