Александр Сивинских - Гончий бес Страница 16

— Старикан велел передать, чтоб вы посидели денёк-другой дома. Того дядьку, который спёр документы из архива… Вы ведь понимаете, о каких документах речь?

Мы слаженно кивнули.

— Так вот, его сегодня ночью убили. Очень нехорошо убили, после пыток. А сами документы уничтожили. Кто — неизвестно.

— С нашим клиентом Сул об этом разговаривал? — спросил Жерар.

— Да. Клиент божился, что не при делах. Только почему-то сразу после разговора с Сулейманом метнулся на аэродром и улетел.

— Куда?

— Без понятия.

— Чертежи забрал?

— Ага. Шеф в гневе. Собрался лететь вдогонку и поспрашивать по-настоящему. Уже, наверное, умчался. Так что присматривать за вами сейчас некому. В принципе, старикан намекнул, что не будет возражать, если эти несколько дней у вас поживу я.

— Отлично! — тявкнул Жерар. — Я за.

— Зато я против.

— Почему? — огорчилась Зарина. — Разве я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, — признался я. — Именно поэтому.

— Странная логика. А может, ты голубенький, Пашенька?

— Нет, Зариночка, не голубенький. Просто с малолетками не связываюсь.

— Надо ещё разобраться, кто тут малолетка, — проговорила она с иронией, но глаза у неё потемнели. — Ну да ладно, дело хозяйское. Только учти, рано или поздно мне надоест хранить целомудрие для тебя, и я ударюсь в распутство. Хочешь стать причиной моего морального падения?

Ещё мгновение, и эта чертовка добилась бы своего. Я уже готов был сдаться — и будь что будет!.. Но в этот момент загудел телефон. Звонила щучка.

Зарина услышала в трубке женский голос, одарила меня презрительным взглядом, и ушла. Не прощаясь.

Настроение у Дарьи было превосходным. Она разошлась, как никогда раньше. Шутила напропалую, смеялась, выдумывала прямо на ходу какие-то нелепицы. Почти не употребляла по отношению ко мне обычных своих «безобразников» и «шалунишек». Словом, вела себя, не как щучка — пожирательница мужчин, а как обычная женщина. Кажется, она была малость навеселе.

— …До касс добралась без приключений. Разве что разлила по дороге бутылку шампанского, отняла у отставного артиллериста с ноутбуком две контрамарки в цирк да про-двинула перспективного молодого автора в престижное издательство, — заливалась Дарья. — Но это пустяки, не относящиеся к делу. Увы, в кассах случилась маленькая неприятность. В филармонии, куда мы с тобой собирались, была кровопролитная давка. Рвущиеся за билетами меломаны не считались со своей жизнью и ещё меньше с чужими. «ОМОН» и пожарные с водомётами лютовали. Голодное вороньё на крышах нетерпеливо орало. Будучи добра к людям, я не стала усугублять ситуацию. Вместо билетов на струнный концерт взяла у смирного интеллигентного распространителя с ангельской внешностью биле-ты на Игоря Годова и группу «Русское Поле Революций». О чём и сообщаю тебе с радостью!

Портить настроение счастливой женщине — занятие гадкое. Я запыхтел, запокашливал и наконец пробормотал:

— Знаете, Дарья, тут такое дело… Кажется, я не смогу пойти…

— Почему? — спросила она грустно. — Стесняешься моего возраста? Не переживай, я буду вести себя скромно. Как старшая сестра.

Это было невероятно! Я ждал чего угодно — истерики, оскорблений, командирских выкриков. Я готовился сражаться с атакующим противником. Но печальная кротость меня сразила.

— Хорошо, — сказал я. — Где встречаемся?

— Заеду сама, — пообещала Дарья.

Я положил трубку. Жерар смотрел на меня полным сочувствия взглядом.

— Ты рехнулся, чувачок, — тихо сказал он. — Ты просто рехнулся.

Ничего не ответив, я налил себе остывшего чаю и стал медленно пить, глядя в окно. Наверное, бес был прав. Наверное, я идиот. Ну и пусть. Зато не окончательный подонок.

Концерт проходил в клубе «Точка», что в одном здании с Театром музыкальной комедии. Это меня сразу насторожило — и, как оказалось, не зря. Ещё на дальних подступах к месту сейшна несколько юных поклонниц оперетты в бальных платьях с откровенностью одалисок предлагали каждому, кто откажется пойти на «Рупор», все радости жизни. А тому, кто всё же пойдёт, предрекали ужасы смерти. Поясняли тем, что Игорь Годов, ли-дер группы, объявил себя восставшим из могилы. Он и впрямь несколько лет назад умер и даже был похоронен. А сейчас вот ожил.

«Великолепный рекламный трюк», — заметила Дарья по этому поводу.

Она была хороша. Проклёпанная «косуха», чёрная майка с оскаленной харей какого-то чудовища, чёрные джинсы, «казаки» с окованными железом носами. Макияж в тёмных тонах, серьги с козлиными черепами, ногти под чёрным лаком. Словом, настоящая фанат-ка рока. Не то, что я — в обычной одежде, да ещё из-за отворота куртки выглядывает Жерар. Литл дэвил-дог наотрез отказался отпускать меня одного. И вот теперь по его милости я выглядел дурак дураком. Юноша с собачкой. Тьфу!

Возле «Точки» народу было густо, все курили и хлебали алкоголь, и мы туда не торопились. Прогуливались туда-сюда, культурно беседуя. Вернее, болтала преимуществен-но щучка. Мы с Жераром помалкивали. Он по причине того, что собаки вообще-то не раз-говаривают, а я от застенчивости. Называть себя на «вы» Дарья запретила, а говорить «ты» тридцатипятилетней женщине я не решался. До бесконечности отмалчиваться было, конечно же, невозможно. Чтобы соблюсти хоть каплю приличия, я решил купить мороженое. Когда ешь эскимо, не до разговоров.

Возле тележки мороженщицы нас поймали телевизионщики. Бригаду возглавляла плотненькая, подвижная и довольно симпатичная корреспондентка.

— Молодой человек, — обратилась она ко мне, — можете ответить на несколько вопросов?

— Что ж, попробую, — сказал я. — Трудно отказать такой прелестной барышне.

Корреспондентка расцвела. Дарья демонстративно отвернулась. Жерар нагло уста-вился в камеру.

— Скажите, вы пришли на концерт «Рупора»?

— Совершенно верно.

— Замечательно! В таком случае, как думаете, Игорь Годов — настоящий? Мистифицировал свою смерть и скрывался всё это время где-нибудь в деревне? Или, — корреспондентка сделала «большие глаза», — действительно восстал из могилы?

— Уверен, он зомби, — понизив голос, проговорил я. — А концерт призван замаскировать жуткий обряд пополнения армии живых мертвецов. Всех зрителей умертвят с помощью яда, налитого в пиво клубного бара — вы же знаете, что проходить в «Точку» со своими напитками строго запрещено? — а потом поднимут и отправят на завоевание мира!

— О! — притворно ужаснулась корреспондентка. — А вас разве не пугает перспектива пополнить армию зомби?

— Ничуть. Более того, признаюсь, я как раз прибыл, чтобы положить конец этому кошмару. Смотрите, не проболтайтесь организаторам концерта!

— Обещаю! — расхохоталась корреспондентка. — Но пообещайте и вы, что первое интервью после победы дадите нашему каналу.

— Не просто каналу, а лично вам! — заявил я.

Продолжая хихикать, она увела свою команду допытываться у кого-то ещё про Годова и предстоящий концерт.

— Вижу, понравилась девочка? Со мной ты не такой говорливый, — укоризненно за-метила Дарья.

— Ну… я же просто шутил.

— Я так и поняла. Ладно, доедай быстрее своё эскимо, шутник. И пойдём на прорыв. Толпа поредела.

На входе в «Точку» стояли суровые охранники с детекторами металла. Помимо билетов их интересовали колющие и режущие предметы, огнестрельное оружие, взрывчатка и полоний-210. А также спиртное. Наверное, собирали гуманитарные посылки для провинциальных скинхедов. У Дарьи оказалась с собой фляжка виски. Отдавать церберам тридцатилетний скотч она не захотела, пришлось совать откупные. Впрочем, на фоне цены коллекционного алкоголя это были гроши.

Дизайн клуба оказался миленьким, если не сказать домашним: повсюду ртутные лампы, красные фонари и прожекторы чёрного света. Готы были бы в восторге; я зевал.

Зато в углу концертного зала обнаружилось нечто интересное: страшненькая яма размерами примерно полтора на два метра и глубиной около семи футов. Яма была не огорожена, внизу валялась поломанная мебель и мятая обёрточная бумага в подозрительных пятнах.

— Туда сбрасывают трупы забитых панками гомосеков? — предположил я.

— Нет, это просто раздевалка, — сказала Дарья и нехорошо усмехнулась.

Жерар отвёл взгляд в сторону. Буду держаться подальше, решил я.

Перед концертом нам пришлось вынести получасовую пытку электронной музыкой и черно-белыми видеоклипами, а также табачным дымом. Я спросил у Дарьи, не запах ли мертвечины маскируют воскурения, вместо ответа она с хохотом предложила мне свою фляжку. Виски отдавал жжёной пробкой и прелым сеном. Видимо и в самом деле тридцатилетний.

Сидячие места имелись только вдоль стен, но были почти не заняты. Народ волновался и бестолково бродил по залу. Возле бара было пустовато: цены там кусались. Я за-метил в толпе давешнюю корреспондентку — уже без оператора, — и помахал ей рукой.