Станислав Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады Страница 2

– Давай, давай дальше, – поторопил я.

На Втором шли новости. Очень интересные новости. Диктор рассказывал, что отныне израильтяне и палестинцы – друзья навек, и показывали сцены их братания... Мы дождались следующего сюжета. Он был о том, что Гарлем в Нью-Йорке признан районом образцового поведения...

– Ужас, – сказал Стас и вырубил телик. – Да, у них-то это еще раньше началось: вон какого «Терминатора» сделали. А еще раньше – негра в президенты выбрали.

– Нет, но это же хорошо, – возразил я неуверенно, – ни войн, ни преступности теперь не будет...

– Дурак ты, – отозвался Стас. – К добру люди должны приходить сами, по собственной воле. А это не доброта, а болезнь какая-то заразная получается.

– Думаешь?

– Да факт! Они заболели, а мы – пока нет.

– А вот это, между прочим, не факт, – заметил я. – С чего ты решил? Вдруг ты уже тоже стал добреньким?

– Почему я?! А ты?

– Я – нормальный.

– А чем докажешь?

– Ну, могу, например, дать тебе в лоб прямо сейчас. А ты смог бы?

Не успел я это произнести, как получил такую затрещину, что искры из глаз посыпались.

– Ах ты гад! – замахнулся я, но Стас отпрыгнул, встал в стойку киба-дачи и быстро сказал:

– Это был научный эксперимент. И хватит об этом. Мы уже прекрасно убедились в том, что мы не изменились. Ты агрессивен, это очевидно. Этого вполне достаточно!

Но я уже и без него остыл.

– Ладно! – махнул я рукой. – Мы оба нормальные, это факт. Пойдем-ка на улицу, на людей посмотрим...

Мы быстро оделись и вышли. Народ по тротуару двигался как-то сонно и вяло. И машины тоже.

– Все ясно, – сказал Стас. – Знаешь, сколько людей ежечасно в ДТП гибнет?

Мы свернули за угол и обнаружили возле мини-маркета небольшую толпу. Тут народ часто тусуется, выпивает. Но сегодня здесь было особенно шумно, как будто люди собрались на митинг. И по всему было видно, что они – нормальные. Разговор был на самую что ни на есть актуальную тему, потому мы примолкли и стали слушать.

– ...Я с такой бабой жить не согласен! – говорил один пролетарского вида товарищ. – Раньше была баба как баба. Настоящая! Приду домой пьяный, она на меня наорет, да еще и скалкой в глаз заедет. А теперь что? Сама мне спирт в аптеке покупает! Лекарство, говорит. Позор, да и только...

– И чего тебе не нравится? – встрял другой, слегка припухший.

– Как это? – удивился первый. – Непорядок. Всякий характер человек потерял. Не женщина, а кукла какая-то!

– Ну, это еще ладно, – заявил припухший. – Вот на работе у меня что делается, это да! Атас просто. Я на птицефабрике тружусь. Трудился... Накрылась моя работа, ядрить вашу мать, третий день уже пью, поминаю.

– Что, никто кур резать не хочет? – догадливо прищурился пролетарий.

– Хуже! – сморщился припухший. – Они их, понимаешь, на волю выпустили! Директор самолично плакат нарисовал: «Свободу пернатым!» Эти чокнутые с ним по фабрике прошли и все клетки открыли. Я им объясняю: это же не чайки, ядрить вашу мать, куры это! Они ж все равно передохнут на воле, только зазря! Нет, им хоть кол на голове теши. Это их личное право, говорят. Всех повыпускали!

– Может, это птичий грипп на людей перекинулся? – крепко обняв сумку, предположила пожилая женщина.

– Да не! – выкрикнул кто-то. – Я слыхал, это комары какие-то народ покусали.

– Какие комары?! – вклинился в беседу смуглый, по-военному подтянутый мужчина. – Теракт это! Враги воду отравили. Они ж нас, добреньких, голыми руками теперь возьмут!

– А если в кране нет воды, значит, выпили, простите, жиды? – задал риторический вопрос дяденька интеллигентного, но потрепанного вида. – Это, смею вас заверить, откровеннейшая демагогия! Если бы дело было в воде, тогда почему беда не коснулась нас с вами? Меня, например?

– А ты, профессор, когда в последний раз воду-то пил?! – возразил «офицер».

Интеллигент смущенно взъерошил волосы, но не отступил:

– Вода, с вашего позволения, содержится в любых напитках!

– Оно, конечно, так! – вмешался пролетарий. – Однако сдается мне, алкоголь эту заразу убивает. Я вот, например, безалкогольных напитков не пью уже лет сорок и, как видишь, человеком остался.

