Кира Сошинская - Космотехника Страница 2

«В настоящее время, — писал дальше Фышлер, — наше открытие подтверждено астрономами с Миддлтонской обсерватории, а также японскими коллегами. Они тоже уловили идентичные сигналы на той же волне».

А дальше шло самое интересное. Оказывается, один московский ученый определил, что это за сигнал. Не то чтобы понял его, но на основании каких-то расчетов решил, что сигнал не послание, а нечто вроде зашифрованного указания, как построить что-то такое… В общем он высказал только гипотезу, и не все с ней согласны, но если это так…

Мы с Кимом очень обрадовались, что у Фышлера и в самом деле с сигналом получилось все, как он хотел. Мы рассказали об этом Руслану с Седовым, когда вернулись в гостиницу, и те тоже обрадовались, а Руслан сказал:

— Вы просто не понимаете, что значит это открытие. Вы погрязли в суете ежедневности и обыденности. А ведь наступил-таки день, когда космос заговорил с нами как с равными. И сказал: «Здравствуйте, братья по разуму. Слышите ли вы нас?»

— Да, но если этот сигнал пришел за много световых лет, то и запустили его, когда мы еще никаких телескопов не имели, — возразил Ким.

Но Кима никто не поддержал.

— Завтра или послезавтра в других газетах будет, — сказал Седов. И оказался прав.

Потом появилось сообщение о том, что достигнуты предварительные результаты в расшифровке сигналов. А тем временем на Памирской станции уловили еще один сигнал из того же источника на той же волне, уже другой по типу. Новостей было хоть отбавляй. У нас в Ленинграде, в Америке и во Франции вычислительные машины перерабатывали информацию для того, чтобы, следуя указаниям со звезд, построить аппарат или корабль.

В Ленинград я попала как раз в разгар событий, когда работы вычислителей и строителей кончались. И когда я рассказала маме про то, что я знакома с самим Фышлером, мама ответила:

— Я его видела по телевизору.

А я подумала, может быть, он помнит о нашей встрече! У меня был его домашний телефон. Ребята об этом не знали. Он дал мне его, когда мы прощались в Хороге, — у нас дома нет телефона.

И в тот же вечер позвонила Фышлеру.

— Можно попросить Бориса Иосифовича? — сказала я.

— Я у телефона.

— Вас беспокоит Кира. Может, вы помните, как мы приехали к вам на Памир…

Я говорила и краснела на глазах — хорошо еще, что телефоны пока простые, а не цветные видеофоны. И чего только я звоню! Он сейчас начнет вежливо колебаться, и постарается вспомнить геологиню, и не вспомнит. Я чуть было не бросила трубку. Но он сказал сразу:

— Здравствуйте, Кира, как хорошо, что вы позвонили. И не надо только звать меня Иосифовичем, это почти что старик Хоттабыч.

И сказал это он так просто, что я поняла: помнит меня и даже не забывал.

— Я решил было, — сказал он, — что вы совсем загордились и астрономы у вас не котируются. Ну, как живете?

Мы с ним немножко поговорили, и я уже не жалела, что ему позвонила. А потом он сказал:

— У меня для вас сюрприз, Кира. Вы завтра свободны в одиннадцать утра?

— Да.

— Я за вами заеду. Можно?

Это не очень удобное время для свидания, но я согласилась. Он заехал точно в одиннадцать, и я сама открыла ему дверь.

— Заходите, — сказала я ему.

Он совсем не изменился. Только там, на Памире, он был в толстом свитере, а сейчас на нем отглаженный костюм и белая рубашка с галстуком. И у него оказались голубые глаза. И ботинки были хорошо начищены — я ненавижу мужчин, которые не чистят ботинок.

— Нет, — сказал он. — В гости я приду в другой раз, если позволите. Сегодня у нас дело. Вы одеты? Даю пять минут.

У подъезда стоял голубой «Москвич», довольно потрепанный. Он открыл мне дверцу, и мы поехали. Мы остановились перед большим новым домом на Лесном. В вестибюле слонялось несколько человек, все старше Бориса, но они сами подходили к нему, и жали ему руку, и оттеснили меня от него, и я почувствовала, что я здесь совершенно ни при чем, и чуть было не ушла потихоньку, но тут Борис раздвинул людей, взял меня за руку.

— Познакомьтесь. Кира, которая присутствовала при первом приеме сигналов…

Они сначала немного удивились, но потом один сказал:

— Именно вам и интереснее всех увидеть, что получилось.

