Александр Экштейн - Люди полной луны Страница 18

Но никто, включая самого Аскольда, не знал, что самой главной ошибкой, более того, карьерной катастрофой Аскольда, были не интриги мексикомана полковника Краснокутского и его помощника майора Абрамкина, по большому счету это можно было утрясти, а то, что в самый момент ареста Аскольд так энергично вздрогнул от неожиданности — группа захвата вышибла двери в номер, — что Ирочка Васина взвизгнула под ним и навсегда рассталась с парадоксальной девственностью. Именно это было главной оплошностью Аскольда Иванова, да и самой Ирочки Васиной.

Ростоцкий вошел в кабинет Краснокутского через час после задержания и препровождения Аскольда Иванова в КПЗ, переполненный вопросами.

— Что делать с этим банкиром? — в первую очередь спросил Ростоцкий.

— С банкиром? — удивился полковник, но сразу же спохватился, вспомнив о своем приказе задержать Аскольда Иванова, и строго сказал: — Как что? Посадите его в камеру.

— На каком основании? — опять спросил Ростоцкий, и по его лицу было видно, что брать на себя какую-либо ответственность он не собирается.

— А при каких обстоятельствах вы его взяли? Он сопротивлялся или нет? — Полковник Краснокутский был истинным сочинцем с мексиканским бзиком и потому к заданному вопросу добавил элемент обывательского любопытства: — Он что, с бабой был или сразу с двумя?

— Да, он был с женщиной, — сухо ответил Ростоцкий и неожиданно рассмеялся, прикрыв рот рукой.

— Рассказывай, Ростоцкий, не томи. Что, три бабы было? — Краснокутский даже вышел из-за стола от любопытства.

— Да нет, одна была, — опять сухо ответил взявший себя в руки Ростоцкий.

— Понимаешь… казенным тоном проговорил Краснокутский. — Я тут твой рапорт о предоставлении тебе отпуска в середине августа прочитал…

— Зато какая эта одна! — начал объяснять Ростоцкий. — Мы врываемся, номер люкс-экстра за семьсот пятьдесят баксов в сутки, кровать — что вдоль, что поперек — четыре метра, он на ней, а она визжит под ним, как свинья на бойне, и улыбается, вот что странно, — отчитался Ростоцкий и добавил: — Красивая девочка. Мне кажется, она в этот момент с девственностью рассталась.

— С девственностью?! — обрадовался полковник, озаренный догадкой. — Закрывай его в КПЗ за совращение малолетней. Вот паразит, то в кустах дрочит, то головы людям отрывает, то девочек развращает и лишает их девственности. Что творится в городе!…

В конце своего возмущения полковник Краснокутский вспомнил одну существенную деталь. Он вспомнил, что Аскольд Иванов все-таки не прятался в кустах парка «Ривьера» и никому не отрывал голову. Это слегка остудило полковника, и он спросил у Ростоцкого:

— Слушай, что за чепуху ты мне несешь, какая может быть девственность в Сочи, в летнее время, да еще в гостиничном номере люкс-экстра?

— В Сочи возможно все, а в летнее время, да еще и за деньги, возможно все, что угодно.

— Да, капитан! — Краснокутский с гордостью посмотрел на Ростоцкого. — Да! Закрой этого зажравшегося янки в камеру. Закрой на основании Указа Президента России на тридцать суток до выяснения всех обстоятельств дела.

— Девочка, что под ним была, не малолетка, а совершеннолетняя и его невеста, сама так говорит, — продолжал осторожничать Ростоцкий.

— Вот это все и надо выяснить за тридцать суток досконально, а то вдруг он маньяк окажется похлеще Чикатило, что тогда? — серьезно спросил у Ростоцкого полковник и пытливо посмотрел ему в глаза.

— Так что насчет отпуска? — ушел от ответа Ростоцкий и не менее пытливо посмотрел в глаза Краснокутскому.

— Иди. Можешь прямо с завтрашнего дня, а в августе обойдешься, не по чину месяц себе для отдыха выбираешь, — погрозил Краснокутский пальцем и отпустил Ростоцкого со словами: — Пойди погоняй в «Чайке». Из Питера сообщили, что к нам группа из пяти человек направилась. Состриги с этих баранов всю шерсть, чтоб неповадно было. Тут своих шулеров девать некуда, а нам импорт гонят.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Служебная «Волга» городской прокуратуры свернула с некачественной дороги улицы Ленина на ухабистую Автодоровскую улицу и почти сразу же повернула на грунтовую дорогу Газового переулка, попрыгав по которой, свернула в еще более усилившуюся тряску Ружейного переулка. Заместитель таганрогского прокурора Миронов ехал на встречу с родителями убитого Сергея Васильева. Ружейный переулок был далеко не живописным, но, как и все переулки города, хранил в себе индивидуальную историю. Частный сектор — это самая потрясающая и самая таинственная суть южнорусского города, который наполнен, в самой сердцевине, частным сектором, как спелый подсолнух семечками. Тысячи, напоминающие Ружейный, переулков уютно пронизывают город и наполняют его самобытным, нежным и золотисто-звучащим очарованием. В этих переулках зреют плоды индивидуальности. Не важно какой, но зреют. Улицы, наполненные многоэтажными коробками, со всеми вытекающими из этого удобствами, напоминают шекспировских Ромео и Джульетту — вот такая странная ассоциация. На улицах, наполненных многоэтажными коробками, очень много Ромео и Джульетт, но нет Шекспира. Единственный город России, наиболее органично растворившийся в многоэтажности, это Москва, но столице не нужен Шекспир, а если понадобится, то она выдернет его из какого-нибудь маленького переулка России, вбросит в свою многоэтажность, и через некоторое время по Москве уже будет ходить десяток-другой шекспирят, но Шекспира по-прежнему не будет. Впрочем, зампрокурора Миронов, конечно же, не был таким идиотом, чтобы думать о Ружейном переулке в таком контексте. Более того, после того как «Волга» подпрыгнула на ухабе, он выругался по всем правилам добротной ругани и подумал: «Срыть это все бульдозером и домов нормальных, ресторанов и кафе настроить, сауны там всякие, бильярдные». Что еще мог думать Миронов, который из-за толчка на ухабе прикусил до крови язык?

Начальник краевого Управления ФСБ Лапин позвонил начальнику сочинского УВД полковнику Краснокутскому.

— С вами говорит Лапин, здравствуйте, Юрий Павлович.

— Здравствуйте, — осторожно поздоровался Краснокутский, пытаясь вспомнить имя, отчество и должность до боли знакомой фамилии Лапин, но ничего не вспомнил и, словно бросаясь в омут головой, рискнул: — Как дела, Сашок, как отец там, жив-здоров?

Сорокалетний Лапин отстранил от себя трубку, с недоумением посмотрел на нее и, вновь приблизив, сообщил Краснокутскому:

— Спасибо, папа давно уже умер. С вами говорит начальник краевого УФСБ Лапин Иван Александрович. Скажите мне, полковник, на каком основании вы задержали председателя правления Азово-Черноморского банка Аскольда Иванова?

— Так это ты, Ваня? — решил не сдаваться полковник Краснокутский. — А голос как у отца, вот ведь время летит. Мы с твоим отцом, Ваня, дружили, вместе в Москве учились и вместе по бабам ходили.

Тон Краснокутского был размягченно-умиленным и ностальгически-удивленным. Лапин, не ожидавший столкнуться с другом покойного отца, которого он любил и уважал, немного растерялся и уже не так настойчиво поинтересовался:

— Что там банкир этот натворил, нельзя ли его отпустить, Юрий Павлович?

— Да ради Бога, конечно же, можно, ничего такого он не натворил. Так, подозрение на совращение малолетней, но оказалось, что она не малолетняя и он ее не совращал. Сегодня его и выпущу, хай гуляет хлопец, что в КПЗ без толку штаны протирать.

— Спасибо, — растерянно поблагодарил Лапин, никак не ожидая такого развития событий. Он предполагал наехать на Краснокутского за незаконное задержание Аскольда Иванова, а затем смягчиться и забрать арестованного к себе для допроса, касающегося убийства Сергея Васильева.

— Слушай, Ваня, ты в Мексике был?

— Да, Юрий Павлович, был, чудесная страна. Вы могли бы пока этого банкира не выпускать? Нам с ним поговорить надо, а то выйдет на свободу, и ищи-свищи его.

— Да ради Бога, конечно же, могу, тем более что еще не совсем ясно, совращал он кого-нибудь или нет. Сколько его продержать надо?

— До завтра, — улыбнулся Лапин.

Полковник Краснокутский осторожно положил трубку и тоже улыбнулся. В начале телефонного разговора он понял, что ФСБ хочет воспользоваться задержанием Аскольда Иванова, а заодно и приструнить Краснокутского за это задержание. Естественно, полковник не был знаком ни с Лапиным, ни с его отцом, но теперь это не имело значения. Человек, любящий Мексику, всегда мог рассчитывать на дружбу полковника Краснокутского.

Когда Аскольда закрыли в полутемной КПЗ во второй раз за неполную неделю, он уже чувствовал себя гораздо увереннее. Страшная смерть Сергея Васильева всколыхнула в нем забытые мелодии таганрогского детства и сдвинула в его восприятии что-то такое, от чего хотелось материться и плевать во все попадающиеся навстречу лица. Аскольд Иванов усмехнулся и оглядел камеру. В камере были три человека, одно, уверенное в своей неприступности, окно, под ним сплошные, во всю стену, отполированные до блеска спинами, нары и естественная для всех тюремных камер шизанутая надежда на чудо в глазах обитателей…