Terry Pratchett - Интересные времена (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева) Страница 20

Кроме того, текст пестрел всевозможными наблюдениями за жизнью Великого Города типа: «Я был свидетелем, как человек наступил на ногу Стражнику у городских ворот, и Стражник сказал ему: „Твоя жена – форменная корова!“, на что человек ответил: „Да видел я тебя в месте, где солнце не светит, огромный человек“, но Стражник [18], вопреки древнему обычаю, не отделил голову наглеца от его тела». Заканчивалось описание пятью изображениями пса, извергающего жидкость, – по некой непонятной причине у агатцев эта пиктограмма означала восклицательный знак. Ринсвинд стал наугад просматривать страницы. Схема была одна и та же: сначала шло описание, представляющее собой констатацию очевидного факта, а затем (не всегда, но часто) – несколько уже знакомых Ринсвинду страдающих недержанием псов. Например: «Хозяин гостиницы сказал, что городские власти требуют налогов, но он не собирается их платить. А когда я спросил, не боится ли он так поступать, он удостоил меня следующим ответом: «[19] их всех, кроме одного, а этот пусть [20] сам себя [21]». После чего продолжил: «Этот [22] – самая настоящая [23], так можешь и передать ему». Причем Стражник, находившийся в этот момент в таверне, не выпустил из него кишки [24], а лишь сказал: «И от меня передай то же самое [25]».

Спрашивается, и что такого странного нашел в случившемся рассказчик? Люди, описанные им, говорили так, как все время говорили в Анк-Морпорке, – или, по крайней мере, выражали же самые чувства. Непонятен был лишь пес.

Однако не следовало забывать, что страна, в которой стирают с лица Диска целый город, дабы преподать урок остальным, место, безусловно, сумасшедшее. Возможно, попавшие к Ринсвинду листки – это сборник анекдотов, и он просто не понял, в чем соль. Быть может, здесь реагируют шквалом хохота на такие фразы бродячих комедиантов, как: «А вы знаете, по дороге в театр я встретил человека, так вот он вдруг взял не отчикал мне ноги, мочащийся пес, мочащийся пес, мочащийся пес…»

Краем уха Ринсвинд уловил доносящееся дороги звяканье упряжей, но не обратил на него ровно никакого внимания. Он не оторвался от чтения даже тогда, когда услышал звук приближающихся шагов. Ну а к тому времени, когда все-таки решил поднять глаза, было уже поздно. Кто-то поставил ногу ему на шею.

– О, мочащийся пес, – проговорил Ринсвинд и отключился.

Раздался хлопок. В воздухе материализовался Сундук и тяжело рухнул в сугроб.

Из крышки торчал, чуть вибрируя, здоровенный мясной нож.

Некоторое время Сундук стоял неподвижно. Затем, исполнив многочисленными ножками сложный танец, повернулся на сто восемьдесят градусов.

Сундук не думал. Ему нечем было думать. Процессы, которые происходили внутри него, были куда более примитивны. Примерно так же дерево реагирует на солнце, дождь или внезапную грозу. Единственная разница в том, что Сундук реагировал куда быстрее.

Через некоторое время он, по-видимому, «собрался с пожитками» и побежал иноходью по тающему снегу.

Чувствовать Сундук тоже не умел. Ему нечем было чувствовать. Но в данном случае он реагировал так же, как дерево реагирует на смену времен года.

Сундук ускорил шаг.

Он вернулся домой.

Ринсвинду оставалось признать, что человек кричал по делу. Не в том, конечно, смысле, что отец Ринсвинда больная печень подвида горной панды, а мать ведро черепашьей слизи. Ринсвинд не был знаком ни с одним из своих родителей, но шестое чувство подсказывало ему, что они оба в чем-то напоминали человекообразных, хотя, может, и не очень долго. Но что касается обладания ворованной лошадью, тут он припер Ринсвинда к стенке, а свою ногу к его шее. Нога, стоящая на вашей шее, в девяноста процентах случаев свидетельствует о том, что вы имеете дело с законом.

Ринсвинд почувствовал, как чьи-то руки обшаривают его карманы.

К ругани присоединился кто-то еще. Поле зрения Ринсвинда было ограничено несколькими дюймами аллювиальной равнины, но из контекста волшебник заключил, что этот второй – крайне несимпатичный человек.

Ринсвинда рывком вздернули в вертикальное положение.

Местные стражники во многом напоминали тех стражников, с которыми Ринсвинд не раз встречался за время своих странствий. Они обладали интеллектом, как раз достаточным, чтобы сначала избить человека, после чего швырнуть его в яму со скорпионами. И судя по всему, в детстве их так и не сумели отучить громко орать человеку прямо в лицо.

