Терри Пратчетт - Дело табак Страница 2

Сержант Задранец явно встревожилась.

— Простите, сэр, но, боюсь, увильнуть не удастся. Капитан Моркоу официально заберет у вас значок в полдень.

Ваймс стукнул кулаком по столу.

— Я посвятил всю жизнь городу и не заслуживаю такого обращения!

— С вашего позволения, командор Ваймс, вы заслуживаете гораздо большего.

Ваймс откинулся на спинку кресла и застонал.

— И ты туда же, Шелли?

— Простите, сэр. Я знаю, вам нелегко.

— Меня вышвыривают отсюда после стольких лет! Ты же знаешь, как я просил! А такому человеку, как я, просить нелегко, можешь не сомневаться. Я умолял!

На лестнице послышались шаги. Ваймс вытащил из ящика стола коричневый конверт, что-то сунул в него, сердито лизнул, запечатал плевком и бросил на стол. Конверт звякнул.

— Вот, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Мой значок. Как велел патриций Ветинари. Сдаю добровольно. Никто не скажет, что его у меня отобрали!

В кабинет вошел капитан Моркоу, пригнувшись под притолокой. В руках он держал какой-то сверток, а за спиной у него теснились несколько ухмыляющихся стражников.

— Прошу прощения, сэр, верховная власть и все такое. По-моему, вам повезло, что вас отправляют в отпуск всего на две недели. Госпожа Сибилла изначально настаивала на месяце.

Моркоу протянул Ваймсу сверток и кашлянул.

— Мы с ребятами тут скинулись, командор, — произнес он с натянутой улыбкой.

— Предпочитаю то, что звучит разумнее, например «старший констебль», — сказал Ваймс, забирая сверток. — Знаешь, я тут подумал: если мне надают побольше титулов, я в конце концов найду тот, с которым смогу смириться.

Он разорвал бумагу и извлек маленькое разноцветное ведерко и лопатку, к общему восторгу притаившихся зевак.

— Мы знаем, что вы едете не на взморье, сэр, — начал Моркоу, — но…

— И очень жаль, что не на взморье! — жалобно произнес Ваймс. — Там бывают кораблекрушения. Контрабандисты. Утопленники. Преступники так и кишат! Хоть что-то интересное.

— Госпожа Сибилла говорит, вам будет чем развлечься, сэр, — сказал Моркоу.

Ваймс застонал.

— В деревне-то? Чем можно развлечься в деревне? Ты знаешь, почему она называется деревней, Моркоу? Потому что там, черт побери, нет ничего, кроме проклятых деревьев, которыми почему-то полагается восхищаться, хотя на самом деле они просто сорняки-переростки! Там скучно! Сплошное воскресенье! А еще мне придется общаться со всякими шишками!

— Сэр, вам понравится. Я не помню, чтобы вы когда-нибудь брали выходной, разве что когда бывали ранены, — сказал Моркоу.

— Да и то он непрерывно ворчал и беспокоился, — произнес голос в дверях. Он принадлежал госпоже Сибилле. Ваймса изрядно обижало то, что стражники слушались его жену. Он, разумеется, до безумия обожал Сибиллу, но не мог не заметить, что в последнее время его любимый сандвич с беконом, салатом и помидором превратился из традиционного сандвича с БЕКОНОМ, салатом и помидором в сандвич с САЛАТОМ, ПОМИДОРОМ и беконом. Разумеется, жена пеклась о его здоровье. И все вокруг словно сговорились. Почему ученые не откроют какой-нибудь овощ, который вреден для здоровья? И что не так с луковой подливкой? В конце концов, в ней же лук! И желудок он прочищает будь здоров. Это ведь полезно, не так ли? Что-то такое он точно читал.

Две недели отпуска, в течение которых за каждым приемом пищи будет надзирать жена. Об этом нестерпимо было даже думать… но Ваймс все равно думал. И потом еще Юный Сэм, который рос как сорная трава и всюду совал свой нос. Две недели на свежем воздухе, по словам Сибиллы, пойдут мальчику на пользу. Ваймс не спорил. Бессмысленно было спорить с Сибиллой: даже если ты думаешь, что победил, оказывается, на самом деле тебя неверно информировали. Это какая-то магия, совершенно недоступная мужьям.

По крайней мере, ему позволили выехать из города в доспехах. Они были частью Сэма Ваймса, такие же потрепанные, как и он сам, с той разницей, что вмятины на доспехах чинились при помощи молотка.

Ваймс, держа на коленях сына, смотрел на удалявшийся город, а карета везла его навстречу двум неделям буколических грез. Он чувствовал себя изгнанником. Но, с другой стороны, в городе просто обязано было случиться какое-нибудь ужасное убийство или дерзкое ограбление, которое по очень важным соображениям морали (на худой конец) потребовало бы присутствия главы Стражи. Оставалось лишь надеяться.

