Юлия Федотова - Свет. Испытание Добром? Страница 17

– Ладно, – сдался он. – Пусть выбирает сам племянник, из всех троих. Может, мы оба не в его вкусе, а Легивар как раз в его. Сделаем так. Расположимся на ночь неподалеку от фамильного склепа Айсхофов. Типа мы беспечные путники, забывшие, что на свете бывает Зло… Нет. Это уж слишком явно, он заподозрит ловушку. Лучше я начерчу пентаграмму, но неправильно, чтобы защита не действовала. Он решит, что ошибка была случайной, и захочет ею воспользоваться. Выберет кого-то одного, начнет обращать – тут мы его и прикончим.

– А не боишься, что он нас усыпит? Носфераты способны насылать на свои жертвы сон, – напомнил маг.

– Есть такое полезное растение полынь. Кружка отвара внутрь – и в ближайшие десять часов сонные чары тебе не страшны. Я уже велел хозяйке, чтобы заварила.

Да, Йорген все успел предусмотреть. Но Девы Небесные, какая же это гадость – полынный отвар!

Ночь сгущалась над Айсхофом, тихая, теплая. Сквозь тонкую пелену облаков размытым пятном проглядывала луна. Воздух был наполнен ароматом шиповника, его заросли густо покрывали склоны замкового холма. В один из склонов глубоко врос старинный склеп, такой неприметный, что увидеть его можно было, только оказавшись у самого входа, забранного перекошенной от старости дубовой дверью с коваными накладками. Издали же, особенно в темноте, родовая усыпальница фон Айсхофов казалась безобидной мшистой куртиной, местами оплетенной плющом. Внизу, у подножия холма, старая ива раскинула ветви над широким ручьем, заслуживающим, пожалуй, чести считаться маленькой речкой. В ветвях драной кошкой орала иволга. Со стороны Ганцендорфа доносился лай собак и хмельное пение – в одном из домов, запершись на засовы от кладбищенских гостей, гуляли свадьбу. В общем, обстановка была самой романтической.

– Красота, – умиленно вздохнул Йорген. – Чудесная ночь! Если бы я был носфератом, мне непременно захотелось бы размножаться.

…Пентаграмму он уже начертил, прямо на широкой тропе, ведущей наверх, к замку. В ней они и лежали теперь, скрывая под плащами оружие и старый кол, презентованный ради такого случая богентрегером фон Кнурром. Он сам заготовил его на племянника лет пятнадцать тому назад, когда еще был в силе, но так и не сумел пустить в ход. «Я буду молиться Девам Небесным, чтобы вам повезло больше моего!» – обещал он, и ланцтрегер чуть заметно поморщился: последнее время упомянутые Девы не вызывали у него прежней любви…

– Не болтай! – шикнул маг строго. – У них очень острый слух.

Замечание было справедливым, и Йорген притих, хотя это далось ему с некоторым трудом. Очень хотелось болтать, от полыни все трое чувствовали себя несколько взбудораженными. И не только от нее, надо признаться. Это для Йоргена охота на носферата была занятием рутинным – мало ли их пришлось отлавливать по всему Норвальду еще в те годы, когда ланцтрегер Эрцхольм по причине юного возраста на королевской службе не состоял и воевал ближе к дому под началом родителя своего Рюдигера фон Рауха, ландлагенара Норвальда. Правда, в роли приманки ему не приходилось выступать ни разу, для этого обычно использовали брата Дитмара или какого другого красавца из числа сыновей мелких трегеров и арендаторов. (Не потому, что фон Раух-старший делал скидку на нежный возраст Йоргена и не желал его жизнью рисковать, просто он искренне считал внешность среднего сына своего безобразной по причине примеси нифлунгской крови. И неважно, что ни одна из существующих на свете дам с этим категорически не согласилась бы – ландлагенар Норвальд не привык считаться с чужим мнением, тем более дамским.)

Так или иначе, опыт ночной охоты у Йоргена был, и он скучал, потому что не любил томительных ожиданий. В отличие от Легивара с Тииллом – тем не до скуки было. Нервничали оба страшно, хоть никогда бы в этом не признались ни себе, ни кому другому. Накануне Йорген очень обстоятельно, в подробностях, но совершенно без эмоций рассказал, как ЭТО будет происходить, что именно они должны чувствовать и как именно должны поступать, и по его словам выходило, что ловить благородных кровососов не намного труднее, чем, к примеру, стрелять кабанов. И при свете дня они склонны были ему поверить.

Однако во тьме все представлялось иначе.

Они лежали и с замиранием сердца вслушивались в ночные шорохи и скрипы, вглядывались в темноту из-под полуприкрытых век. Ждали. Мучились. И сами не могли понять, чего им больше хочется – чтобы носферат пришел скорее или чтобы не приходил никогда.

Но он конечно же явился, на их желания невзирая. Еще бы: чуть не у самого склепа заночевали путники, можно сказать – «завтрак в постель».

