Высоцкий Михаил - Башня Драконьей Кости Страница 18

- Время Предсказания пришло. Мы больше не можем игнорировать знаки, что посланы нам свыше, и обязаны начать готовиться к приходу конца. Мы шираи, мы давали клятву защищать Латакию, это первая и самая главная из клятв, что мы дали. Настало время отказаться от остальных, настало время народу Латакии забыть о том, что такое свобода. Отныне все люди должны стать солдатами, мы должны создать величайшую армию из всех, что когда-либо существовали. Только так мы сможем остановить неизбежное нашествие врагов с той стороны Границы.

Тогда эти слова взорвали зал. Все знали слова Предсказания, каждый про себя их повторил, и задумался. Действительно ли то, что там описано, уже происходит? Или это лишь совпадения?

Вспомнил эти слова и сам Хомарп:

"Обидится север, озлобится юг,И силы враждебные станут вокруг.Подуют ветра с ледяных снежных гор.И скот, словно вор, украдет лютый мор.Пшеницу сожжет всю небесный снаряд.От голода пухнут и старец, и млад.Река пересохнет от дикой жары.Полезут чудовища черной норы.Найдет император на плахе покой.Под черта пятой ад наступит земной.И только святой и безгрешный юнецСподобится мира отсрочить конец…"

Это могло быть правдой. А могло и не быть. Предсказание, о котором знал каждый ширай, было настолько древним, что его уже не раз трактовали, как сбывшееся. В одних случаях собирали всех юнцов и приносили их в жертву, в других - объявляли общее военное положение, собирали огромные войска ополченцев, но враг так и не приходил. Во всех тех случаях все это заканчивалось это очень плачевно, так подумали многие, и не согласились с магистром Багряной стражи Храма. А другие подумали, что действительно - небесный снаряд уже упал, хоть об этом не говорили, но от огня при его падении было сожжено несколько сел, погибли тысячи людей и огромные поля, которые было некому тушить, полностью сгорели. И мор тоже шел, пусть пока отдельными локализированными очагами, но потенциально глобальная эпидемия могла начаться в любой момент. Северные ветра уже подарили самую холодную зиму, а лето обещало быть настолько жарким, что не удивительно, если пересохнут реки и начнется голод.

Так и разделились все шираи. Одни не поверили, сказали, что они отказываются превращать вольных людей в рабов, и защищать Латакию - это значить защищать права и свободы каждого из ее жителей. Другие согласились, сказали, когда сама Латакия под угрозой, не стоит вспоминать не стоит вспоминать о таких мелочах, как права отдельного человека. Были и третьи. Такие, как Хомарп - они призывали первых быть более бдительными и не игнорировать слова пророчества, а вторых - не спешить с окончательным решением. Но их голос не был услышан - все шираи разбились на два лагеря. Первых возглавил магистр Воинов Пограничья, вторых - магистр Багряной стражи Храма. Ни одно решение не было вынесено как окончательное, голосование было сорвано, и шираи, те, на чьих плечах лежало само существование Латакии, стали между собой врагами.

Одни обвинили других в желании узурпировать всю власть, вторые первых - в преступной халатности и бездеятельности, в трусости и в нежелании взять на себя ответственность за поступок.

Хомарп ехал прочь. Он возненавидел многих из своих собратьев, они показали себя людьми не чести, не долга, а лишь собственных амбиций. Он ехал в сторону Багряного Храма, и дальше - в Пограничье. Сейчас была не его очередь нести там пост, но ширай Хомарп сам хотел разобраться, что происходит по ту сторону Границы. И решить для себя, что делать дальше, и на чью сторону стать.

Ширай гнал своего коня, и замки один за другим пролетали мимо. Одним из них был и Кэй-Вэй, Хомарп проскакал в нескольких метрах у его ворот, не зная, кто в это время был по другую сторону крепостных стен.

"Работа шаина была несложной. Мы с Авьен работали скорее на должности "подай-принеси", чем по своей прямой специальности. Конечно, я, немного, утрирую, просто первый месяц жизни в замке мне действительно не запомнился никакими примечательными событиями. Я делал то, что мне скажут. Когда проводили ремонт, накладывал на каменную кладку заклинание нерушимости. Когда в соседней деревне люди жаловались, что лето слишком жаркое, дождей почти нет, помогал вызвать дождь. Вернее, это делал не я - это делала Авьен. Она оказалась намного более сильным шаином, причем шаином универсальным, но с талантом в области магии погоды. Когда кто-то болел, я магически сбивал температуру, а иногда, когда к шираю Кесарру, приезжали гости, развлекал их магическим представлением. Еще мы несколько раз с ним ездили по соседним селам, выясняли, какие у людей есть беды, жалобы, пожелания. Если я мог чем-то помочь, то помогал.