Сэм Ваймс со дня вступления в брак знал, что у его жены есть дом в деревне. В частности, потому, что Сибилла подарила этот дом ему. Точнее, она перевела на мужа все владения своей семьи (упомянутая семья состояла из одной лишь Сибиллы), следуя старомодному, но очаровательному убеждению, что владеть собственностью должен супруг.[2] И она настояла на своем.

Из деревни регулярно, в зависимости от сезона, на Лепешечную улицу прибывала телега, груженная фруктами и овощами, сыром и мясом. Все это выращивалось и производилось в поместье, которого Ваймс никогда не видел. И не горел желанием видеть. Про деревню он точно знал, что она хлюпает под ногами. Да, конечно, под ногами хлюпали большинство анк-морпоркских улиц, но, черт побери, они хлюпали правильно — и он хлюпал по ним с тех самых пор, как только выучился ходить (и, что неизбежно, падать).

Официально поместье носило название Крэнделл, хотя обычно его называли Овнец-Холл. Овнецам принадлежал отрезок форелевого ручья длиной в милю, а также паб, как запомнил Ваймс из документов. Владеть пабом — да, вполне понятно; но как можно владеть форелевым ручьем? Ведь твой отрезок, пока ты на него смотришь, уплывет вниз по течению, разве нет? И перед тобой окажется вода, которая раньше принадлежала твоему соседу, живущему выше по течению, и этот надутый сноб, возможно, сочтет тебя браконьером. Вот сукин сын. А рыбы вообще плавают, где им вздумается. Так откуда тебе знать, которая из них твоя? Может быть, она вся помечена? С точки зрения Ваймса, это было вполне по-деревенски. Жить в деревне значит постоянно держать оборону. Совсем не так, как в городе.

Патриций Ветинари громко рассмеялся, что было для него весьма необычно. Почти сияя от радости при мысли об унижении своего врага, он положил на стол экземпляр «Таймс», открытый на странице с кроссвордом.

— Тыквина — многосемянный плод с тремя плодолистиками! Я все-таки утер вам нос, мадам!

Стукпостук, который аккуратно раскладывал бумаги, улыбнулся и спросил:

— Очередная победа, милорд?

Всем была известна битва, которую Ветинари вел с главной сочинительницей кроссвордов в «Таймс».

— Кажется, она теряет хватку, — сказал Ветинари, откидываясь на спинку кресла. — Что это у тебя, Стукпостук? — он указал на толстый коричневый конверт.

— Значок командора Ваймса, сэр. Доставлен капитаном Моркоу.

— Запечатано?

— Да, сэр.

— Значит, в нем не значок.

— Да, сэр. Осторожное прощупывание конверта навело меня на мысль, что внутри лежит крышка от жестянки из-под нюхательного табака «Двойной гром». Мое предположение подтверждается запахом, милорд.

Ветинари, по-прежнему разгоряченный, произнес:

— Но капитан тоже наверняка это понял, Стукпостук.

— Да, сэр.

— Конечно, это весьма в духе командора, — продолжал Ветинари. — Потому мы его и ценим. Он одержал маленькую победу. А человек, который одерживает маленькие победы, способен одержать и большую.

Стукпостук неожиданно помедлил, прежде чем ответить:

— Да, сэр. Кстати говоря, госпожа Сибилла ведь сама заговорила о поездке в деревню, если не ошибаюсь?

Ветинари поднял бровь.

— Ну конечно, Стукпостук. Ума не приложу, кто еще мог бы это сделать. Храбрый командор известен своей преданностью делу. Кто, кроме любящей жены, сумел бы внушить ему, что несколько недель отдыха на природе прекрасная идея?

— О да, сэр, — ответил Стукпостук и предпочел не развивать тему, потому что не видел в этом никакого смысла. У патриция были источники информации, недоступные даже для Стукпостука, как бы он ни старался; одни лишь боги знали, кто прибегал к Ветинари по длинным неосвещенным лестницам. Жизнь в Продолговатом кабинете представляла собой мир секретов, догадок и ошибок, и правда здесь менялась, как цвета радуги. Стукпостук это знал, поскольку играл не последнюю роль в спектре. Но выяснить, что именно знал патриций Ветинари и о чем он думал, было психологически невозможно. Каждый мудрый человек признал бы это и продолжил раскладывать бумаги.

Ветинари встал и посмотрел в окно.

— Это город попрошаек и воров, не так ли, Стукпостук? Я горжусь тем, что среди них есть мастера своего дела. Более того, если бы существовала такая вещь, как международный конкурс воров, Анк-Морпорк взял бы главный приз, да еще прихватил бы несколько чужих бумажников. Воровство имеет цель, Стукпостук, но человек подсознательно чувствует, что раз есть вещи, по определению недостижимые простым людям, то есть и вещи, которые нельзя позволять богатым и сильным.