Саша Суздаль - Кот в красной шляпе Страница 17

— Больно?

— До свадьбы заживёт, — сообщил он, глядя ей прямо в глаза.

— Что? — спросила она.

— Ничего, а ты красивая, — сказал Сергей, задерживая её руку с платочком в своей руке.

Маргина, глядя на Элайни и Байли, только подумала: «Как быстро они повзрослели». Всё бы ничего, но сейчас она должна сказать им горькую правду, а им придётся узнать плату за глупую шутку.

— Я должна вам что-то сказать, — повернулась к ней Элайни.

— Что ещё не так? — насторожилась фрея Маргина.

— Мне об этом сказал папа, — Элайни замялась и поправилась, — доктор Фрост.

— Какой папа? Какой Фрост? — забеспокоилась фрея Маргина: — У тебя все в порядке, Элайни?

— У меня ясная голова, как никогда, — сказала Элайни и, глядя на фрею Маргину, выпалила:

— В общем, доктор Фрост – мой папа, а ты – моя мама!

— Согласна, ты мне, как родная дочь, — недоумевала фрея Маргина. — А в чем дело?

— Ты не поняла! Я – ваша родная дочь! — и Элайни рассказала все, что ей рассказал доктор Фрост. Когда она закончила фрея Маргина молчала, а Байли, прозрев, сказала со слезами на глазах:

— Так теперь, выходит, у меня нет ни папы, ни мамы?

— Выходит, доченька, — сказала Маргина, обнимая её, — что теперь ты – королева.

— Не хочу быть королевой, — зарыдала Байли, — хочу быть твоей дочкой!

Элайни тоже пустила слезу и обняла их. «Какие же они мне родные», — подумала она, хлюпая носом.

— Я ещё не все сказала, — счастливо глотая слезы, сказала Элайни.

— Все! Хватит! — возмутилась фрея Маргина. — Ты тут столько наговорила, что всё это развести – сезона не хватит. Вы что забыли? На нас королевство! Вот скажи ты мне, — напустилась Маргина на Элайни, — как я буду все это объяснять на Совете Фрей. Не-е-е-т! Я больше слушать ничего не хочу.

— Мам, выслушай меня, — сказала Элайни, положив руку ей на плечо.

— Хорошо, говори уже! — согласилась Маргина и Элайни выложила то, что прошептал ей по секрету, на ушко, её отец.

— Ма-а-а, Байли – моя родная сестра.

— Конечно сестра, сестрей не бывает, — ответила мама.

— Она моя сестра и у нас один папа, Джозеф! — выпалила Элайни.

— Ты моя сестра? — обрадовалась Байли. — Вот здорово!

— А твоя мама королева Селивия! — докончила всех Элайни.

— Так, Элайни, остановись, что ты несёшь? — начала соображать Маргина, — Так это он что? Ах, он…?!

Маргина не находила слов… Потом она вскочила, побежала к двери и вскоре ее шаги зацокали по ступенькам вниз, а её голос гулко отражался от стен лестничного пролёта:

— Джозеф, негодяй! Я тебя убью! Я тебя специально вылечу, а потом убью.

— Она и впрямь его убьёт? — испуганно спросила Байли, и они с Элайни понеслись спасать своего новоиспечённого папочку. Когда они, запыхавшись, влетели в дом Фроста — их мама сидела на диване возле отца и плакала. Доктор Фрост спал. Элайни и Байли потихоньку подошли к маме, обняли её и застыли.

Репликация четвёртая. Шерг

За снежными вершинами северных гор даже в сезон свете – холодно. Сквозь белое, снежное марево смотрят пронзительные, голодные, колючие глаза. В них нет жалости или снисхождения, их приговор жесток и неотвратим – смерть. Не стоит одинокому путнику смотреть в эти глаза и искать в них сочувствия – в глубоком, холодном колодце можно найти только лёд. Вот снова в белом мареве вынырнул взгляд – один… второй … третий … да их и не сосчитать, эта холодная лавина двигается неуловимо, но уверенно, как саранча, заполняя все обозримое пространство. Они не виноваты, что произошла диверсификация репликации, они нестерпимо хотят есть.

Кавалькада воздушных флаэсин в небе весело обогнала движущиеся внизу, по дороге, кареты, повозки и дрожки, которые длинной, разноцветной лентой вились от городских ворот, и терялась вдали в направлении Городских Садов. Сегодня был первый день сезона солнца, когда все жители столицы, начиная самой королевой Элайни и заканчивая простым ремесленником, почитали своим долгом провести две самые жаркие декады сезона в уютных летних домиках, где личных, где снимаемых у своих знакомых, а где арендованных на время.

Такая традиция велась испокон веков, и никто никогда не пытался её изменить. Нынешнее начало отдыха ничем не отличалось от прошлогоднего, разве что народ будоражили странные слухи о здоровье королевы и в связи с этим её выезд желали наблюдать многие.

