Роберт Рэнкин - Танцы с саквояжем Вуду Страница 19

— Проходите и садитесь вот сюда, — пригласила мамаша Билли. — Ваши ноги сбивают меня с толку. Как будто смотришь сквозь амбразуру.

Инспектор Кирби поднялся на веранду.

— Когда вы последний раз видели своего сына? — спросил он, усевшись.

— В позапрошлую среду.

— И он вам не сказал, куда направляется?

— Он что-то говорил о каких-то делах, но я не уверена. Мы никогда не делились друг с другом своими секретами.

— Вы думаете, он скучает по отцу?

— При мне он никогда о нем не вспоминал.

— Возможно, он замкнулся в себе, — сказал инспектор Кирби. — Невозможность выразить чувство потери и беспризорности часто выливается в глубокие психологические травмы: интроверсию, ночное недержание мочи, мастурбацию, половые извращения…

— Гомосексуализм? — спросила миссис Барнес.

— Нет, — ответил инспектор Кирби. — Я не имел в виду ничего подобного.

— А следовало бы. В конце концов именно гомосексуализм выделяет нас среди животных.

— Не совсем вас понимаю.

— Задумайтесь над тем, благодаря чему человечество совершенствуется, благодаря чему возвышается над царством животных.

— Ну, благодаря более развитому мозгу, особому строению кисти, способности общаться посредством языка…

— На первый взгляд — да. Но подумайте о культуре. Подумайте об искусстве. Подумайте, сколько всего привнес в искусство гомосексуализм. Сколько художников, поэтов, писателей, исполнителей песен, музыкантов, композиторов, кинорежиссеров, танцоров, артистов, модельеров, костюмеров и парикмахеров гомосексуалисты?

— Очень много, — признал инспектор Кирби.

— Вот-вот, — продолжала миссис Барнес. — Они не могут размножаться. Но размножение для животных. Гомосексуалист же обособлен. Он не такой, как другие. Он — индивид. Гомосексуалист повышает качество жизни.

— Вы, наверное, правы, — сказал инспектор Кирби. — Я об этом раньше не задумывался.

— В генофонде все пригодиться. И гомосексуализм — не эволюционная аномалия и не тупик. У него свое назначение. Искусство нас всех облагораживает. По средам я всегда надеваю мужское платье во имя гомосексуализма, во имя всего того, что он сделал для человечества.

— Браво, — произнес инспектор Кирби, захлопав в ладоши. — Теперь я горжусь тем, что я гей.

— Браво! — воскликнула миссис Барнес. — Как и следовало ожидать. Но скажите мне вот что.

— Что именно?

— Как такого любителя задирать рубашку, как вы, взяли в полицию?

Инспектор Кирби остался на обед. По случаю среды он проходил в трофейном зале в окружении многочисленных и любопытнейших артефактов, собранных мистером Барнесом со всего мира.

— Это зуб кашалота, — сказала миссис Барнес, отвечая на вопрос инспектора. — Мой муж выдернул его из пасти убитого животного во время одного из своих многочисленных китовых походов.

— Как интересно, — сказал инспектор.

Ели фарш с кусочками айвы. Металлические вилки были в мойке, так что пользовались пластмассовыми.

— Каковы шансы, что моего Билли найдут? — поинтересовалась мамаша Билли, громко чавкая и стуча о тарелку.

— Очень вкусно, — откликнулся инспектор, ковыряя вилкой в своей порции. — Сначала необходимо выяснить, пропал ли он на самом деле. Вы сказали, он взял с собой чемодан. Возможно, он ушел ненадолго и вскоре о себе сообщит.

— Но он никогда прежде не уходил.

— Ему всего лишь двадцать три, миссис Барнес. Может быть, ему показалось в доме тесно, и он решил расправить крылья, раздвинуть, так сказать, горизонты.

— Значит, вы считаете, что опасность ему не угрожает?

— Давайте не будем сгущать краски без причины.

— Прекрасно, — сказала миссис Барнес. — Забудем о нем. Если его труп вдруг найдут в канале или где-нибудь еще, вы всегда сможете мне позвонить, не правда ли?

— Да, конечно, но я… Послушайте… В общем, в доме вы одна?

— Со мной живет моя мамаша. Она инвалид. Наверху.

Это была ложь, причем намеренная. Миссис Барнес и не собиралась заявлять о пропаже своей матери, поскольку забирала ее пенсию каждую неделю, а деньги ей были нужны для вторничных мероприятий.

— Я бы хотел познакомиться с вашей матушкой, — изъявил желание инспектор Кирби.

— Она спит. Может быть, в следующий раз.

— Хорошо… Восхитительная комната, миссис Барнес. Настоящий музей. Откуда у вас вон та резная шкатулка на каминной полке?

— Из Гаити. Мой дед был там губернатором на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. В шкатулке находятся наиболее ценные семейные реликвии.

