Татьяна Рябинина - Кроссовки для Золушки Страница 17

- Ну, не сто, а всего сорок.

- Все равно. А что, очень нужно?

- Очень. Впрочем, мне и документы вряд ли помогли бы. Я даже его фамилии не знаю. У меня только фотография есть старая и все.

- Покажи-ка! – потребовала Галка.

Я достала из сумки фотографию близнецов и протянула ей.

- Да им сейчас лет шестьдесят, а то и больше! – фыркнула она. – А зачем тебе это, если не секрет?

- Видишь ли, - вздохнула я от необходимости в очередной раз соврать, - я в частном детективном агентстве подрабатываю. Вот такое задание дали, выяснить личность. Ношусь, как савраска, а толку ноль.

- А на каком они отделении учились, знаешь?

- Нет.

- Жаль. Хотя неважно, с тех пор все равно уже ни одного преподавателя не осталась, разве что ассистенты какие-нибудь. Ну, кто тогда был аспирантом, ассистентом. Слушай! – Галка с размаху хлопнула себя по лбу. – Ты Буханкина помнишь?

Несмотря на то, что со времени последней моей встречи с означенным субъектом прошло ровно десять лет, меня передернуло. Буханкин был доцентом кафедры русской литературы и читал нам один из разделов XIX века. Его кличка в полном варианте звучала как Дерьмохреналин в буханках, а в усеченном – Дерьмо или Хрен. Большего садиста и вообще мерзейшего типа среди преподавателей, пожалуй, не было. Сдать ему экзамен с первого захода на троечку считалось редкой удачей и мало кому удавалось. Многие ходили на пересдачу раз по пять, а то и вовсе вылетали из университета по его милости. Договориться с ним полюбовно было нереально, а взяток он принципиально не брал. А чего стоили его вечно сальные жиденькие волосенки, зачесанные набок, присыпанный перхотью пиджак, купленный, вероятно, еще к школьному выпускному балу, и вонючий «Беломор»!

- Его забудешь! – фыркнула я.

- Так вот он окончил наш факультет примерно в это время, - она кивнула на фотографию. – То ли в 66-ом, то ли в 67-ом, не помню.

- И что?

- А то, что надо показать ему фотографию. Может, вспомнит. Да не бойся ты, - засмеялась она, увидев, как вытягивается моя физиономия. – Тебе же не надо ему экзамен сдавать.

- А где его искать?

- Десять минут назад он сидел в буфете и поглощал сосиски. Пошли!

Я еще колебалась, но Галка схватила меня за руку и потащила к буфету. Тому самому, где мы каждый день давились в очереди за увядшим салатом, жидким кофе и пресловутыми сосисками. В Татьянин день там украдкой продавали даже пиво. С тех пор буфет превратился в некое подобие кафе, и цены соответственно подросли. Студентов, разумеется, не было, а абитура еще не осмеливалась пользоваться всеми привилегиями полноправных обитателей университетских джунглей. За одним столиком сидели несколько барышень из приемной комиссии, а за другим в одиночестве попивал чаек Буханкин. Он мало изменился, даже пиджак, похоже, был тот же самый. Разве что волосы совсем поседели, но от грязи это было не слишком заметно.

- Виталий Аркадьевич, - прощебетала Галка, плюхаясь на стул рядом с ним, - нам нужна ваша помощь. Только вы можете нам помочь.

Буханкин сурово сдвинул шерстистые брови.

- И никто кроме вас. С вашей замечательной памятью, - добавила она.

Брови слегка раздвинулись. Выхватив у меня фотографию, Галка сунула ее Буханкину под нос.

- Вот.

- Что вот? – угрюмо поинтересовался он.

- Вы не помните этих парней? Они, может быть, учились здесь в одно время с вами.

- Оба?

- По крайней мере, один. Иначе зачем им фотографироваться у наших дверей?

- Резонно, - согласился Буханкин и принялся рассматривать фотографию. Возможно, ему и не хотелось этого делать, но он элементарно попался на подначку с «великолепной памятью».

- Что-то очень смутно знакомое, - наконец сдался он. – Очень смутно. И вряд ли они учились здесь оба. Все-таки близнецов легче запомнить. Вот, например, сестер Копейкиных я прекрасно помню, хотя они были на два курса младше и на французском отделении. На нашем никто из них точно не учился. Может, кто-то из них поступил, когда я уже заканчивал, или наоборот, заканчивал, когда я только поступил? И потом, есть же еще вечернее отделение, заочное. Люди-то мелькали, особенно во время сессий, но мы их совсем не знали.

Покачав головой, пожав плечами и сделав еще ряд незамысловатых движений, Буханкин порекомендовал нам обратиться к трем преподавателям, учившимся примерно в одно время с ним. Один из них оказался в отпуске, двух других мы с Галкой все-таки нашли, но это ничего не дало. Близнецов никто вспомнить так и не смог.

- Слушай, Кать, - деликатно кашлянул Кросс, когда я рассказала ему о своем походе в универ, - ты извини, конечно…

- Сейчас ты скажешь, что я сделала очередную глупость, - я повернулась от забитой посудой раковины, держа мокрые руки на весу. – Ну давай, излагай, умник.

