Надежда Первухина - Право Света, право Тьмы Страница 16

— Пневму твою за ногу, — растерянно ругнулся мэр. — Это что, конец света? Кто санкционировал? Почему со мной не согласовали?! Стоп. Стоп. Звонок, скажи, это он? Танадель?

— Прямых доказательств нет, — заявил дхиан-коган. — Сами понимаете, на саранче не написано, кто ее послал. Но. судя по уровню этого колдуна… Да, скорее всего, это он. Среди наших таких просто нет, Изяслав Радомирович. Да и кто решился бы на этакое злодейство во время уборочной. Это же преступление уголовное!

— Знаю, — отрывисто бросил мэр. — Но почему саранча? Ради чего это тотальное вторжение? Мы же вроде не трогали этого колдуна. Пока.

— Без понятия, — ответил Звонок. А провидец заскулил:

— Изяслав Радомирович, что делать-то? Ведь сожрала, паскуда крылатая, все зеленые насаждения! Город сейчас как помойная яма, выйти страшно! Могут начаться народные волнения! Станут придираться: это вы, маги, напортачили с экологией! А в декабре ведь выборы… Рейтинг упадет, электорат запсихует…

— Вот что, — решительно сказал мэр. — Давайте этого Танаделя сюда. Любыми силами и средствами — ко мне. И немедленно! Я ему покажу, кто в городе главный!

Однако показать не удалось. Через четверть часа бесплодных поисков, пока в авральном режиме отслеживали ауру новоявленного колдуна (но его так и не обнаружили, словно сквозь землю провалился), Изяслав Радомирович, кряхтя и поминутно ругаясь, приступил к вычерчиванию пентаграммы, после чего начал воскурять мерзкие травки, заклинать своего служебного духа. И все для чего? Для того, чтобы выйти на связь с чернокнижником, отравившим спокойное существование мэра и остальных обитателей города Щедрого!

И вовсе не ожидал Изяслав Радомирович, что, сотворив все положенные заклятия и пассы, он получит этакий унизительный щелчок по носу! А именно: колдун-чернокнижник Танадель на ментальную связь не вышел, вместо себя явил в астрал какого-то замурзанного, но крайне наглого атмана[1], и тот на вопрос Изяслава Радомировича, а где, собственно, сам чародей, прогнусавил противно-инфернально:

— Мой повелитель намерен дать вам аудиенцию сегодня в полночь в кофейне «Терафим». Не опаздывайте и до назначенного срока повелителя не беспокойте.

И исчез, стервец. Мэр просто взвыл от ярости. Так его унизить! Благо подчиненных при свершении заклинаний не было, а то хихикали бы потом за спиной. Они ведь все только и заняты тем, как бы унизить и осмеять того, кто ниже их в оккультном достоинстве. И всегда готовы позлорадствовать по поводу чьей-то магической неудачливости.

Мало того. До назначенного часа встречи с мерзавцем Танаделем мэру вовсе не давали успокоиться и сосредоточиться. И виной тому, конечно, было обрушившееся на город нежданное и ужасное бедствие.

— Машину мне! — протелепатировал мэр младшей секретарше и получил в ответ растерянное:

— Изяслав Радомирович, вам проехать не дадут, возле здания мэрии стихийный митинг! Требуют, чтобы вы вышли к толпе и объяснили ситуацию.

— Так, — поджал губы мэр. — Васса, чтоб тебе век плеромы не видать, быстро анализ ситуации и оптимальный выход из нее! Васса!

— Я уже тут! — испуганно уявилась дхиан-коган Васса.

— Что мне делать?! — рявкнул на Вассу мэр.

— Нужно выйти к народу, — немедленно ответствовала Васса. — Официально заявить, что вы делаете все возможное по ликвидации последствий незарегистрированного акта оккультного воздействия. Укажите виновного, но призовите толпу к конституционной терпимости и запретите самосуд. Задействуйте ауру номер три — «Отец-кормилец». Народ поймет, что вы живете его проблемами и готовы пойти на все, чтоб проблемы ликвидировать. Да, для пущей убедительности можете упомянуть про жидомасонский заговор и сантехников-вредителей.

— А это еще зачем?!

— Народу всегда нужны виноватые, на ком можно отвести душу. Теория жидомасонского заговора — это беспроигрышный вариант. И сантехники-вредители тоже актуально звучит.

— Ладно, — сдался мэр. — Надо идти. Я служу своему народу. К тому же скоро выборы. Маргуся, — обратился мэр к своей старшей секретарше — эта дама была единственной, кто умел толково работать на власть, — подкачай-ка мне харизмы. У тебя это всегда хорошо получается.

