Дмитрий Мансуров - Орден мраморной Горгоны Страница 18

– Мир. Где Фармавир?

– Заперт в подсобке.

– Освободи и принеси извинения! – угрожающе произнес Баррагин.

– А то что?

– А то он слишком злопамятный и не в пример коварнее меня…

– Понял, уже бегу.

Песок падал, а лестницы все больше напоминали решето. Через четыре пролета дыр оказалось больше, чем камня и мрамора, а на пятом от лестниц и вовсе ничего не осталось. Только песок, который падал, падал и падал беспрерывным потоком. Благодаря растущей массе его таранные свойства увеличивались, и нижние, насквозь «пропесоченные» лестницы сметались в мгновенье ока. Под конец сотни килограммов песка упали в подвальное помещение и рассыпались по нему толстым слоем.

Первый стражник ощупал шишку на затылке. Внушительная. Он тихонько шикнул, надавив на шишку сильнее необходимого, громко чертыхнулся и спросил:

– А скажите, профессор, как мы объясним разгром в лаборатории, частичное исчезновение лестниц и появление во дворце огромной массы песка?

Профессор поводил карандашом по краю дыры, освобождая каменную поверхность от крупиц песка.

– Появлением форс-мажорных обстоятельств.

– Например?

– Локальным стихийным бедствием, – уточнил профессор. – Оно не подпадает под статью об умышленном причинении вреда, а у нас, ко всему прочему, вредное производство.

– Хорошо, пусть будет так, – согласился стражник. – Но только учтите: в случае чего – это все вы со своими экспериментами! Я вовсе не горю желанием становиться крайним в этом деле и отдавать годовой заработок на восстановление здания.

Профессор пожал плечами: начальство не занималось поисками крайнего. Доставалось сразу всем без разбора полетов и сортировки на правых и левых.

– Вам ничего не грозит, – заметил он.

– Неправда: нам грозит советник по технике безопасности, – уточнил стражник. – Он с виновных по три шкуры снимет!

Профессор вздохнул.

– Да, вообще-то, вы правы… – сказал он. – Но во дворце еще шесть лестниц. Переживем.

– А нашу зарплату точно не вычтут в счет восстановления дворца? – спросил стражник. Он заметно волновался, испытав за одно утро столько эмоций, сколько в обычное время переживал за несколько лет. А кто бы не волновался, если б лестницы пропали в его смену, а некий бывший студент пытался его же придушить? Не задалась смена, что уж говорить!

– Между прочим, – добавил профессор, – сегодня я завершил важный эксперимент, и нам положена премия. Ее и отдадим.

– Хорошо использование… – буркнул первый стражник. – Но премия только вам положена: мы и здесь ни к селу, ни к городу.

Напарник стражника заметил:

– Слушай, никогда бы не думал, что ты настолько слабонервный.

Стражник удивился.

– С чего ты взял? – спросил он. – Я не слабонервный, а, наоборот, сильно нервный!

– Ну да, я и вижу…

Стражник запнулся и непонимающе посмотрел на коллегу в ожидании пояснений. Но тут до него дошло, что именно он произнес.

– Э-э-э… нет! – протянул стражник. – В смысле, нервы у меня сильные. Но я имею право волноваться: у нас не каждый день лестницы рассыпаются песком!

– Не спорю, – кивнул напарник. – Кофе пойдем пить? Время-то к обеду подходит. Еще три часа – и опа, прозевали! Или тебе чего покрепче налить?

– Объединю кофе с «чего покрепче», – решил стражник. – Так надежнее: начальство не докопается.

Профессор еще раз заглянул в дыру и задумчиво пробормотал:

– Интересно, на какую глубину ушла эта жидкость?..

Он встал – хрустнули колени – и объявил:

– Сейчас я напишу первому советнику объяснительную о случившемся, и завтра же строители начнут восстанавливать лестницу. Вас упоминать не стану, коли просите, а насчет уменьшения зарплаты не беспокойтесь – там и так уменьшать нечего.

– Да уж… вот тут вы стопроцентно правы, – согласился стражник. – Не ценят нас, ох, как не ценят… А ведь не будь нас – придворные давно бы все разворовали.

Стражники вернулись на свой этаж освобождать из заточения Фармавира и приносить ему свои глубочайшие извинения, а профессор с Баррагином – в несколько видоизмененную лабораторию. Песок уже улегся красным покрывалом на оборудовании и мебели, и кабинет выглядел так, словно его забросили лет двести назад, только паутины не хватало для полноты картины. Но это кабинет внизу. От лаборатории Гризлинса остались только потолок и стены. Полы полностью рассыпались, увеличив высоту кабинета с нижнего этажа вдвое. И основательно разрушенные воздуховоды оказались почти полностью забитыми песком.