И мы прошли дальше по коридору, в большой зал, в котором собралось еще человек двадцать, и они тоже здоровались с Фышлером, но я смотрела на сооружение в центре зала. Сооружение было покрыто непрозрачным пластиком, и я поняла, что все собрались ради того, чтобы поглядеть на то, что там стоит. И я догадалась, в чем дело, — это и есть та машина, которую они собрали по указаниям, полученным из космоса. Вот тебе и задыхающийся комарик! Я даже пожалела, что со мной не было Седова, и Руслана, и Кима. Им бы тоже было интересно. Руслан романтик, а Ким любит технику.

— Ну что ж, — сказал один из собравшихся, — можно снять покрывало с нашего монумента. Здесь специалисты в самых различных отраслях знания, и, возможно, мы придем к общему выводу. Прошу учесть, что существа, пославшие нам сообщение, могут весьма сильно от нас отличаться и поэтому придется пораскинуть мозгами.

Он сильно дернул за какую-то нитку, и покрывало упало.

Я даже не могу толком описать представшее перед нами странное сооружение. Больше всего оно напоминало гондолу дирижабля и прикреплялось к полу системой пружин и подвесок.

Специалисты долго осматривали его, спорили, трогали. Я тоже потрогала. Какой-то толстяк в очках говорил:

— Необходимо учитывать возможные расхождения в материалах и технологии. Мы могли чего-нибудь не учесть…

— Ну, что это? — спросил меня над ухом Борис.

— Если бы я знала.

— Вот и я пока не знаю. Моя специальность — радиоастрономия, а не космотехника.

— А вы все сообщение приняли?

— То-то и оно, что все. Потому что оно повторялось, и тогда-то его приняли и другие станции.

Мы ушли с ним, и Борис меня немного проводил, поставив машину на проспекте Майорова, а я живу на Малой Подьяческой.

Когда мы с ним встретились в следующий раз — он купил билеты в кино, и хоть я была занята, но не пропадать же билетам, — в тот раз он показал мне несколько фотографий. На фотографиях была изображена та же гондола, которую я видела. Но оказалось, это не та гондола, а французская и английская. В этих странах тоже построили машину. Оказывается, ее строили еще и другие страны. К концу месяца в мире было построено восемнадцать таких гондол, но никто так и не смог догадаться, что же это такое.

Радиотелескопы мира стерегли ту волну, ожидая, что, может быть, последует продолжение. Но, как и говорил Борис, продолжения пока не было, если не считать короткого послания, о котором я уже говорила. Правда, выдумывали по этому поводу немало. Одна канадская газета написала даже, что гондолы — метод межзвездного шпионажа. Вот-вот в гондолах материализуются завоеватели с чужой планеты. А агентство ЮПИ сообщило, что в штате Небраска модель гондолы будут переоборудовать в танк-амфибию.

Тайна оставалась тайной. Прошла зима. Мы с Борисом совсем познакомились. Я даже была у него дома. У него есть собака дворняжка Рекс, некрасивая, но очень умная, а его отец — персональный пенсионер и мастер спорта по шахматной композиции.

А потом, весной, все и случилось. Помните, я говорила о втором послании, которое отличалось по типу от первого и не было инструкцией! Так вот его, наконец, расшифровали.

Фышлер приехал ко мне в десять вечера и очень этим удивил мою маму. Мама любит, чтобы мои знакомые переставали давать о себе знать после семи. Хотя к Борису она очень неплохо относится.

— Извини, что я так поздно, — сказал он. — Но мне обязательно нужно было тебя увидеть, чтобы сказать невероятно важную вещь.

Мама поморщилась. Она, по-моему, решила, что он с налета, вот так вот и начнет предлагать мне руку и сердце. Но Борис достал из кармана листок бумаги и дал мне прочитать, а сам сидел на диване и не спускал с меня глаз. Ему была интересна моя реакция. Сначала я прочла и ничего не поняла. Тогда он сказал:

— Второе послание, на той же волне, помнишь!

— Ага, — сказала я.

— Вот это оно и есть.

Тогда я прочла записку снова:

«Планета Кенр-2-14, Сорпат-1-67. Вторая улица. Станция 6. Липе Параллелепипед.

Дорогая племянница. Я выполняю твою просьбу и посылаю тебе инструкцию и полную рецептуру самоукачивающейся колыбели. Надеюсь, ваш младенец не будет теперь плакать по ночам. У нас все в порядке, дедушка опять съел курлюку и страдает. Надеюсь прилететь к себе в буртоге. Обнимаю Рипу.

— Не может быть, — сказала, наконец, я.

— Почему не может? — Борис радовался, как дитя малое. — Ты что же думаешь, у людей на других планетах не рождаются дети и им не нужны, между прочим, самоукачивающиеся коляски? Мы перехватили, так сказать, частную радиограмму.