Ю. Жукова - Сами мы не местные Страница 17

Во всяком случае, я предполагаю, что это неприязненное слово, которое она сказала, означает «чужбина». Мне забавно, как Азамат к ней обращается, это его «ма». Это и правда первый слог слова «мать», но по-муданжски он звучит как эх, так что на мой слух получается довольно смешно. На курсах нам ничего про такое обращение не говорили, да и за этот месяц я такого ни разу не слышала. То ли очередная северная черта, то ли вовсе Азаматово личное изобретение.

Пока я обо всём этом думаю и жую, Азамат рассказывает про наёмничью жизнь, долго и подробно. Про то, как он участвовал во Второй джингошской кампании, и как потом после виртуального заседания главнокомандующих через экран нетбука с ним чокался бокалом маршал Ваткин. Про разные народы, населяющие другие планеты, про книги, которые он прочёл и науки, которые изучил (оказывается, этот потрясающий человек закончил онлайн-курсы по экономике, юриспруденции, физике и химии вдобавок к двум муданжским образованиям). Матушка слушает, в прямом смысле открыв рот, только изредка кладёт в него дольку хурмы или какую-нибудь ягоду. Мы сидим так полночи, слушая спокойный и размеренный голос Азамата, который на самых низких нотах больше похож на звук бас-гитары, чем на человеческий голос. Потом он рассказывает, как я попала к нему на корабль и как стала его женой. Кажется, об этом он ещё никому не рассказывал. В его исполнении всё выглядит несколько иначе, чем я думала. Оказывается, он собирался надолго припарковаться на Гарнете, если я решу там обосноваться, и даже рассматривал вариант рвануть вслед за мной на Землю, хотя, собственно говоря, не надеялся, что ему что-то обломится. Ещё он очень боялся за Алтонгирела и был твёрдо уверен, что я несчастного духовника обязательно убью, не в этот раз, так в следующий. Вообще, он как-то слишком всерьёз и за чистую монету воспринимал все мои угрозы и намёки и долго искал хоть какую-нибудь литературу, в которой бы объяснялось, почему я веду себя совсем не так, как прочие знакомые ему женщины и хорошо это или плохо. Поскольку сравнительный культурный анализ землян с муданжцами ещё никто не проводил, нашёл он, понятно, не много…

— А где ты её поселил? — спрашивает матушка, кивая в поддержание разговора.

— Да пока там же, в столице, — отвечает Азамат и робко косится на меня, дескать, не выдай.

— У вас такой чудесный сын, — говорю я, — что я от него никуда уезжать не хочу.

— Ну… — она пожимает плечами, — это, знаешь, мало ли, чего ты хочешь… Ты, конечно, важная особа, но надо же и о муже подумать. Его ведь посчитают жадиной, если он тебе при таком богатстве не сможет где-нибудь на другом углу материка дом построить.

Пожалуй, в таком раскладе мне это ещё никто не представлял.

— Правда, что ли? — уточняю я у Азамата. Он опускает глаза.

— Вообще-то да.

— Так бы сразу и сказал, — я пожимаю плечами. — Если это тебе для репутации надо, то строй, пожалуйста.

— Серьёзно? — он оживляется. — А где бы ты хотела?

— Да хоть там же, на берегу Дола. Где лес и горы, и вода близко. Красивое место, почему бы и нет. Всё равно ведь будешь лошадей своих навещать.

— Каких лошадей? — не понимает мать, и мы ей радостно рассказываем, как Азамат в очередной раз победил в соревнованиях и как я напугала пастухов.

Мать почему-то тяжело вздыхает, а потом говорит:

— Какой же ты славный у меня. Точно как наш духовник говорил, вся благодать на тебя ушла, на Арона ничего не осталось. И надо ж такой беде приключиться.

Она замолкает, Азамат нервно сглатывает. Надо как-то разрядить обстановку.

— Ну ничего, — говорю. — Теперь-то всё хорошо. Мы счастливо живём, Азамата все уважают…

Она кивает с рассеянным видом, явно думая о чём-то своём.

— Я думала, ты не захочешь, чтоб тебя таким видели. Арават бы точно не захотел, а вы же с ним как из одной кудели спрядены. А когда узнала, что он сделал… собрала манатки, что из родительского дома сохранились, да и ушла из его дома. Какого, говорю, шакала мне нужны эти его деньги, если он у меня ребёнка отобрал?

Глаза у неё слезятся, и я на автопилоте кидаюсь её обнимать и утешать, и только потом замечаю, что Азамат, собственно, в нелучшем состоянии. Матушка вдруг ловко протискивается между мной и столом и проталкивается поближе к Азамату.

— Дай хоть я на тебя посмотрю, милый ты мой. Мне ведь такого наговорили… я думала, ты и работать не сможешь после этого.

Азамат послушно поворачивается и убирает с лица растрёпанные волосы. Матушка судорожно вздыхает, но всё же находит в себе силы погладить его по изувеченной щеке, а потом порывисто обнимает его, утыкаясь лицом в красный свитер, и долго плачет, приговаривая «ничего, ничего». Азамат осторожно, бережно гладит её по спине, поднимает на меня взгляд и влажно улыбается. Я улыбаюсь в ответ.

Пока мать и сын обмениваются сантиментами, я завариваю ещё чаю и совершаю вылазку до унгуца и обратно, чтобы взять одежду и всякую дребедень. Всё-таки спать когда-то надо. Возвращаюсь как раз вовремя — Азамат уже начинает задаваться вопросом, куда я делась.

— Ох, где ж вас положить-то? — снова начинает причитать матушка. — У меня и комната ведь всего одна, и кровать…

— На печке, — тут же предлагает Азамат.

— Ну, это я супругу твою на печку положу, а тебя-то куда?

— А мы там вдвоём не поместимся? — интересуюсь я, вспоминая что-то из древних сказок. Вроде бы если на печке можно спать, то она реально большая должна быть…

— Да вы что! — всплёскивает руками матушка, но Азамат уже заглянул в комнату.

— Поместимся, — рапортует он. — Ты, ма, не переживай, мы привыкли рядышком спать.

Ма ещё долго не может примириться с таким аскетизмом, но поскольку других спальных мест всё равно нет, то и возразить ей нечего. Потом я требую мыться, и Азамат по указанию матери притаскивает из сеней бочку, в которую мне наливают тёплой воды. Муданжцы вообще народ чистоплотный, но идея мыться проточной водой дальше столицы пока не ушла. Азамата я, естественно, тоже загоняю освежиться, а потом, уже на печке, натираю своим «земным снадобьем», как называет его матушка (ей приходится объяснить, чем это вдруг запахло).

— Целительница? — поражённо переспрашивает она со своей кровати из-за печной занавески. — Сума сойти, слово-то какое! Я его только в песнях о белой богине и слышала.

— А что, она тоже целительница? — интересуюсь я, с усилием втирая крем в просторы Азаматового торса.

— Да, она может наделить человека целебной силой, — расслабленно отвечает он, и вдруг прямо подскакивает.

— Лиза! А ты ведь мне кое-что обещала!

Я хитро улыбаюсь.

— Ну да, было дело.

— И?

— А при маме можно? — шёпотом спрашиваю я на всеобщем.

— Да уж говори скорее! — отмахивается он.

— Я беременна.

Глава 6

Он резко садится и, естественно, впечатывается лбом в потолок, не рассчитанный на такие габариты. Хватается за голову и шипит. Мне это живо напоминает какую-то дурацкую комедию, и я покатываюсь со смеху, изо всех сил пытаясь сдержаться, чтобы его не обидеть, и от этого хохоча ещё заливистей.

— Вы чего там? — спрашивает снизу матушка. Причину членовредительства она не поняла, потому что я говорила на всеобщем.

— Всё в порядке, — говорю, давясь смехом, — только потолок тут низковат.

Азамат тем временем несколько приходит в себя и снова ложится навзничь, потирая лоб. Я легонько поглаживаю его по пострадавшей части тела.

— Так это была шутка? — жалобно спрашивает он.

— Нет, только не подскакивай снова, — покатываюсь я, придерживая его за плечико.

Он долго молчит, так что я решаю, что он и не собирается никак комментировать новость.

— Ты уверена? — наконец уточняет он.

— Солнце, если бы я не была уверена, я бы не стала тебе говорить. Сегодня утром делала тест, он показал недельную давность.

— Тогда ещё можно долететь до Гарнета, — облегчённо говорит он.

— Зачем? — не понимаю я. Рожать ещё рано, мягко говоря…

— Ну, ты, как мне показалось, целителю не сильно доверяешь.

А, так он хочет, чтобы меня кто-то наблюдал?

— Я зато себе доверяю, — говорю. — А к тому времени, как рожать надо будет, я Ориву доучу. Не сидеть же нам на Гарнете девять месяцев, в самом деле.

Азамат внезапно с видом чрезвычайной заинтересованности поворачивается на бок и нависает надо мной.

— Так ты собираешься рожать?! — спрашивает он шёпотом.

Я хлопаю глазами.

— А что, есть какие-то неблагоприятные для этого обстоятельства? Чего ждать-то, если уж залетела?

Он рухает обратно с таким счастливым видом, что уже граничит с безумным, сплетает пальцы и принимается тараторить нечто в стихах, что я определяю как гуйхалах за моё здоровье.

— Лизонька, — выдыхает он наконец, — если бы у меня только были слова! Я знаю столько слов, столько томов прочёл на двух языках, а сказать о своём счастье ничего не могу… — он снова поворачивается (уже все одеяла узлом завязал) и утыкается лбом мне в висок. — Может, если я как следует подумаю, ты услышишь? Ты ведь всегда чувствуешь меня.