Андрей Балабуха - Человек человеку — кот Страница 19

За НИИПБ закрепилось прозвище — НИИ По Барабану.

Потом власть в стране опять переменилась. Слегка, но все-таки. И тогда озверевший от безделья Шаронов сорвался с цепи. Человек с замашками «через два рукопожатия выходим к Президенту», он взял и ломанулся на самый верх. Бряцая наградами. Формально он жаловался на то, что предыдущая власть — дура дурой, естественно — отняла у него, лауреата и орденоносца, проект «Рубанок». И требовал справедливого возмездия. А если честно — лелеял надежду сообщить кому следует, что есть на свете такой «НИИ прикладных биотехнологий». Вот он, посмотрите, очень полезный институт! Загибается, но не сдается.

Со стороны это может показаться неправдоподобным, но в действительности на многострадальных просторах нашей бескрайней родины и не такие объекты пропадали к чертовой матери.

Начальство обнаглевшему ученому не мешало. Оно его, скорее, молча благословило.

И Шаронов таки справился. Не через два рукопожатия и не к самому Президенту, но на влиятельное лицо в его администрации — вышел. Каковое лицо выслушало жалобщика, ознакомилось с видеозаписью действующей модели «Рубанка» и с лица своего влиятельного прямо-таки спало. И чуть ли не за руку отвело Шаронова в самый высокий кабинет. С перепугу, вероятно. Из чувства самосохранения.

Президент о каком-то там НИИ По Барабану и его изделиях слыхом не слыхивал. Верховного Главнокомандующего обрадовали коротким емким докладом с показом видеодокументов. После чего Верховный одной конечностью затребовал все данные по НИИПБ, другой позвонил министру обороны, третьей — директору ФСБ, а четвертой распорядился представить Шаронова к очередной награде. От изумления, наверное. Тут нужно, в общем, учесть, что «Рубанок» действительно очень плохо выглядел. Даже на видео. Даже модель.

Президент до того был, похоже, взволнован открывшимися перспективами, что даже проявил интерес к формальной стороне дела — слабым голосом заметил: какие у вас названия интересные! А почему, например, эта тема зовется «Кино», а вот та «К10»?

Что интересно, встречаться с Шароновым взглядом Президент избегал. Так, зыркнет коротко, и глаза спрячет. Будто не верит — это ж надо, какие люди в русской оборонной науке водятся! С ног до головы в медалях, лауреатских значках, но почему-то без ошейника и намордника.

Шаронов объяснил, что первый отдел НИИПБ еле дышит, там кого не посадили, тот до сих пор под следствием, поэтому названия внутренние, рабочие. «Кино — мое хозяйство, а К10 это наверное кошки Павлова. Десятый корпус». — «Ах, институт еще и кошек делает… Очень интересно. А почему ваша тема — Кино?» — «Цоя люблю! — схамил Шаронов. — Он же про нашу шарашку песню написал, ну, где алюминиевые огурцы на брезентовом поле и все такое».

Тут его и попросили на выход быстренько. Но главное было сделано.

Шаронов, вернувшись, нашел Павлова по внутренней и сказал: «Ставь бутылку. Я тебя отрекламировал дальше некуда». — «Где?» — «В Кремле, где! Кстати, сознавайся, почему тему назвал К10?» Павлов чуть не лишился дара речи. В профессиональной сфере он быстро соображал и реагировал, а вот по жизни — увы. Ошарашить его было легко. «Ну, я… По созвучию. Это похоже на „киттен“». — «Да ты у нас романтик, оказывается! Киттен, значит. Пуссикэт, хе-хе… Правда, ты это не сам выдумал, а слизал с американского К-9». — «Ты. Где. Был?», — спросил Павлов. — «Пиво пил!!! Тащи пузырь, всё расскажу».

Через месяц основные темы запустили по новой. Административному корпусу сделали косметику, дорожки в парке выложили плиткой. Забор еще покрасили. Жизнь не то что забила ключом, но проявила хоть какую-то тенденцию. И даже первый отдел, заново полностью укомплектованный, вздумал показать зубы и научить распоясавшихся ученых режиму — но после того, как в секретную комнату подбросили десяток крыс, запросил мировую.

Крысы были — ничего особенного, просто голодные. Их слегка усыпили и вечером сдали в нормальном секретном чемодане, под роспись, как обычный материал. Ночью крысы очнулись, съели в качестве аперитива свой чемодан и пошли знакомиться с документацией… Скандал получился душевный, не скандал — прелесть. Слух об укрощении строптивых облетел НИИПБ за день, и с тех пор зажили все службы института душа в душу.