Однажды я спросил ширая, почему ему нужны были два шаина? Со всем этим смог бы справиться и один, сказал я, хотя на самом деле это было не совсем так. Кесарр ответил мне очень загадочно: "я думал, что нам придется отправляться в Пограничье, а там всегда лучше перестраховаться, но план поменялись, и потому пока мы остаемся тут". Я сначала не совсем понял, но потом до меня дошло - у шираев какие-то крупные проблемы. Обычно они никогда не говорили слово "план", а просто делали то, что считали нужным. И уж тем более "планы", если они были составлены, никогда не менялись. А раз что-то заставило Кесарра отказаться от своих задумок, то это могли быть только большие проблемы. Но я не разбирался, в чем дело. Это полезное знание, но не из тех, что можно получить без риска. А рисковать я пока не хотел.

Авьен уже начала волноваться. Если в школе Ахима она, казалось, забыла, что мой покровитель - Ахтарил, бог пути, то теперь каждый день напоминала мне об этом. Ей казалось, что мы слишком долго засиделись в одном месте, что замок Кэй-Вэй уже выполнил свою роль, позволив ей обрести магию. Она говорила, что пора уходить, но я проявил стойкость и не согласился со своей даву. Мне тут нравилось. Это было очень покойное место, и я пока еще не хотел бежать за Авьен куда-то прочь, в неизвестность.

А через месяц произошло событие, которое стало поворотным в моей жизни. Все началось с того, что одна женщина, служанка, должна была родить. Но во время родов возникли какие-то осложнения, и ситуация стала критической. Повитуха, которая принимала роды, лекарь, которого она вызвала - они сказали, что ситуация безнадежная, что ни у женщины, ни у ребенка нет никаких шансов. Мать умрет, и ребенок тоже. Они не могли спасти никого из них, но кто-то вспомнил о нас с Авьен, и нас позвали попробовать хоть что-то сделать.

Я никогда не учился на гинеколога, а мои познания в лечебной магии ограничивались тем, как сбить у человека жар. Даже Авьен больше знала о процессе рождения, да и она была более сильным магом, чем я, потому первой попробовала что-то сделать. Когда же она вышла из комнаты, все поняли - бесполезно. Шансов нет, Авьен сказала, что тут уже никто не поможет, что смерть уже пришла, чтоб забрать мать с новорожденным ребенком, и нам остается лишь молиться за их души.

Тогда я отстранил Авьен в сторону, и сам зашел, чтоб сделать невозможное. Это было как откровение. Мне вспомнились все уроки из школы Ахима, слова Авьен внезапно подарили мне идею. Я подошел к роженице, и сказал:

- Я не могу тебя спасти. Никто не в силах тебя спасти, ты умрешь, это неизбежно. Но я могу спасти твоего ребенка. Ты хочешь, чтоб я это сделал?

Это был странный вопрос. Но женщина была не в том состоянии, чтоб об этом думать. Она плохо понимала окружающее, но мои слова дошли до ее сознания, и она кивнула.

- Хорошо. Но я не смогу сделать это без твоей помощи. Если ты хочешь, чтоб твой ребенок жил, то сейчас, умирая, ты должна думать только об одном. Что ты добровольно отдаешь свою жизнь мне, ты согласна, чтоб я использовал ее для проведение ритуала черной магии. Это единственный способ, как я могу спасти твоего ребенка. Ты сделаешь это?

Женщина еще раз кивнула, и мне оставалось лишь ждать. Ждать и надеяться, что она умрет раньше, чем ребенок, что у нее хватит силы воли и желания подарить мне свою смерть, а у меня - умений, чтоб вытянуть с того света ее новорожденного сына. Ритуалы некромантии были очень просты, они почти не требовали никакой формальной составляющей, а лишь полной концентрации воли и нужного источника магической силы. Я был готов к тому, что задумал, и, когда роженица перестала дышать, я обратился к силе ее смерти.

Это был тот самый миг, когда я стал другим. До этого я просто не понимал, что такое истинная магическая мощь, и лишь теперь я это почувствовал. Женщина смогла осознать, что я от нее хочу, и в последний миг она думала лишь о том, чтоб я смог сделать свое заклинание. Она стала той самой добровольной жертвой, которые служили источником магии некромантов, и на миг я стал богом. Я был настолько переполнен мощью, что мог свернуть горы, изменить русла рек и одним мановением руки разметать полчища врагов. Но сейчас еще было не время для таких подвигов. Я дал слово, и я его сдержал - мощнейший магический удар вынес из тела ребенка всю хворь, его сердце забилось, его легкие начали вдыхать воздух. Исчез застрявший в горле кровавый комок, срослись все кости, поврежденные при рождении по вине неопытной повитухи. За один миг ребенок превратился из умирающего в абсолютно здорового, и сотворил это чудо я сам.