Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа Страница 16

— Я — хозяин, — важно надувал он пухлые щеки, — и делаю в своем доме, что хочу.

— А если сюда придет милиция? — краснея от беспомощности, спрашивала я. — Кого они заберут в тюрьму? Меня, так как ты в их понимании не существуешь.

— Как это не существую! — кипятился домовой. — Еще как существую!

— Родненький, пожалуйста, не подводи меня, — хваталась за сердце я, — давай вернем награбленное добро хозяевам.

— Думаешь, я помню, что у кого прихватизировал, — с радостью щеголяя незнакомым словом, важничал грабитель. — Но ладно, Алиса, не люблю женских слез, особенно твоих. Давай подумаем, кому подарить нам все это богатство.

Совместными усилиями решили, что, поскольку мы не знаем собственников многочисленного барахла, лежащего мертвым грузом в нашей небольшой квартирке, то мы направим их небесной почтой в местный детский дом. Пусть сироты пользуются.

— Не отрицаешь же ты, детка, что на гроши, выданные тебе Серегой, не прокормишься, — как-то грустно проговорил домовой, неприязненно оглядывая компот и тарелку с манной кашей.

Маргарита кисло сидела рядом со своей порцией диетического кушанья, алчно поглядывая на птичек, благодарно клюющих хлебный завтрак за окном.

— Мои финансы поют романсы, — вздохнула я, но лучше бы я этого не делала.

— Тебе нужны деньги, — поскреб в затылке Жемчужный, — сейчас они у тебя будут!

— Нет, нет! — заорала я. — Мы же с тобой договорились, что воровать нельзя!

— А воровать у тех, кто ворует? — ехидно поинтересовался Карлос. — Например, у прославленного в определенных кругах Кольки Жука, вовсю торгующего различной наркотой?

— Какого Кольки? — икнула я.

— Из шестьдесят восьмой квартиры. Третьего дня Трифон рассказывал, что у Коляна денег куры не клюют, — горделиво оповестил меня дух.

— Кто такой Трифон? — представляя жуткие муки в аду, всхлипнула я.

— Хозяин той богатой квартиры, — пояснил старый воришка.

— Отец негодяя? — снова икнула я.

— Домовой, — осуждающе покачал головой фанат телевизионных программ.

— Куда смотрит милиция? — передернула плечами я.

— В свои карманы. Туда милостиво кидает баксы Жук, — важно пропыхтел дух. — А ты смогла бы прожить на пять- шесть тысчонок зарплаты, которую платит беднягам ментам государство?

Дискутировать на тему: «государство делает вид, что платит, мы делаем вид, что работаем», мне не хотелось. Чувствовала, что спор проиграю.

— И какой доход у наркоторговцев? — робко поинтересовалась я.

— У них огромный доход, Алиса, — широко развел руками элементал. — Они владеют фабриками и заводами, рудниками и бензозаправками, магазинами и рынками.

— Да уж, — вздохнула я, — от каких-нибудь нескольких десятков штук в месяц преступники не обеднеют.

— Умничка, — заулыбался жулик.

— Хорошо, возьму у тебя деньги, — согласилась на предложение мошенника вынужденная подельница, — да тонну всевозможных продуктов, чтобы прокормить Ваше Величество, мне не притащить.

— Какой базар! — хвастливо хохотнул инвестор. — А Карлос на что?

— Ты пойдешь со мной по магазинам? — ужаснулась я.

— Естественно, моя красавица, — елейным голоском пропел Жемчужный и резво побежал в спальню.

Вышел он ровно через пять минут, облаченный в красный пиджак в крупную синюю клетку и голубые бархатные панталоны. На его носу красовались очки в золотой оправе.

— Хочешь, чтобы я пошла на люди с попугаем? — всплеснула руками я.

— С каким? — оглядываясь по сторонам, насторожился домовой.

— Разве так одеваются, Карлос, — покачала головой я. — Ты видел, в чем ходят мужчины?

— Но мой прикид несомненно очарователен! — несмело пискнул стиляга.

— Нет, милый денди, ты сейчас же сбреешь мочалку на бороде и пойдешь со мной в обыкновенных черных брюках и свитере. Кстати, на улице зима и необходима теплая куртка, — решительно скомандовала я.

— Идет, мадам, — в мгновение ока избавляясь от козлиной принадлежности своей запоминающейся внешности, согласился со мной Жемчужный.

— Раз, два, три! — закричал любитель зимних прогулок, меняя клоунскую одежду на строгий костюм эсэсэсэровского чиновника.

Мы вышли на улицу. Падал редкий снег. Стараясь хоть на время забыть, как коротка его земная жизнь, человечество неслось по своим неотложным делам. Рынок гудел, как пчелиный рой. Бесцеремонная, уже знакомая мне, торговка препиралась с плохо одетыми покупателями. Карлос прислушался к ее визгливому голосу и остановился.