И вообще как-то все наладилось и успокоилось. И работа шла очень успешно по всем темам. Пока Шаронов не довыпендривался с «Тисками». Но это оказался единичный случай, хоть и наделавший много шума. А потом завлаб Павлов, триумфально сдав госкомиссии своих полосатиков, вдруг получил техзадание на гражданскую версию изделия «Клинок»…

Надо было, конечно, сразу насторожиться. Но Павлов как прочел задание, да вообразил, насколько потрясная выйдет из полосатика домашняя кошка — настоящая дорогая игрушка для взрослых — с ним временное помрачение рассудка от восторга случилось.

Легко представить, каким мечтаниям завлаб предавался, и до чего ему стало грустно, когда все пошло наперекосяк.

Ближе к вечеру позвонил директор.

— Как дела на вверенном вам направлении? — спросил он холодно.

— Жертв и разрушений нет, — сказал Павлов. — Я собирался лично доложить по некоторым позициям, но, кажется, сегодня не успеваю.

— Доложить — это хорошо. А что ваши образцы? Э-э… Не шалят?

Павлову уже хватило мощных эмоций для одного дня, поэтому он счел за лучшее промолчать.

— Ладно, — сказал директор, секунду-другую послушав шумное сопение в трубке. — Вы это… Так зайдите, без доклада. Есть дело.

Павлов в ответ утвердительно вздохнул.

— И не пытайтесь меня разжалобить, — утешил его директор. — У всех работы много. Все еле дышат. Давайте, шевелите ложноножками.

Павлов собрался с духом — и зашевелил, чем приказано. Очень хотелось завершить дневную прогулку через территорию, зачищенную Катькой от супостата, но директор такой проволочки не понял бы.

Сама Катька, обожравшаяся сметаны из личного завлабовского фонда, дрыхла в клетке, запертой на амбарный замок. Ворону утилизировали, оконную решетку закрепили. Поди теперь докажи что-нибудь. Если, конечно, трехцветка не угодила под одну из камер слежения. Хотя с какой стати. На территории камер нет, большая слишком, ее только ночью тепловизором сканируют…

Директор оказался привычно сух и невозмутим. Расположившись за журнальным столиком в углу кабинета, он наливал коньяк генералу Бондарчуку, толстому и краснолицему министерскому куратору НИИПБ.

— Павлов, дорогуша! А вот с нами давай! — обрадовался Бондарчук.

— Действительно, — согласился директор, пододвигая завлабу рюмку. — Садитесь, Павлов. Выпьем за успех нашего общего дела.

Генерал свою рюмку осушил залпом, директор просмаковал, Павлов слегка пригубил.

— Так что было дальше, — сказал директор, обращаясь к генералу. — Она запрыгивает на пожарную лестницу, за каких-то несколько секунд понимается на четыре этажа и просачивается в чердачное окно. Начинается тарарам, а через минуту кошка выбирается наружу с вороной в зубах!..

«Какой я идиот! — с горечью подумал Павлов. — Надеялся скрыть Катькин побег от своих. А тут дай Бог отмазаться от министерства! Если шеф рассказывает о Катьке генералу, значит, у того есть информаторы здесь. И нужно действовать на опережение, красиво подать некрасивую историю, чтобы наверху не думали, будто у нас бардак. Фигушки, просто такой гениальный зверь появился. Чуть не надорвались, выращивая. Ой, как стыдно…»

— …Спускается вниз чуть медленнее, — продолжал директор, — но тоже в достойном темпе, и уходит обратно. Прямиком к себе в корпус. По кирпичной стене — вы только представьте — лезет к решетке, поддевает ее сначала носом, у нее не выходит, тогда она использует переднюю лапу, решетку отжимает, ныряет внутрь — и конец спектаклю. Неплохо?

Бондарчук посмотрел на завлаба и выпятил челюсть.

— Есть пистолет? — спросил Павлов генерала. — Мне на минутку, застрелиться.

— Перестаньте, — распорядился директор. Почти скомандовал. В институте такую его манеру знали и не удивлялись. Просить, уговаривать, реагировать на шутки и вообще располагать к себе этот шеф не умел. Или не считал нужным.

— Ты молодец, — Бондарчук от души хлопнул Павлова то плечу. — Не стоишь на месте, развиваешься. Новая модель нам пригодится.

Павлов хотел было сообщить, какая она новая, эта модель, но поймал острый взгляд директора и только кивнул. Захотелось выпить. Завлаб опрокинул в рот остатки коньяка.

— Ну, это не новое изделие, а просто версия «Клинка», — оказал директор. — Мы пробуем сейчас разные варианты, какие-то более раскрепощенные, какие-то менее. Трудно найти грань, за которой заканчивается разумная инициатива бойца и начинается опасная самодеятельность.

— Да уж! — подтвердил Бондарчук и слегка поежился.