Некоторую сюрреалистичность происходящему придавал тот факт, что у самих стражников лиц не было. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. На их богато украшенных и отделанных черной эмалью шлемах были нарисованы гигантские усатые морды. Открытым оставался только рот обладателя шлема – чтобы можно было, к примеру, обзывать Ринсвинда ящиком низменного помета золотой рыбки.

Перед его лицом замелькало «КАК Я ПРОВЕЛ ОТПУСК».

– Мешок тухлой рыбы!

– Понятия не имею, что это такое, – забормотал Ринсвинд. – Один человек посоветовал почитать…

– Подножье чрезвычайно скисшего молока!

– Слушай, а можно чуточку потише? Кажется, у меня уже барабанная перепонка лопнула.

Стражник притих – скорее всего, потому, что задохнулся от собственных криков. Ринсвинд воспользовался передышкой, чтобы оглядеться.

На дороге стояли две повозки. Одна из них была, по всей видимости, клеткой на колесах; сквозь прутья виднелись лица людей, с ужасом взирающих на Ринсвинда. Вторая представляла собой богато украшенный паланкин, который несли восемь крестьян. Плотные занавеси паланкина были задернуты, однако Ринсвинд заметил, что в одном месте они чуть-чуть разошлись – видимо, чтобы кто-то внутри мог его рассмотреть.

Стражники тоже это заметили и как-то смешались.

– Я могу все объяс…

– Молчать, свалка уродливых…

– Черепаха, золотая рыбка и, гм, если, конечно, я правильно понял, сыр уже были, – услужливо подсказал Ринсвинд.

– Свалка куриных глоток!

Из-за занавески показалась длинная тонкая рука и подала едва заметный знак.

Ринсвинда рывком подтащили к паланкину. Руку украшали самые длинные ногти, которые ему когда-либо доводилось видеть у кого-либо, кто не мурлыкает и не мяукает.

– Каутау!

– Не понял? – переспросил Ринсвинд.

– Каутау!

Сверкнули мечи.

– Я не понимаю, что вы от меня хотите! – возопил Ринсвинд.

– Каутау. Пожалуйста, – прошептал голос у самого его уха.

Голос этот не отличался особым дружелюбием, однако по сравнению со всеми остальными голосами он звучал как нежная песенка. Создавалось впечатление, что обладатель голоса – довольно молодой человек. И этот человек очень неплохо говорил по-морпоркски.

– Кау что?

– Ты не знаешь значения этого слова? Падай на колени и прижимайся лбом к земле. Если хочешь когда-нибудь еще раз надеть шляпу.

Ринсвинд чуть помедлил. Он родился свободным морпоркцем, а свободные морпоркцы очень гордые люди, они никогда не встанут на колени перед каким-то, не хотелось бы слишком сильно это подчеркивать, иностранцем.

С другой стороны, свободные морпоркцы, может, и стали такими гордыми потому, что им не рубят головы направо-налево.

– Так-то лучше. Отлично. А откуда ты знаешь, что при этом нужно благоговейно трепетать?

– О, это я сам сообразил.

Ленивым движением пальца рука подала еще один знак.

Стражник врезал Ринсвинду по лицу перепачканным в грязи «КАК Я ПРОВЕЛ…». Ринсвинд виновато схватил листки, а стражник поспешил обратно к своему господину.

– Эй, голос? – позвал Ринсвинд.

– Да?

– А что будет, если я потребую неприкосновенности, поскольку являюсь гражданином другой державы?

– Ты не поверишь, какие вещи можно сотворить с гражданами других держав при помощи рубахи из колючей проволоки и обыкновенной терки для сыра.

– О.

– А еще в Гункунге есть пыточных дел мастера, попав к которым, ты будешь жить долго, очень долго.

– Утренняя гимнастика, диета с высоким содержанием клетчатки и всякое такое прочее, да?

– Нет. Так что лучше молчи в тряпочку, и, если повезет, тебя отправят рабом во дворец.

– Везение мое второе имя, – буркнул Ринсвинд. – А первое, кстати, Не.

– И не забывай пресмыкаться и благолепно бормотать.

– Приложу все усилия.

Опять появилась белая рука. Рука держала клочок бумаги. Стражник взял клочок, повернулся к Ринсвинду и прочистил горло.

– Внемли же мудрости и справедливости того, что изрек районный комиссар Ки, смердящий клуб болотных испарений! В смысле клуб, конечно, не он, а ты!

Стражник еще раз прочистил горло, поднес Листок к глазам и, старательно увязывая слоги друг с другом, принялся читать: