Терри Пратчетт - 02 Смерть. Мрачный Жнец Страница 16

— Просила напомнить, что ждет нас обоих на обед в День Всех Пустых.

— Ладно, ладно, я все помню, — мрачно пробормотал Чудакулли. — Жду не дождусь этого дня.

Он повернулся к свалке:

— Эй, ребята, заканчивайте там!

— Братия мои! Воздержитесь же! — заорал старший жрец.

Главный философ отпустил голову жреца культа Хинки. Пара викариев перестала пинать казначея. Все, смущенно покашливая, принялись поправлять одежду и искать свои головные уборы.

— Так-то лучше, — кивнул Чудакулли. — Подводя итоги, скажу, что его высокопреосвященство старший жрец и я решили…

Декан сердито уставился на невысокого, плюгавенького епископа.

— Он меня лягнул! Ты лягнул меня!

— О! Уверяю, сын мой, я этого не делал.

— Делал, делал, — прошипел декан. — Сбоку, чтобы они не видели.

— …Мы решили, — повторил Чудакулли, поедая взглядом декана, — искать решение текущих проблем в духе братства и доброжелательности, это и тебя касается, главный философ!

— Извини, не сдержался. Он меня толкнул!

— Увы мне! Да прощены будут грехи твои! — смиренно ответствовал архидиакон Трума.

Где-то наверху раздался треск. По лестнице кубарем скатился шезлонг и, выбив двери зала, унесся вглубь дворца.

— Полагаю, стражники все еще пытаются освободить патриция, — заметил старший жрец. — Вероятно, двери его секретных проходов тоже заперлись.

— Думаешь? А я считал, этот изворотливый тип сможет выбраться из любой ловушки, — пожал плечами Чудакулли.

— Наверное, он все-таки попался, — сказал старший жрец. — Нет на свете совершенства.

— Почти нет, — раздался чей-то голос позади них.

Тон Чудакулли практически не изменился, просто в него добавилось чуточку сиропа.

Фигура, казалось, появилась прямо из стены. Она выглядела вполне человеческой — но только в общих своих чертах. Чудакулли, к примеру, считал, что тощий бледный патриций в своей вечно пыльной черной одежде скорее напоминает фламинго. Черного фламинго с глазами, как два серых камешка.

— А, лорд Витинари! — воскликнул он. — Очень рад, что вы целы и невредимы.

— Жду вас, господа, в Продолговатом кабинете, — промолвил патриций.

За его спиной бесшумно скользнула в сторону стенная панель.

— Кажется, — неуверенно произнес старший жрец, — несколько стражников наверху пытаются кого-то освободить…

Патриций небрежно махнул рукой:

— Не будем им мешать. Во-первых, им ведь нужно чем-то заниматься, а во-вторых, так они чувствуют свою полезность. В противном случае стояли бы весь день со свирепым видом и пытались совладать с мочевыми пузырями. Прошу сюда.

Главы Гильдий Анк-Морпорка прибывали по одному и парами. Постепенно комната заполнилась людьми. Патриций с мрачным видом сидел за столом, поедая взглядом горы бумаг и краем уха прислушиваясь к ругани.

— Это не мы, — сразу заявил глава алхимиков.

— Вокруг вас вечно что-нибудь взлетает на воздух, — возразил аркканцлер.

— Да, но то виноваты непредвиденные экзотермические реакции, — пояснил алхимик.

— У некоторых растворов есть свойство взрываться, — перевел заместитель главы алхимиков, продолжая смотреть в пол.

— Всякое случается. — Глава Гильдии Алхимиков сердито посмотрел на своего заместителя. — Но все всегда падает вниз. Стулья и столы не порхают вокруг, как бабочки, и винты не откручиваются. Думаете, нам сейчас легко? У меня в цехе царит полный бардак! Все носится и кружится! Буквально перед моим уходом вдребезги разлетелся очень большой и дорогой перегонный куб!

— Наверное, перегнать кого-то пытался, — произнес чей-то гнусный голосок.

Толпа раздвинулась, пропуская вперед генерального секретаря и Главную Задницу Гильдии Шутовских Дел и Баламутства. Человечек в шутовском колпаке съежился и прыгнул в сторону, впрочем, он всегда так реагировал, когда на него обращали внимание, — особенность ремесла. А вообще, генеральный секретарь Гильдии Шутовских Дел выглядел как человек, лицо которого слишком часто служило мишенью для заварных тортов, штаны которого слишком часто заливали краской и нервная система которого обещала навсегда отказать после следующего же неожиданного шороха. Главы других Гильдий старались вести себя тактично по отношению к нему — так, как правило, обращаются с людьми, балансирующими на карнизе очень высокого здания.

— Джеффри, ты что-то сказал? — ласково переспросил Чудакулли.

Старший шут судорожно сглотнул.