— Просто восхитительно. А что это за реликвии?

— Гипсовый слепок саквояжа вуду. Саквояжа Метрессе Эзиле, воплощения Девы Марии на Гаити.

— Невероятно. Пару лет назад я учился на курсах по оккультизму, и там мы изучали духов вуду. Папа Легба, Ату, Локо и других. Этот саквояж должен обладать некой силой, пророчествовать или что-то в этом роде, не так ли?

— Говорят, он разговаривает, но я никогда не была этому свидетелем. Билли говорил, что саквояж с ним беседовал, что-то рассказывал.

— Что именно?

— Наверное, небылицы.

— Восхитительно, — в который раз сказал инспектор. — Можно мне на него взглянуть?

— Совершенно невозможно! — Миссис Барнес обрушила свои могучие кулаки на стол. — Очень опасно. Саквояж — это transitus tessera. Он может перенести вас из мира живых в мир зловредных мертвых.

— Вы хотите сказать, что если я его увижу, то умру?

— Вы умрете, если до него дотронетесь.

— Понятно. Значит, он начинен ядом из Амазонии?

— Возможно. Уверяю вас, если вы откроете шкатулку и дотронетесь до саквояжа вуду, то погибнете.

— Невероятно, — проговорил инспектор Кирби. — Совершенно невероятно.

— Да что говорить. — Миссис Барнес пожала плечами. — Но ведь ко всему привыкаешь. Люди учатся на своих ошибках.

— Да уж. Зазвонил телефон.

— Наверное, ваш Билли, — предположил инспектор Кирби.

— Нет, это не его звонок. — Миссис Барнес зачерпнула айвы и отправила в чавкающий рот.

— Вы не подойдете?

— Он скоро смолкнет. Так всегда бывает.

— Могут звонить мне.

— А! Хорошо.

Миссис Барнес отложила вилку, шумно встала и затопала вон из комнаты, хлопнув за собой дверью.

— Какая шумная женщина, — пробормотал инспектор Кирби, отодвигая от себя тарелку. — Саквояж вуду? — Его взгляд перекочевал на шкатулку на каминной полке. — Восхитительно!

Инспектор некоторое время сидел в раздумье. Из прихожей доносились громкие крики. Миссис Бар нес что-то бурно обсуждала по телефону, но с кем, оставалось неясным.

— Только гляну одним глазком, — пробормотал инспектор. — Какой от этого вред?

Он поднялся с дивана и глянул на дверь, ведущую в прихожую. Все те же крики. Инспектор приблизился к камину.

Рядом со шкатулкой лежал ключ. Медный, с изображением черепа. К нему прикреплена бумажка с надписью.

Инспектор Кирби взял ключ и прочел:

«Не пытайтесь открыть шкатулку этим ключом. Не будите зловредных мертвых».

Инспектор Кирби присвистнул и прислушался. Из прихожей по-прежнему доносились крики. Инспектор вдруг испытал сильное возбуждение, но взял себя в руки, сунул ключ в замочную скважину и повернул против часовой стрелки.

Раздался щелчок, и крышка приоткрылась.

Инспектора вновь охватило возбуждение. Зря он это делает. Да и с какой стати? Он ведь полицейский и не может открывать личные шкатулки граждан. Хотя, конечно, может. В этом и заключается одно из преимуществ полицейского — возможность совать нос в то, что принадлежит другим. Но как быть с угрозой смерти, которая якобы наступает, если дотронуться до саквояжа? Суеверие? Вуду ведь миф, суть внушение. Наставил абориген на тебя кость — ну и что? Не умрешь, если не веришь. Воистину, не буди зловредных мертвых!

Только одним глазком и сразу закрыть крышку. Какой от этого вред?

Инспектор Кирби откинул крышку.

И тут же сделал быстрый шаг назад.

Что— то шевельнулось. Внутри шкатулки. Что-то белое. Дернулось, когда крышка открылась, и теперь шевелилось. Извивалось.

Инспектор смотрел, словно зачарованный.

Саквояж. Белый, отлитый из гипса или резной. Шевелится. На нем черепа. Много. Один большой — посередине. Очевидно, человеческий. Но другие, поменьше, расположенные вокруг, неизвестно чьи. И все они… шевелились. Клацали своими маленькими челюстями, словно заглатывали воздух. Зевали, вздыхали и злобно щелкали зубами.

Инспектору Кирби все это очень не понравилось, и он решительно шагнул вперед, чтобы захлопнуть крышку.

Но вот несчастье: инспектор поскользнулся на прикаминном настиле и стал падать на решетку. Стараясь удержаться, схватился за каминную полку.

Но промахнулся.

И правая рука с размаху угодила прямо в шкатулку.

Очнувшись, инспектор Кирби вздрогнул. Сверху на него, улыбаясь, смотрела мамаша Билли.