– М-да, – произнес профессор, представив, где лежал бы сейчас, если бы не успел перебраться на лестницу. – На этом история вряд ли закончится.

– Как пить дать, сократят нас из-за ликвидации рабочего места, – предсказал Баррагин дальнейшее развитие событий.

– Меня не сократят, – не согласился профессор, – пенсионеров не сокращают, их с почестями провожают на заслуженный отдых. Да и тебе тоже ничего не грозит. Разве что работу по созданию антигоргоновского оружия придется начинать заново.

– Ерунда, – отмахнулся Баррагин. – Я еще ничего толком не успел сделать. Вот Фармавир – его отчеты рассыпались песком.

– Фармавир и Альтарес тоже всего лишь лаборанты, – продолжал профессор, – а лаборантов не увольняют.

– Стало быть, – уточнил Баррагин, – нашему карьерному росту ничто не угрожает?

– Именно так, – подтвердил профессор. – Ведь пенсия – это вершина карьеры: там платят деньги просто так, не принуждая работать. Уверен на сто процентов – в понедельник меня непременно повысят. Прямо с утра. Со свистом.

– Жаль.

– Почему? – возразил Гризлинс. – Ведь ты займешь мое место, как подающий наибольшие надежды. Я лично буду настаивать на твоей кандидатуре.

– Погодите спешить на пенсию, профессор, – сказал Баррагин. – У вас еще столько планов по улучшению жизни, а дворец отстроить – руки всегда найдутся.

– Будущее покажет, – сказал профессор. – Рабочий день закончен. Дождемся Фармавира и пойдем домой. Можешь его обрадовать: эти выходные он может спать хоть до отвращения.

– Придется написать при выходе, почему мы уходим раньше положенного времени, – напомнил Баррагин. – Выходной выходным, но…

– А так и напишем, – ухмыльнулся профессор. – Ушли домой в связи с исчезновением рабочего места. И катись оно лесом!

Сказать, что Баратулорн вознегодовал, увидев разрушения во дворце – значительно погрешить против истины. Перевести его гнев в кинетическую энергию – разрушения оказались бы куда сильнее, нежели от растворителя. Но поскольку король, принимая решение о приеме молодых людей на работу, заранее подготовился к неизбежным неприятностям, свойственным во время создания совершенно новых технологий, строго наказывать подающую надежды молодежь Баратулорн не стал. К радости лаборантов, слова до сих пор никого физически не калечили, весь гнев вышел из первого советника в первые минуты безопасно для виновников происшествия. Разве что в ушах еще звенело с полчаса.

Виновников вызвали на ковер утром в понедельник и основательно пропесочили. Первый советник, несмотря на приказ короля, настоял на весьма эмоциональной, но местами конструктивной критике. Фармавиру досталось чуть меньше, а Альтарес и вовсе отсутствовал. Вместо него пришел управдворцом и сообщил, что сын заболел и лежит дома с температурой. Благодаря этому заявлению Баратулорн позабыл о большей части гневной речи и в который раз высказал управдворцом все, что думает о подросшем поколении в целом, и его представителе Альтаресе в частности.

– Воспаление хитрости? – громко спросил Баррагин в ответ на фразу управдворцом о болезни сына.

– Излом мозговой извилины, – высказал свою версию Фармавир. – Второй степени тяжести.

Управдворцом сжал кулак и показал его лаборантам. Баратулорн, наоборот, выказал уважение словам лаборантов, пару раз поаплодировав им и обменявшись убийственными взглядами с управдворцом.

– В таком случае, – угрожающе сказал первый советник, – вместо сына за все хорошее ответит его родитель. Я хотел уволить Альтареса, но теперь придется уволить Бумкаста.

– Минуту! – запротестовал ошарашенный подобным поворотом дела управдворцом. – А вдруг выяснится, что я – не родитель Альтареса, а всего лишь его воспитатель? Как ты после этого станешь смотреть мне в глаза?

– У тебя обоснованные подозрения?

– Нет, но кто знает, какие тайны хранятся в шкафу моей жены? – спросил Бумкаст. – И, смею заметить, стопроцентно настоящий родитель – это жена, моего в этом деле немного. Я только запустил процесс, – управдворцом поднял вверх указательный палец. – Теоретически я, что еще нужно доказать.

– Этого хватит, чтобы признать тебя виновным, – заверил его первый советник. – Независимо от всего ранее сказанного, родитель – не тот, кто родил и сбежал, а тот, кто родил и воспитал, в крайнем случае, просто воспитал. И зная твое умение выгораживаться и переводить стрелки на невиновных и непричастных, я уверен – Альтарес именно твой сын, на все сто процентов. Поэтому – ты уволен!