— Понимаете, — промямлил он. — Ну, куб-то перегонный, вот он и пытался кого-то там перегнать — и перегнал ведь, коли разбился. Ну, его ведь не успели подхватить… Это каламбур, что-то вроде остроумного ответа, понимаете? Игра слов, правда, не слишком удачная, да?

Некоторое время аркканцлер внимательно вглядывался в похожие на жидкие яйца глаза.

— А, каламбур, — произнес он наконец. — Конечно. Хо-хо-хо. — Он махнул рукой остальным.

— Хо-хо-хо, — сказал старший жрец.

— Хо-хо-хо, — повторил за ним глава Гильдии Наемных Убийц.

— Хо-хо-хо, — отозвался эхом старший алхимик. — А что самое смешное, это был дорогой перегонный куб.

— Итак, — сказал патриций, когда заботливые люди увели старшего шута прочь, — вы все заявляете, что ответственность за последние события лежит на ком-то другом?

Он многозначительно посмотрел на аркканцлера. Аркканцлер собрался было ответить, но тут его внимание привлекло какое-то движение на столе патриция. Это был маленький макет дворца в стеклянном шаре, а рядом лежал нож для бумаг. Лезвие ножа медленно изгибалось.

— Итак? — повторил патриций.

— Это не мы, — глухим голосом ответил Чудакулли.

Патриций проследил за его взглядом. Нож по своей форме уже напоминал туго натянутый лук. Патриций оглядел оробевшую толпу и нашел там капитана Докси из дневного отделения Городской Стражи.

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Э-э, с чем, сир? С ножом? Э… Ну, в принципе, его можно арестовать за непочтительное сгибание в присутствии…

Лорд Витинари в отчаянии развел руками:

— Итак! Это не волшебство! Это не боги! Это не люди! Но что это тогда?! Кто все это остановит? И к кому мне обратиться?

Через полчаса маленький шар исчез. Однако никто этого не заметил. Этого никто не замечает.

Зато госпожа Торт знала, к кому прежде всего следует обратиться.

— Ты здесь, Один-Человек-Ведро? — спросила она.

И пригнулась — так, на всякий случай.

— где ты пропала? Один-Человек-Ведро не может шевелиться здесь! — просочился из ниоткуда раздраженный пронзительный голос.

Госпожа Торт прикусила губу. Такой прямой ответ означал, что ее проводник в мире духов крайне обеспокоен. Если его ничто не беспокоило, он обычно минут пять трепался о любимых бизонах и не менее любимой огненной воде. Кроме того, он всегда вставлял в разговор «да» и «хау».

— Что ты имеешь в виду?

— катастрофа произошла или еще что-нибудь? да? стремительная десятисекундная чума?

— Да нет, вроде ничего подобного не было.

— ты понимаешь, здесь все так давит… что-то как схватит и не отпускает, не отпускает…

— Что ты имеешь в виду?

— заткнитесъзаткнитесъзаткнитесъ, Один-Человек-Ведро разговаривает с дамой! тише, не шумите! ах так! это ты Одному-Человеку-Ведру говоришь!..

Госпожа Торт ощутила другие голоса, пытающиеся заглушить ее проводника.

— значит, Один-Человек-Ведро — безбожный язычник! а ты знаешь, что тебе отвечает этот безбожный язычник! да! хау, Один-Человек-Ведро здесь сто лет! и Один-Человек-Ведро не будет слушать всяких едва остывших! да, да, именно так, ты…

Голос постепенно затих. Госпожа Торт стиснула зубы. Голос вернулся.

— неужели! да ну! друг, быть может, ты был крут при жизни, но сейчас ты есть всего лишь дырявая простыня! да! а, и тебе тоже Один-Человек-Ведро не нравится…

— Мам, он снова затеял драку, — сказала Людмилла, свернувшаяся клубком у кухонной плиты. — Он всегда называет кого-нибудь другом, прежде чем пустить в ход кулаки.

Госпожа Торт вздохнула.

— Судя по всему, он собирается драться с целой толпой, — заметила Людмилла.

— Ладно, ладно… Принеси мне вазу, только подешевле.

Многие полагают, но наверняка не знает никто, что у каждого есть сопутствующая духовная форма, которая после кончины существует некоторое время в продуваемом насквозь промежутке между мирами живых и мертвых. Это очень важный факт.

— Нет, не эту. Эта ваза принадлежала твоей бабушке.

Сей промежуток призрачного выживания длится не слишком долго, ибо сознанием не поддерживается, но все зависит от того, что вы задумали…

— Ага, эта подойдет. Мне никогда не нравился ее узор.

Госпожа Торт взяла из лап дочери оранжевую вазу с рисунком из розовых пионов.

— Эй, Один-Человек-Ведро, ты еще здесь? — спросила она.

— хау, Один-Человек-Ведро заставит тебя пожалеть о том, что ты умер, о скулящий…

— Лови.

Она бросила вазу на печь. Ваза разбилась.