— Чем она недовольна? — удивленно приподнимая кустистую бровь, украшенную нежной узорчатой снежинкой, спросил он у меня.

— Устала, наверное, — сфальшивила я. — Погляди, как ей, бедной, приходится обряжаться: китайский пуховик, шапка из драной кошки, стоптанные сапоги. А ведь она еще молодая, и ей, наверное, хочется музыки, танцев, песен вместо каторжной работы на морозе.

Домовой хмыкнул, довольно потер ладошки, и угрюмая продавщица, затянув резким, простуженным голосом: «девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани», пустилась в пляс, отчаянно крутя толстой задницей, обтянутой блеклой вьетнамской тряпкой. Сразу стало весело. Недоумевающие покупатели, пару раз икнув от неожиданности, остановили бег на различные дистанции и заржали так, что буйная толпа малообеспеченных и просто экономных граждан повалила в сторону аттракциона. Давали бесплатное зрелище, а российский человек на халяву падок.

— Солнышко, сейчас же прекрати комедию, — со слезами воззвала я к фокуснику, дергая его за красное от мороза ухо. — Пусть эта несчастная снова начнет заниматься своим делом.

— Но ей невероятно прикольно, — удивилось неожиданной просьбе «солнышко».

Внезапно остановившись, раскрученная звезда базара потеряла равновесие и, падая, ухватилась большими замерзшими лапищами за шаткий прилавок. Измученный долгой ролью Атланта, тот с удовольствием опрокинулся на бок, облегченно сваливая с себя на ожиревшую мучительницу порядком надоевшие товары.

Издавая отвратительные квакающие звуки, толпа заколыхала разнообразными животами. Невменяемая танцовщица неуклюже поднялась с грязного снега, дикими глазами окинула ненавистное человечество, и бросилась наутек, с остервенением пробиваясь сквозь хохочущее людское стадо наружу — к спасению.

— Мое, — бросаясь к бесплатным харчам, противно запищал долговязый, худой подросток в рваной куртенке с чужого плеча, — мое, мое!

— Отчаль! — навалился на него всей тяжестью грузного тела молодой бомж, протягивая трясущиеся руки к соевым «мясным» консервам. — Вороне как-то бог послал кусочек сыра. Ура! Закусь!

— А мне? — беспардонно расталкивая зевак, прошамкала бабуся в пальто покроя начала предыдущего века. — Сыночки, я тоже кушать хочу!

— Ах ты, карга старая, — задохнулась от возмущения сухопарая молодица с двумя близняшками, до сих пор стоявшая в нерешительности, — да тебе подыхать пора, а туда же, маслица ей захотелось!

Вавилонское столпотворение заставило меня крепко зажмуриться.

— Пойдем, — дернула я за рукав вмиг повеселевшего Жемчужного, — не от хорошей жизни люди стали такими.

ГЛАВА 14

АМЕРИКАНСКИЙ ДЯДЮШКА

Домой я вернулась злая. Во время пути домовой норовил забежать вперед, чтобы по-собачьи заглянуть мне в глаза.

— Почему ты рассердилась на меня, Алисонька? — подлизывался старый шутник. — Разве я поступил плохо, доставив даме удовольствие продемонстрировать перед многочисленной аудиторией свои таланты?

— Никогда, слышишь, никогда не играй с людьми, они — не игрушки, — процедила сквозь зубы я.

— Хорошо, — слишком быстро согласился дух, разбирая сумки и вонзая зубы в батон докторской колбасы, — ладно, миленькая, я больше не буду.

В дверь позвонили. Усталая почтальонка, закутанная в теплый пушистый платок, принесла телеграмму от Сергея, в которой он сообщал, что завтра непременно будет дома. С любопытством повертев в руках кусочек бумаги, я с удовлетворением подумала, что сей анахронизм стал появляться на свет божий все реже и реже. Но в той глуши, где проходил реабилитацию бывший муж, роуминга до сих пор не было.

Оставалось решить задачку с двумя неизвестными: быть или не быть. С одной стороны, я его люблю, с другой, он изменил, пусть даже и при помощи колдовства. Он спал с Нинкой, называя ее любимой. Я же патологически брезглива, что и помогало до сих пор сохранять верность мужу. Тела чужих мужчин отталкивали меня только тем, что не походили на тело несравненного Сереженьки. Их руки, ноги, уши, носы совершенно не устраивали меня своей непохожестью на руки, ноги, уши и нос единственного и неповторимого. Если бы у Сергея был хвост, то и тогда, с содроганием посматривая на бесхвостых, я бы сочла, что мужчине он просто необходим.