- Ну, глупость не глупость… Ты же фотографию рассмотрела только на лестнице.

- Ты хочешь сказать?..

- Да. Именно это я и хочу сказать. Если предположить, что колдун и хозяин квартиры действительно братья, то не мешало бы узнать фамилию хозяина. А еще лучше – добыть его фотографию.

- Как у тебя все просто! – я так взмахнула мокрыми руками, что забрызгала стену. – «Узнай», «добудь»! И потом, по здравому размышлению, я теперь уже сомневаюсь, что они братья. Квартиру-то колдун снимал. Да и соседи знали бы. Представь, выходит он во двор, а ему: здрасьте, к примеру, Пал Палыч. А он: а я не Пал Палыч, я его брат.

- Не факт. Ты вот многих соседей знаешь? И почему тогда колдун свою фотографию хранил в хозяйских книгах?

- А кто тебе сказал, что это хозяйские книги? Может, это как раз его собственные, колдунские. Про сатану и ведьм, очень кстати. А с хозяином этим, может, они как раз на почве магии и скорифенились. Да и потом, любезный, опять же, по здравому размышлению, что нам с тобой может дать имя колдуна, тем более убитого? Нам твое имя надо узнать.

- А вот тут ты ошибаешься! – снисходительным тоном просветил меня Кросс. – Я имею в виду, насчет убитого. С чего ты взяла, что убитый – это и есть колдун? Может, все как раз наоборот. Ты сама об этом говорила. Иначе, зачем голову уносить, а?

- Трудно сказать, зачем. Мало ли какие у них, колдунов, обычаи. Но даже если ты и прав, что тогда? Найти его, поймать и пытать, пока не скажет твое имя? А не боишься, что он тебя еще во что-нибудь интересное превратит? В собачью какашку, например. И меня заодно.

Кросс демонстративно замолчал. Примерно так же обычно поступал и мой папа. Если сказанное мамой его категорически не устраивало, но контраргументов не находилось, он намертво замолкал, пока опасная тема сама собой не иссякала.

В четверг я работала, а в пятницу поехала на дачу. Вообще-то на этой неделе я туда вообще не собиралась: выходной предстоял всего один – воскресенье, к тому же в субботу вечером намечалась корпоротивная пьянка в честь юбилея шефа, не прийти на которую было просто опасно. Однако с дачи по телефону мне было высказано коллективное «фе», поскольку вот уже вторую неделю подряд я обрекала семью на голодную смерть. Бороться с культом еды было бесполезно, так что я предпочла по-быстрому исполнить трудовую повинность и вернуться обратно.

В субботу рабочий день был коротким: уже после обеда нас отпустили прихорашиваться. Обычно в таких случаях мы накрываем столы в холле клиники и заказываем еду в ближайшем ресторанчике. Считается, что это очень удобно, поскольку после еды, выпивки и танцев те, кто не попадали мордой в салат, могли уединиться в кабинетах на предмет «профилактического медосмотра». Я в это время незаметно исчезала по-английски. Но в этот раз шеф снял на вечер кафе.

Дома я бегала по треугольнику «комната – ванная – кухня», накручивала волосы на допотопные, но очень удобные электробигуди, гладила платье, а Кросс наблюдал за мной и угрюмо молчал.

- Ты что, на свидание собралась? – наконец он подал голос, в котором сквозили ревнивые нотки.

- Нет. У шефа юбилей. Корпоративная, так сказать, вечеринка.

- А-а, - протянул он. – Официальное коллективное блядство. Ну-ну.

- Не суди по себе! – обиделась я, хотя это было абсолютно правдой. – Это ты, наверно, всех баб в своей конторе перебрал. Или что там у тебя было.

- Не помню, - отрезал Кросс.

- Хорошо хоть не врешь: мол, что ты, что ты, я не такой, я хороший.

Он оскорбленно замолчал, но ненадолго:

- Ты что, в этом собираешься идти?

Что уж так ему не понравилось, не знаю. Ну мини – так ведь не по пейджер. Ну декольте – но трусы через него не видно и грудь не вываливается. Конечно, батюшка Димитрий такую форму одежду тоже вряд ли одобрил бы, но явиться на вечеринку застегнутой под горлышко – значит, стопроцентно обречь себя на насмешки. Оно мне надо?

Все шло по давно сложившемуся сценарию. Сначала парадный съезд с обязательным осмотром вечерних туалетов и украшений, затем поздравительная речь и вручение юбиляру коллективного подарка (в этом раз большой напольной вазы, поддельной китайской). Потом «уста жуют», изощрение в тостах (кто круче!), танцы и флирт. На подобные мероприятия у нас не принято приходить с супругами, исключение делалось только для виновника торжества. Оставшись без семейного присмотра, наши сластолюбивые медики во всю проверяли на практике законы комбинаторики, пытаясь составить из имеющихся в наличии дам и кавалеров наибольшее возможное число временных пар. Одна я выпадала из этой тенденции, чрезвычайно нервируя коллег.