Секретарша немедленно принялась за дело. Васса безучастно смотрела, как подопечный ее астральному влиянию мэр наливается харизмой, словно яблоко сорта «богатырь» румяной спелостью.

— Ну, будет, — через минуту сказал мэр, любуясь на себя в волшебное зеркало. Отражение господина Торчкова дышало здоровым, одухотворенным альтруизмом с признаками оптимизма и небольшими вкраплениями хилиастических чаяний. — Я ж всего городской голова, а не президент. Надо быть скромнее. Иначе народ не поймет столь благостного выражения моего лица. Озабоченности надо подбавить. Здравой и серьезной озабоченности.

Маргуся несколькими пассами подбавила озабоченности.

— В самый раз, — похвалил секретаршу мэр. — Вылитый слуга народа. Пойду. Ждет меня многострадальный наш электорат!

— Изяслав Радомирович, — опасливо сказала секретарша, — охрану бы вам…

— Нельзя, Маргуся, — серьезно и печально ответил придавленный харизмой мэр. — Народ не любит намеков на его агрессивность. А секьюрити — это намек. Я подставлю людям свое открытое сердце…

На этой высокой ноте мэр покинул кабинет.

Васса покачала головой:

— Как нахаризмится — дурак дураком! Нужно его сердце народу, как же…

А секретарша язвительно усмехнулась и набрала номер поста охраны:

— Миша, Денис, мэр вышел, проследите, чтоб все было спокойно…

Но предупреждать охрану нужды не было. С того момента как у стеклянных дверей мэрии разливанной лужей заплескался народный митинг, охранники вышли на ступеньки парадного входа и принялись старательно вычерчивать сдерживающие руны. Получалось у них не очень хорошо — мешала негативная аура сердито настроенного электората. Кроме того, площадь и ступеньки перед мэрией были покрыты сплошным, колышущимся, словно волны спелой ржи под ветерком, ковром саранчи. Едва мэр появился перед народом, как площадь взорвалась криками негодования:

— Мэра — долой!

— Спасем город от магического нашествия!

— Даешь народу объективную реальность!

— О чем вы думаете, маги? Вы нас погубите своими экспериментами!

Мэр пробормотал заклятие, усиливающее голос безо всяких мегафонов, и заговорил:

— Дорогие сограждане! Я прежде всего призываю вас к рассудительности и спокойствию!

В ответ на это из митингующей толпы раздались несознательные выкрики насчет того, что спокойствие в нынешней ситуации просто гибельно.

— Мы контролируем ситуацию, — не краснея, соврал мэр. — Мы уже привлекли специальные силы на борьбу с саранчой, и я обещаю вам, что уже к концу этого дня все наладится!

— А как вы вообще могли такое допустить?! — гневно вскричала широкоформатная дама, директор краеведческого музея «Щедровские древности» Евпраксия Герцык. — Где ваша волшебная прозорливость?! Вы оставили город на растерзание ментальному терроризму!

Мэр поморщился. Мадам Герцык была его непреходящей зубной болью. Когда-то она пыталась практиковать как ясновидящая, но потенциал у нее был нулевой, поэтому пришлось перебросить ее на заведование музеем. После этого мадам Герцык не упускала случая отмстить привилегированным оккультистам за непрестижность и малооп-лачиваемость своей должности.

— Сударыня, — с наивозможным терпением обратился к Евпраксии мэр. — Не может быть и речи о терроризме. Мы делаем все необходимое, чтобы ликвидировать последствия… Я, так же как и вы, болею душой за наш город, за людей (и за нелюдей тоже), за демократию! Толпа заколыхалась, выплеснув на ступеньки мэрии, к импровизированной трибуне, плюгавого пожилого «юношу» с острым синеватым носом, мокрыми губами и противной привычкой вечно косить глазами в какое-то прекрасное далеко. В тщедушных ручках «юноша» тискал замусоленный микрофон. Мэр тоскливо сглотнул слюну. Пожилой юноша был не кем иным, как печально известным репортером прожженной радикальной газетенки «Реальный рубеж», отличавшейся крайней одиозностью взглядов и страстью к скандальным, но непроверенным фактам. Имя репортера было Сидор Акашкин, но подписывал он статьи громким псевдонимом Не Любимый За Правду. Впрочем, не любили его вовсе не за правду, а за извращенную страсть к порче чужих репутаций и публицистический произвол. Сидор страдал псориазом, сенной лихорадкой, заиканием, энурезом и клаустрофобией, часто лежал в больницах с переломами той или иной конечности — все это было результатом тех проклятий и наговоров, которые сыпались на Сидора в результате крайнего неприятия его образа действий.

— Гэ-гэ-гэ-гэспэдин мэр! — проверещал Сидор. — Правда ли, что нашествие саранчи на город связано с появлением в Щедром нового могущественного колдуна?