Анджей Сапковский - Бестиарий Страница 17

Свитезянки

Разновидность русалок. Места обитания свитезянок, вопреки общепринятой теории, вовсе не ограничиваются озером Свитeзь на Новгородчине. Живут они и во многих других водах. Причем именно Свитезь получила название от свитезянок, а не наоборот. Корень называния (свит) — индоиранско-авестинекого происхождения.

Свитезянки большие любительницы поозорничать и завлекать юношей — как правило, на их погибель.

Тут распахнулись топкие ткани,Перси манят белизною;Дева подходит легче дыханья,«Юноша! — кличет, — за мною»[46].

С самим же озером Свитезь связана другая — также поведанная Мицкевичем — легенда. В XIII веке Свитезь был городом, с давних пор владением княжеского рода Туганов, вассалов могущественного князя Мендога, объединителя литовских земель. Когда-то под угрозой русского вторжения Мендог потребовал, чтобы князь Туган во исполнение вассальных обязанностей выступил конно и вооруженно со всем своим людом, способным носить оружие. Туган исполнил приказание, и в Свитезе остались одни женщины и дети. Едва опустилась ночь, как начался крик — это явились московские орды. У города, оказавшегося без защитников, не было шансов выстоять. Под ударами таранов рухнули ворота, женщины и дети заперлись в башне и, видя, что Русь уже врывается к ним, начали, чтобы избежать насилия и позора, одна за другой кончать жизнь самоубийством. Тогда дочь князя Тугана воздела руки и глаза к небу и призвала божью помощь. И тут мгновенно все обитательницы Свитезя вместе с детьми превратились в водные цветы, а сам город — в озеро. Таким-то вот путем свитезянки не только спаслись от позора и неволи, по и отомстили агрессорам. А как именно, о том говорит поэт:

Но был царю и всем врагам урок:Победу празднуя над нами,Иной из них хотел сплести венок,Иной — украсить шлем цветами.Но лишь к цветам притронулись они,Свершилось чудо правой мести:В недуге страшном скорчились одни,Других застала смерть на месте.[47]

У озера Свитезь призраки появляются и до сих пор. Ей-богу, страшно слушать, когда рассказывают об этом старики, и страшно вспоминать на ночь глядя.

Сирены

В греческой мифологии считались дочерьми речного божества Ахелоя и одной из муз (то ли Мельпомены, то ли Терпсихоры). Они были подружками забав Персефоны, а в наказание за то, что не помешали Аиду похитить ее, были превращены в чудовищ: полуженщин-полурыб. Им велено было жить на скалистом острове, откуда своим сладостным пением они заманивали проплывающих мимо моряков. Однако горе тому, кто, околдованный голосом сирен, отваживался высадиться на их острове. Несчастный погибал, разорванный на куски.

Когда мужественный Одиссей отплывал от острова, на котором проживала волшебница Цирцея (Кирка), она наставляла его такими словами:

Дело одно совершил ты успешно; теперь со вниманьемВыслушай то, что скажу, что потом ты от бога услышишь.Прежде всего ты увидишь сирен, неизбежною чаройЛовят они подходящих к ним близко людей мореходных.Кто, по незнанию, к тем двум чародейкам приближась их сладкийГолос услышит, тому ни жены, ни детей малолетнихВ доме своем никогда не утешить желанным возвратом:Пением сладким сирены его очаруют, на светломСидя лугу; а на этом лугу человечьих белеетМного костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья,Ты же, заклеив товарищам уши смягченным медвянымВоском, чтоб слышать они не могли, проплыви без оглядкиМимо…[48]

Сиреной, правда, пресноводной, была Лорелея. Сидя на скале над Рейном — правый берег у Сант-Горсхаузена, на полпути между Майнцем и Кобленцем, забавлялась тем, что, напевая и расчесывая златые волосы, отвлекала внимание моряков, корабли которых и лодки разбивались на острых порогах, а сами они тонули.

И силой плененный могучей, Гребец не глядит на волну,Он рифов не видит под кручей, Он смотрит туда, в вышину.Я знаю, волна, свирепея,Навеки сомкнется над нимИ это все ЛорелеяСделала пеньем своим.[49]

Тем, кого удивит сопоставление вышеприведенных убийственных чудовищ, восседающих в окружении обглоданных мослов и разбивающих лодки, с «маленькой Сиренкой» (у нас, в России — «Русалочкой». Е.Вайсброт) Андерсена, поясню, что виною тому убогая польская номенклатура. В польском языке сиренами принято называть также морских нимф, женщин с рыбьим хвостом, в отличие от классических греческих (Гомеровских) сирен отнюдь не кровожадных. Mermaids либо Mecrjungfraum (в оригинале у Андерсена — den lille Havfrue) — милых и симпатичных девушек с длинными волосами и красивыми бюстами в принципе следовало бы называть не сиренами, а морскими русалками или водными девами. Так поступают чехи, у которых они — morske vily.

Именно такие морские вилы, русалки и сиренки (не сирены) выступают в роли героинь многочисленных легенд, в которых (с менее трагическим результатом, нежели у Андерсена) сбрасывают рыбьи хвосты и становятся женами моряков либо рыбаков. Подобное супружество, правда, бывает непрочным и заканчивается дурно. Как и в сказании о Мелузине[50], связи людей с сиренками губят зависть, темнота и ксенофобия окружающих. Сказки эти, как легко убедиться, осмотревшись вокруг, ничуть не потеряли своей актуальности.

Известны сиренки и в других мифологиях: Атаргатис, женщину-рыбу почитали наряду с Дагоном финикийцы из Аскалона как богиню плодородия. В нордических легендах бытует Маегугер с длинными волосами и большими грудями. Много общего с сиренкой также у шелок, встречающихся от Бретани до Фарерских Островов и Исландии.

Стрыга (Stryga)

Разновидность кровожадного славянского упыря. «Внезапно решившись, Витослав Стшегоня, прозванный Голованом, оборачивается к братьям Збылюту и Инбраму:

— Сейчас я позову ее! Опустите забрала! Не смотреть! Он задирает голову к нему и голосом, полным нескрываемого ужаса, трижды кричит:

— Стрыга! Стрыга! Стрыга!

И она прилетела… Со свистом рассекая воздух, посреди азиатской пустыни явилось славянское чудовище, упыриха. Двойной ряд зубов на мертвом лице, пальцы с загнутыми когтями, холщовый саван, голый череп… Бог она села на шею язычника, с легкостью перекусила сталь, впилась зубами в тело… За первым последовал второй, третий, четвертый…»[51]

У славянской упырихи совсем неславянская этимологии. Начало идет от латинской «striga» — старая колдунья, ведьма (отсюда теперешнее итальянское «strega» — колдунья), по-гречески «strix» — сова, потому что стрыга, как и сова, обожала ночь. А вот мужской вариант стрыги — стрыгонь — по Брюкиеру, чисто славянское изобретение.

С пряхами присядем. До зариБудем петь припевки: Упыри,Ведьмы, стрыги, страхи, гномы —Все до чертиков знакомы…

В зависимости от демонологической версии стрыга либо разрывала и пожирала свои жертвы, либо высасывала из них кровь (со смертельным для жертвы исходом или же нет). Стрыгами становились седьмой ребенок, дети, умершие без крещения, дети, зачатые во грехе, особенно инцесте, а также дети атеистов. Ну и сами атеисты. Особенно такие, через трупы которых перепрыгнула кошка.

Сфинкс (Sphynx)

Чудовище-людоед с головой женщины, телом и конечностями льва, а для полного комплекта — орлиными крыльями и хвостом змеи. Этимология: на греческом «sfingein» значит «держать». Больше других известен легендарный сфинкс, объявившийся неподалеку от Фив в Беотии, куда прибыл аж из Эфиопии, вроде бы «по делу» богини Геры, которая за что-то разобиделась на фиванцeв и отомстила им, прислав чудовище. Лежа в небрежной кошачьей позе на придорожной скале, сфинкс задавал проходящим мимо загадки и шарады: тех, кто сумел их разгадать, пропускал, не сумевших блеснуть интеллектом — убивал и пожирал. Наконец он придумал такую загадку, которую отгадать не мог никто, в результате вокруг сфинкса нагромоздилась куча несъeденных жертв, а сфинкс стал истинной напастью округи. Что, надо сказать, немного удивляет, ведь загадка-то не была такой уж трудной: «Кто, — вопрошал сфинкс, — утром ходит на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером на трех?» Эдип, прибывший в Фивы из Коринфа, запросто догадался, что речь идет о человеке, в детстве ползающем, в зрелые годы ходящем на двух ногах, а в старости опирающемся на палку. Услышав ответ Эдипа, сфинкс бросился в пропасть, не иначе как разозлившись на собственную неизобретательность и тупость.