Высокая бледная фигура выплыла из мрака, стала медленно приближаться к «спящим». А им и в самом деле вдруг отчаянно захотелось спать. И волнение все ушло куда-то, так умиротворенно стало на душе… Но душа душой, и бог с ней совсем, главное – что полынь не позволила уснуть разуму, сознание оставалось ясным, хоть и были чары голодного племянника необыкновенно сильны, даже Йорген такого не ожидал.

И вот он уже переступил черту «неудачной» пентаграммы, склонился над жертвами своими. Наступил решающий момент. Чтобы понапрасну не беспокоить друзей, Йорген не стал упоминать об одной сложности, возникающей очень редко, но сулящей большие неприятности. Иногда, примерно в одном случае из ста (сам Йорген такому свидетелем не был, знал только из рассказов старших), носферат ведет себя не так, как рассчитывают охотники. Жертва оказывается совсем уж не в его вкусе, зато приходится по вкусу, и обращать ее он не желает, а желает есть. Или, если предложено несколько жертв на выбор, предпочитает сначала отобедать, а потом уже переходить к главному. Конечно, если у вас в засаде сидит отряд лучников, закутанных в мокрые плащи и вооруженных осиновыми стрелами, то разницы большой нет, как оно обернется. Но тот, кто выходит на носферата малым числом, рискует довольно сильно. Правда, не столько жизнью своей, сколько тем, что сбежит подраненная тварь и сто лет ее потом не выманишь, чтобы добить.

К счастью, племянник оказался носфератом типичным, и жажда продолжения рода пересилила его голод. Возникла заминка иного рода, которую Йорген не предусмотрел: проблема выбора. Три молодых парня благородных кровей, один другого красивее, лежали перед ним, и вампиру не так-то просто было определиться, кто именно ему милее, с кем будет приятнее делить вечность. Шторбам в этом плане конечно же проще, они как бешеные собаки – скольких успеют перекусать, стольких и обратят. Но изысканный носферат способен за ночь обратить только одного. Вот и приходится выбирать.

Сначала он склонился над Легиваром Черным. Ах, каких же внутренних усилий стоило магу, чтобы не вскочить с диким криком, когда ночная тварь заглянула ему в лицо и холодные пальцы коснулись щеки! Но он выдержал героически, а носферат, минуту помедлив, оставил его в покое – видно, не прельстило его торговое сословие, а может, магов он не любил – и перешел к Йоргену.

С ним он задержался дольше. Сперва какое-то время разглядывал, вроде как любуясь, и на его смертельно-бледном, не сказать что особенно красивом (с точки зрения Йоргена, разбиравшегося в красоте не лучше собственного папаши) лице блуждала благосклонная полуулыбка. Потом провел тыльной стороной ладони по щеке, взял пальцами за подбородок, развернул голову чуть вбок, чтобы лучше стала видна шея, убрал прядь волос за ухо… Было неприятно, но терпимо. Что произойдет дальше, Йорген знал, видел много раз, сидя в засаде, дрожа в мокром насквозь, леденяще холодном плаще (чтобы не учуял кровосос постороннего присутствия): вот сейчас тварь поцелует его в эту самую шею своими синюшными губами, потом поднимет на руки и понесет бережно в свое логово, чтобы там в уединении завершить ритуал.

И он почувствовал это холодное, мертвое прикосновение, ощутил запах могильного тлена, сырой земли… И вдруг носферат отпрянул, лицо его исказила гримаса ужаса и отвращения, так бывает, когда человек, откусив большой кусок прекрасного с виду яблока, обнаруживает внутри скопище сытых белых червей, копошащихся в рыхлой коричневой массе. «Чего это он?» – подумал Йорген с обидой, но виду не подал. Не станешь же, в самом деле, спрашивать у ночной твари: «Чем я тебе не по вкусу пришелся?»

«Наверное, дело в крови нифлунга, – решил для себя ланцтрегер. – Я наполовину принадлежу Тьме, вот и не понравился ему… Идиот! Мог бы сначала разобраться, прежде чем целоваться лезть!» Ему мучительно хотелась стереть с шеи влажные следы племянниковых губ, но нужно было лежать смирно, симулируя зачарованный сон.

А носферат, оправившись от потрясения, вплотную занялся силонийцем. Выбор был сделан.

Никогда прежде не доводилось Кальпурцию Тииллу испытывать чувства столь противоречивые. Ужас и восторг. Отвращение и томительное влечение. Желание, чтобы эти ледяные прикосновения прекратились немедленно и чтобы они длились вечно… Изящно удлиненное (по мнению Йоргена, «лошадиное»), мраморно-бледное и неподвижное лицо носферата, его угольно-черные глаза, капризно выгнутые губы, чуть оттопыренные клыками, его пальцы, холодные, но нежные, его волосы, спадающие красивыми белыми прядями, ласково щекочущими лицо жертвы, – все это отталкивало трепетно замершего Кальпурция и в то же время притягивало страстно. Ему было мучительно хорошо в объятиях живого мертвеца и в то же время мучительно стыдно, потому что ведь женатый человек, и вообще, если бы этот носферат прекрасной девой был – тогда еще куда ни шло, а тут уже перверсией попахивает…