Юлия Федотова - Свет. Испытание Добром? Страница 19

Странно, но имя любимой жены мгновенно отрезвило несчастного. Бледное от чар лицо его залилось краской стыда.

– Ох, что я такое несу?! Ужас какой! – пробормотал он в смятении. – Йорген, прости ради бога! Не понимаю, что на меня нашло…

– Да ладно, забудем. Это же не ты, это чары носферата, – великодушно ответил ланцтрегер, но потом все-таки не выдержал и прыснул от смеха.

– Умоляю! Не рассказывай никому и никогда о том, что здесь было. Особенно Гедвиг, – простонал со слезами в голосе силониец.

Йорген перестал смеяться и поднял вверх раскрытую ладонь:

– Клянусь!

Это была клятва ночных миражей. В академии такую не изучали, и магии она в себе не содержала, но никакая сила на свете не заставила бы Йоргена ее нарушить.

Глава 8,

в которой старая ведьма загадывает загадки, колдун проникается теплым чувством к северному соседу, а начальник Ночной стражи распивает с подчиненными на боевом посту, после чего ночь напролет считает овец

Конечно, я теперь седа,Немножко, может быть, горбата;Не то, что в старину была,Не так жива, не так мила…

Вот такими ближе к рассвету они и вернулись с охоты: Кальпурций – пьяный от чар и совершенно уничтоженный морально, Легивар – исцарапанный в клочки, Йорген – грязный и залитый кровью из раны на шее, неопасной, но очень страшной с виду.

В трактире, где они остановились, вежливо отклонив приглашение богентрегера Айсхофа, несмотря на поздний… или, точнее, слишком ранний час, поднялся переполох. Хозяйка, две служанки и Лизхен сначала долго охали и причитали, а потом принялись с рвением, достойным лучшего применения (с точки зрения Йоргена), приводить охотников в божеский вид: отмывать, перевязывать, обстирывать…

– Хочется верить, что покойники, коих мы потревожили, померли не от моровых поветрий и в склепе не было семян болезней, – смывая с себя пыль и прах, заметил Йорген тихо, чтобы услышал один Легивар.

Тот нахмурился:

– Знаешь что, одной верой тут не обойтись! Ну-ка, поворачивайся спиной. И терпи, будет больно.

Да, было больно. Потому что бакалавр прямо на живом теле Йоргена глубоко процарапал кончиком острого ножа руну эльхаз, призванную отгонять ведомую и неведомую заразу. А потом проделал это же с Кальпурцием, хоть тот и роптал:

– К чему эта жестокая процедура? Дикость какая-то! Неужели нельзя чернилами обойтись?

– Ну ты еще меня поучи, как надо колдовать! – проворчал Легивар сердито. – Магия руны эльхаз пробуждается кровью и действует до тех пор, пока рана продолжает болеть. Ты погоди, как бы еще обновлять не пришлось, если станет заживать слишком быстро.

…Забегая вперед, отметим: надежды Йоргена оправдались, и он сам, и друг его остались здоровы. Но была ли в том заслуга Легивара, или прах фон Кнурров изначально никакой заразы в себе не содержал – нам, увы, неизвестно.

Они уже собирались в дорогу, когда Йорген обнаружил, что забыл в склепе Айсхофа любимый метательный нож с серебряной пластиной на лезвии. Швырнул в носферата, не попал, оружие воткнулось в крышку гроба, да так и осталось там торчать. Досадно. Не очень-то хотелось лезть в затхлую гробницу вновь, но что поделаешь? Не оставлять же свое добро чужим покойникам?

– Пойду заберу, – вздохнул он обреченно. – Я быстро…

– Сходи, – вяло откликнулся Легивар, он чувствовал себя очень утомленным.

В ночном сражении ему участвовать не пришлось – в буквальном смысле слова отсиживался в кустах. Но Лизхен такие мелочи не интересовали. Она сочла, что победитель достоин награды, и награждала его весь остаток ночи тем, чем могла – любовью своей. Вот почему он не успел выспаться и небольшой отсрочке был только рад – хоть часок еще подремать.

Но Кальпурций сорвался с места.

– Я с тобой! Не стоит ходить туда в одиночку!

Вообще-то он был прав. Под землей не бывает ночи и дня, там всегда тьма.

– Нет, – отказался Йорген, – пойду один. В склепе чары племянника могут дать о себе знать, и ты опять начнешь… – тут он вспомнил о клятве, – …вести себя необычно.

– Ты думаешь? – Кальпурций побледнел.

– Да.

– Тогда я лучше останусь… Но ты уверен, что ничего плохого не случится? – Силонийца мучила совесть.

– Убежден. Это всего-навсего старый, пустой склеп. Что там может случиться?

…Но юноша ошибался. Склеп не был пустым. Там уже ждала его она.

Вдруг обнаружив ее у себя за спиной, Йорген от неожиданности зайцем отскочил в сторону, но тут же взял себя в руки.

– О! Здравствуй, бабушка! Сколько зим, сколько лет? – Он старался быть как можно более вежливым, чтобы загладить старую вину.

– Смотри-ка! – всплеснула своими когтистыми ручищами кошмарная старуха. – Внучка́ нажила на старости лет. А что это мы нынче такие любезные? Не оттого ли, что защиты вкруг тебя нет, детеныш?

– Нет, не оттого, – возразил Йорген очень мирно. – При мне меч, выкованный специально против порождений Тьмы, и владею я им очень хорошо, а потому в другой защите не нуждаюсь, если только не ложусь спать. Но мне очень неловко, что в прошлый раз был так груб с тобой, извини.

– Ай-ай! Куда катится наш мир?! С каких это пор ночные стражи стали приносить извинения таким, как я? Ведь я – тварь ночная, ты не забыл?

– Да, но раньше ты тоже была женщиной.

– Была, да… – По страшной морде старухи скользнула тень воспоминаний. – Была молода, была красива… А теперь мне от роду тысяча лет и еще триста четыре года, и собственное колдовство выело меня изнутри, превратив в темную тварь… Только не подумай, что это меня печалит. В отличие от тебя, детеныш-полукровка, я вполне довольна собой!

Йоргену стало неуютно: похоже, старуха видела его насквозь.

– Скажи мне, – сказал он, – кто ты такая есть? Что хочешь от меня? Съесть, что ли?

Старуха гадко хрюкнула, этот звук призван был изображать негодование.

– Ну вот еще! Слишком ты высокого мнения о себе, Веннер эн Арра! Конечно, годы Тьмы изрядно опустошили земли Со, но все же не настолько, чтобы тащиться на край света ради сомнительного удовольствия закусить худосочным и костлявым мальчишкой смешанной природы. Не стоишь ты таких усилий, и даже если растолстеешь вдвое против нынешнего – и то стоить не будешь!

– Если ты хотела меня этим огорчить – ничего у тебя не получилось, так и знай! – усмехнулся Йорген. – Я вовсе не стремлюсь пойти на закуску бывшей женщине, о которой мне ровным счетом ничего не известно. Неужели ты и вправду явилась к нам из земель Со?

– Оттуда, «внучек», оттуда. Плешивые Холмы помнишь?

– Холмы? Плешивые? Не-а! Это где?

– Это там, где вы наввру – «поющую смерть» порешили, – напомнила тварь.

– А-а! – обрадовался Йорген. – Теперь понял! Село такое, навозом и яйцами торгует…

– Ну, про навоз – это уж тебе виднее. А есть там неподалеку черный иссохший ручей, на нем землянка, а в землянке…

– Ведьма-стрига, которая прокляла трех братьев-насильников, и они друг друга переубивали за нее. Местные нам рассказывали.

– Да? – Тварь выглядела довольной. – Помнят, значит, человечишки… Так вот, это я и есть стрига с Черного ручья.

– О! – искренне восхитился Йорген. – Рад знакомству! Какими судьбами в наших краях?

Так гладко беседа пошла – он уже начинал забывать, что разговаривает с темной тварью, сидя в чужом склепе на крышке старого гроба.

– А теми судьбами, что пришла я к тебе СЛОВО сказать, да все до дела не доберемся, прошлое вспоминая. – Голос ее звучал обвиняюще, будто это не она сама, а Йорген нарочно время тянул.

– Так говори, разве я тебе мешаю?

– Понятно, мешаешь. С мысли сбиваешь вопросами своими, куда это годится?

Вот так! Он же еще виноватым остался! Сначала Йорген даже обидеться хотел, но подумал и не стал. Говорят, с возрастом характер портится у всех, так чего ждать от старухи, прожившей на свете дольше тысячелетия? Надо быть снисходительным к ее сединам.

– Виноват. Больше не стану сбивать. Говори свое слово, достопочтенная стрига.

– Ну слушай и запоминай, больше уж я не приду – не молодая, чтобы по миру за тобой бегать. А то один раз явилась, другой раз явилась…

– Кхе-кхе, – перебил Йорген деликатно.

– Ладно. Говорю как есть:

Если счастье не убьешь —Будет тот, кого не ждешь.Пять голов – один ответ:Кровь ее разбудит свет.Время света подошло —Вспомни черное крыло.

Да, вот так она и сказала, ни больше ни меньше.

Йорген озадаченно моргал своими желтыми, нечеловеческими глазами.

– Ты думаешь, я что-нибудь понял?

– Понял не понял – это уж не моя печаль. Запомнил, главное?

– Запомнил, оно же в рифму. – Память у ланцтрегера всегда была прекрасная, а за последний год он успел натренировать ее на бессмысленную абракадабру магических формул и колдовских заклинаний.