– И я воду не пью... И я! – загомонили вокруг. – А я и пиво-то редко...

– Что ж, ваша гипотеза кажется вполне жизнеспособной, – признал интеллигент. – Вот только чем вы, любезнейший, докажете, что вас действительно не коснулось это... Э-э-э... – Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.

– Подобрение, – подсказал Стас.

– Вот-вот! Подобрение! Спасибо за термин, молодой человек.

– Получи доказательство! – рявкнул пролетарий и так влепил ему в ухо, что тот едва не свалился с ног. Но удержался, резко принял боксерскую стойку и стал подскакивать, как какой-то неадекватный Тайсон. Пролетарий удивился, опустил руки и тут же получил в глаз. И они стали мутузить друг друга так, что только перья в стороны полетели. Народ, окружив дерущихся, азартно болел. Видно, здорово уже по агрессии люди соскучились.

– Прямо как мы с тобой, – заметил Стас. – Такие же придурки.

– Ну а как по-другому проверишь? – заступился я.

В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу...» Только вчера этот рингтон себе закачал.

– Алле?! – крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.

– Костик, – услышал я мамин голос. – Вы проснулись?

– Да, конечно, – говоря, я немножко отошел в сторону. – А чего это вы нас не разбудили?

– Ну... – смутилась мама. – Жалко было... Чем занимаетесь?

– Да так, ничем. Отдыхаем.

– А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры[1]?

Та-ак... Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.

– Хухер-мухер, ардажер[2], – ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.

А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.

– Вот теперь верю, теперь мы – нормальные, это уж точно, – сказал пролетарий.

– Как славно! – воскликнул интеллигент. – Как все-таки славно, что мы смогли избавиться от разъедавшей наши души вражды! А ведь еще минуту назад мы готовы были нанести друг другу самые тяжкие телесные повреждения!

– Вот что, дружище, – смущенно сказал пролетарий, – пойдем-ка со мной. Тут неподалеку есть кафе-мороженое. С детства в таких не бывал, а теперь вот захотелось. Угощаю всех.

Очередь встретила это предложение овациями.

– Почему бы и нет? Пойдемте! – воскликнул интеллигент. – Не вижу оснований отвергать приглашение такого прекрасного человека. Не пить же, действительно, вредное для здоровья пиво. То ли дело – пломбир со взбитыми сливками.

Взявшись за руки, они двинулись прочь, а за ними потянулись и остальные. Мы же со Стасом стояли совершенно убитые.

– Почему?! – наконец заорал Стас. – Что с ними случилось?!

– Я-то откуда знаю? – откликнулся я мрачно и сел на скамейку.

– Знаешь, что я думаю? – сказал Стас, садясь рядом. – Я думаю, у этой болезни длинный инкубационный период. Как у свинки, например. Может, мы с тобой уже тоже заразились, но подобреем позже.

– И что, у них у всех одновременно инкубационный период закончился?

– Да, ерунда какая-то получается, – согласился Стас. – Значит, все-таки что-то происходит именно в момент подобрения... Какое-то воздействие. Облучение, что ли...

– Если облучение, – сказал я, – то возникают два вопроса: что это за облучение и почему оно не берет нас.

– Облучение... Обучение... – повторял Стас, слегка покачиваясь. – Мобильник дает какое-то облучение, но если бы дело было в нем, все бы уже сто лет назад подобрели...

– Постой! – воскликнул я. – А ведь когда они подобрели, я как раз с мамой по телефону разговаривал!

– Что-то в этом есть... Что-то есть... – пробормотал Стас.

И вдруг меня осенило.

– Песенка! – заорал я и даже вскочил на ноги.

– Какая еще песенка? – снизу вверх уставился на меня Стас.

– Про «кис-кис»! Песенка Леокадии! Она же везде! Она и на английском есть! И в «Терминаторе» этом уродском на титрах как раз она шла, непонятно с какой стати!

– Точно, – прошептал Стас. – Точно. Костя, ты – гений.

Мы замолчали и двинулись в сторону дома. Не знаю уж, о чем думал Стас, а я думал о том, что моя догадка выглядит очень убедительно. Эта песенка уже несколько дней крутится по всем радиостанциям на двух языках, и клип – по всем каналам.

Я даже расстроился. Песни у Леокадии, конечно, тупые – самые что ни на есть попсовые, но голос приятный, и на мордочку она миленькая... На вид – лет шестнадцать, только это обман, конечно. Как-то мы со Стасом об этом разговорились, и я ему сказал: