Александр Петрин - Похождения робота Страница 18

— Скорее всего, это — от Юры Мелешко, — размышлял профессор. — Сейчас у него должен получиться один чрезвычайно интересный эксперимент. Вот он с радости и бахнул! Я его понимаю: такой эффект…

— А у меня предчувствие, что насчет членкорства!

— Дед, если тугрики, помни уговор, чтоб железно! — стоял на своем балбес Никитка.

В конце концов профессор решил пойти за телеграммой, невзирая на неблагоприятное для прогулок время — сразу после закрытия сельпо. Дошел он благополучно, если не считать, что какая-то личность с воплем: «Вот он ты, гад!» — набросилась на него из темноты, но, увидев свою ошибку, даже извинилась.

Из служащих на узле связи оказалась только симпатичная старушка, которая пекла себе на электроплитке блины и пила чай.

Выслушав профессора, старушка покачала головой и проговорила с мягкой укоризной:

— Ну до чего же все-таки народ стал нахальный: прямо ни стыда, ни совести! Ночь не ночь — идут! Ну не совестно ли тебе по ночам людей обеспокаивать? Какие сейчас телеграммы, нету никого, все прибрато, завтра приходи!

— Как же так, — растерялся профессор. — А если что-нибудь срочное…

— Мы все телеграммы допрежь прочитываем, — успокоила его старушка. — Важные — насчет похорон или другие что — доставляем экстренно. А пустые — не к спеху, небось. Сама я тут — человек посторонний, стаж зарабатываю для пензии, года не хватает, а как пензию получу, уеду к племяннице в город Кусу, она замужем за…

— Но должна же быть дежурная?

Старушка таинственно огляделась по сторонам и сообщила шепотом:

— Она есть, но только ее нету… Ладно уж, скажу тебе, только ты меня не продавай! Дуску Колпакову знаешь? Неужто не знаешь: разводка, бабенка ходовитая! А дежурной нынче один верный человек сообчил: покуда она на дежурстве, к мужу ее Ивану, электрику, знаешь, небось, эта Дуска должна на свиданку припожаловать! Вот она и побегла их караулить, схоронится в закутке… а как прихватит их, голубчиков, тут она волосья им расчешет, хоть Иван и без того почти-ко лысый!.. Лихая бабенка, ух!

— Чепуха прямо-таки! Неужто через какую-то Дуську…

— А как же! — всплеснула руками старушка. — Доведись до тебя, разве бы ты усидел? Нужно войтить в положение. Или она не человек? Не разваливаться же семье через телеграмму твою? Вот так новость! Ну, просто без всякой совести стал народ! Сказано — завтра, значит, завтра и приходи, а сейчас давай я за тобой запру, тут посторонним воспрещено по ночам находиться.

Перед сном профессор долго размышлял, откуда могла быть телеграмма, спал плохо и видел во сне, что его обряжают в мантию Кембриджского университета, а он скандалит, требуя, чтоб дали «фирмо́вую», а не «запальну́ю».

Придя утром на узел связи, он опять встретил вчерашнюю старушку, которая радостно его приветствовала:

— Понесли твою телеграмму! Лариса понесла, так что иди домой, дожидайся. Сегодня доставют…

— То есть как — сегодня? Это когда, примерно?

— Известно когда — на дню. Ты ж все-таки не один у ней, может, важней есть: насчет похорон, аль еще что.

У профессора был очень удрученный вид, поэтому старушка опять таинственно огляделась и зашептала:

— Так уж и быть, научу тебя. Вали прямо в Моховое! Лариса сейчас, должно, там. Подкатил к ней Вовка на мотоциклете, посадил, и — дунули… Не иначе, как в Моховом она!

— Безответственность какая! Взяла телеграммы и уехала в какое-то Моховое!

— А как же! — рассудительно молвила старушка. — Она девушка молодая, ей нужно счастье свое не прозевать! Ведь Вовка друга-солдата с собой привез, может, суженый ей будет! Что ж, через твою телеграмму и сидеть ей в старых девках? Нужно войтить в положение! Так что если у тебя экстренность, дуй в Моховое, там на месте и получишь. Оно не особо далеко, километров шесть будет, тропка прямая.

И старушка подробно растолковала, как дойти до Мохового.

— А как я ее в Моховом найду?

— А там сразу услышишь: где гулянка, там она и есть. Ларису просто угадать: девка пышная, аж пуговицы не держат, щеки красные, как свекла, голос резкий.

До Мохового профессор дошел благополучно, только в одном месте за ним погнался колхозный бык, да скоро отстал.

Возле избы, где играли сразу баян и радиола, профессор нашел Ларису, узнав ее по описанию и по голосу, который перекрывал и баян, и радиолу. Выкрикивая частушку, она оттаптывала толстыми ногами перед стройным солдатиком.

— Простите, вы — Лариса? — обратился к ней профессор. — Телеграмма моя должна быть у вас.

Лариса подбоченилась и злобно закричала:

— Ну, народ! Ну, нигде от них покоя нет! Ну, никакой прямо совести! Как будто мы не люди, а чурки с глазами! Обнахалились!.. Теть Рай, где моя сумка?

Сунув телеграмму в руку профессора, она убежала и запела еще пронзительней.

Развернув телеграмму, профессор прочитал: «БОРТУ ЛАЙНЕРА СОВЕРШАЯ КРУИЗ ШИРОТЕ ЗЕЛЕНОГО МЫСА ПЬЕМ ЗДОРОВЬЕ МУДРОГО НАСТАВНИКА МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ КОРИФЕЯ ПАВЛА ИВАНОВИЧА ДЕДОВА СЮСЮКАЛОВ».

Кто такой Сюсюкалов, профессор припомнить не мог, тем более что, боясь идти мимо быка, напросился в коляску Вовкиного мотоцикла, снаряжаемого в поселок за подкреплением. Вовка с места развил безумную скорость, но хоть и был сильно «поддатый» по случаю встречи брата, ловко лавировал между встречными грузовиками, то и дело чудом выскакивая из-под самых колес.

На слабых от пережитых волнений ногах профессор поднялся по ступенькам своей дачи.

— Кто такой Сюсюкалов? — спросил он у жены и внука, с нетерпением его ожидавших.

— Кажется, аспирант… или кандидат… — припоминала жена. — Курносый такой, хлопотливый.

— Неужели не помнишь? — удивился балбес Никитка. — В таких он был траузерах вайтовых!

— Он еще нам навоз весь на участок перетаскал, — разъясняла жена. — Очень услужливый молодой человек!.. Рукопись свою он привез на рецензию.

— Вот это кто! — взревел профессор, врываясь в кабинет. — Где его писанина? Обнахалились! Нигде покоя нет! Совести не имеют!

Найдя рукопись Сюсюкалова, профессор начал ее читать, покрывая поля язвительными отметками и непрерывно восклицая:

— Так и знал! Компилятор паршивый! Чужие слова хотя бы в кавычки брал, жулик! Траузера надел вайто́вые, а мыслишки запальны́е, да-да! Обнахалились до чего! Совести нет! Даже на даче обеспокаивают! Будто не люди тут, а… чурки с глазами! Я тебе войду в положение!

Потом добрейший Дед Мороз сел к столу и начал писать рецензию. И перо его, как выражались старинные романисты, истекало желчью и ядом.

КРАХ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Мышатников обожал блат. На свою нынешнюю работу Мышатников устроился по звонку одного влиятельного знакомого. Тотчас получил уютную однокомнатную квартиру с телефоном благодаря семейным связям с предцехкома. Свой прораб приспособил ее к индивидуальным вкусам Мышатникова. Венгерский гарнитур и два гэдээровских ковра ручной выработки сделал ему директор базы Васька Косой, с которым Мышатников учился еще в школе. Он же организовал японский цветной телевизор, импортные снотворные таблетки, французские духи и множество других предметов, необходимых каждому человеку для осознания собственной полноценности.

Даже свою супругу Машу Мышатников заполучил, можно сказать, тоже по блату — через старушку-землячку, доставившую Машу из другого города со всеми полагающимися характеристиками и гарантиями.

Мышатников с супругой уже подумывали о приобретении гэдээровского пианино «Рениш», которое, будучи сделанным из ценных пород дерева, являлось, по их мнению, лучшим украшением квартиры (ни Мышатников, ни Маша ни на каких инструментах играть не умели).

Как раз в это время Мышатников познакомился на одном внутриведомственном приеме с Хаменко.

«Солидный, жирный… — пытался проникнуть в глубину психологии нового знакомого Мышатников. — Импортный вельветовый костюм, часы японские говорящие… Уж не директор ли он какого универмага? Ишь как бутерброды да апельсины жрет, будто к теще заявился!.. Значит, чувствует под собой почву, привык к бесплатному угощению… Маленький человек разве позволил бы себе пятый апельсин взять… Шурочку-юристку по талии похлопывает! А она ничего, улыбается! А попробуй я!.. Вторую «Улыбку» открывает… Батюшки, да у него и открывалочка своя! Серебряная!!. Ясно! Маленькому человеку зачем иметь при себе открывалочку?.. Надо с ним сойтись поближе!»

Талантом сходиться с нужными людьми Мышатников был одарен с детства. К концу приема он уже называл нового знакомого «Сеня», говорил ему «ты». А тот, как видно, по достоинству оценил веселого, услужливого Мышатникова.

— Рад, что с тобой познакомился, — сказал Хаменко на прощанье, надевая дубленку и экспортную шапку из ондатры. — Вот тебе телефон, позванивай…