Элайни и её сопровождающие, кавалеры и дамы, плыли не по воздуху, а ехали впереди колонны в роскошных открытых ландо, ландолетах и фиакрах с музыкой, охраной и пажами на запятках. В первой карете сидели Элайни и Байли, обе в белых платьях, а напротив них, спиной к движению, Маргина в светло-голубом, с воротником до самой шеи.

Проезжая в то утро вдоль городских улиц в плотном окружении стражи, королева фрей, как всегда, была встречена радостными возгласами: «Мы тебя любим, Элайни!» — в искренности которых не сомневался никто: любившие когда-то королеву Селивию они распространили свою любовь на её дочь.

Маргина не случайно приказала приготовить кареты, а хотела прекратить слухи и показать Элайни и Байли, живых и здоровых. Да и настроение у девушек, выскочивших из передряги, было чудесным, а их улыбки, милые и естественные, вне всяких сомнений были красноречивее сплетен.

За ними, вопреки традиции, ехала карета с Хенком, Перчиком и Сергеем, который держал на руках ярко малинового кота. Такое обстоятельство вызывало большой интерес у обывателей, так как сына Артура Барули знали, а два других молодых человека и странный кот представляли собой загадку, которую всем хотелось разгадать.

Дальше ехали молодые марги и фреи, тем самым подчёркивая молодость королевы, а в самом конце в нескольких каретах сидели фреи Совета Фрей, которые, в прошлые времена, всегда находились за каретой королевы.

В одной из воздушных флаэсин, вылетающих в это время из города, под белым тентом сидели фрея Иссидия и фрея Януш, а напротив них на гнутых стульях расположились три молодых человека, которые в чём-то были похожи. На флагштоке развевался белый вымпел с красной восьмиконечной звездой, а на его макушке сидел напыжившийся красный воробей, на которого никто не обращал внимания, и слушал разговор.

— Кажется, вас немного потрепали? — спросила Иссидия, глядя на троицу, настроение которой были совсем разное: первый был злой, как хорёк, второй выглядел просто балбесом, а третий, в зависимости от обстановки, каждое мгновение был неуловимо другим, как дым.

— Мы порвём любого, — ощерился Злой, сверкнув глазами.

— А мне докладывали другое, — Иссидия испортила своё лицо улыбкой.

— Всё враньё! Для дела нам необходимо было сделать из себя несколько копий, — сообщил Хитрый.

— Как бы то ни было, но ты не выполнил условия договора, — сказала Иссидия.

— Хорошо, я тебе скажу,— сказал Хитрый, придвигаясь к ней, — на стороне Маргины был кот.

— Не смеши меня, Шерг, — криво усмехнулась Иссидия, — я не верю в сказки.

— Ты смогла бы разделить меня на четыре человека? — спросил Хитрый.

— Я вижу только троих, — возразила фрея Иссидия.

— Четвёртый тоже есть,— возразил Хитрый, — и ты не ответила на мой вопрос.

— Я не смогу сделать, как твой иллюзорный кот, — призналась фрея Иссидия.

— Время ещё есть, — сказал Хитрый, — и я выполню то, что обещал.

Иссидия вздохнула и вытянула из сумочки позвякивающий узелок. Протянувший руку Глупый получил под дых от Злого, а Хитрый, забрав монеты, спрятал их за пазуху.

Через некоторое время три фигуры сиганули из флаэсины и понеслись зигзагами по небу в направлении Городских Садов. Выпускница Академии, шестнадцатилетняя Розария Дюмон, дочь Югюста Дюмона, поставщика королевского стола, увидела из кареты выписываемые троицей кренделя, обратилась к своей матери фреи Зия Дюмон, показывая пальцем в небо:

— Мама, посмотри, что выделывают какие-то фреи, — на что фрея Зия педагогично заметила дочери:

— Розария, не бери пример с дурного.

Югуст Дюмон вынужден был кивать фрее Зия Дюмон в нужном месте и с сочувствием посматривать на свою дочь, которой предстояло все две декады выслушивать бесчисленные сентенции матери.

Красный воробей вспорхнул и оставил флагшток, перепугав фрею Иссидию:

— Что за красная гадость летает на моей флаэсине? — возмутилась она, а фрея Януш растерянно развела руками.

Всеобщее веселье никак не отражалось на лице Сергея, так как на этом празднике жизни он чувствовал себя лишним, несмотря на то, что все к нему относились по-доброму. Элайни, чувствуя себя немного виноватой, была с ним предупредительна, а Маргина, кроме того, все вечера посвящала чтению старых фолиантов, выискивая там что-либо подобное тому, что произошло с Элайни и Сергеем, пытаясь найти способ отправить последнего домой.

Но, вероятно, её новоиспеченная дочь была исключением и только она могла попасть в такую ситуацию, до которой никто не смог бы додуматься. Заметив между Сергеем и Элайни некую симпатию, Маргина подумала, что лучшим выходом из данной ситуации мог бы быть их союз, притом, чтобы оба остались здесь на Глаурии.