Михаил Успенский - Чугунный всадник Страница 20

В этом усмотрели намек на очень популярную песню, написанную расстрелянным кулацким поэтом. И пропал египтолог. Так что лучше от греха подальше ничего не расшифровывать, покуда не придут указания. И указания пришли:

— …представляет собой замечательный памятник… достояние всего прогрессивного… таятся несметные сокровища… долг перед человечеством… усилим углубление… обязательство обогатить шедеврами… А на мою могилку! Да никто не придет!! Только раннею весною!!! Соловей пропоет!!!!

Умные люди поняли так: находка находкой, а копать придется и дальше.

Ночью, после отбоя, Заведение гудело. Самые разные планы насчет статуи строил народ. Самые отчаянные на словах предлагали чугуняку стащить и через невидимого вахтера Иннокентия Блатных и его задушевного друга Бокассу продать сумасшедшему японскому миллионеру; коня же употребить в пищу. Вольнодумцам не давала покою надпись — может быть, чугунный-то как раз и основал Заведение? Мистики впали в состояние сатори и городили уже черт знает что. Санитары, мучимые своими секретными суевериями, тайно рыдали. Тут они как в воду глядели.

22. НЕ ВОДИЦА

Семен Агрессор и Терентий Тетерин памятником себе головы не забивали — внимательно осмотрели, символов своих не нашли, наплевали и забыли. Для работы они облюбовали себе самый дальний и глубокий штрек. Там, от глаз подальше, они проводили закрытые заседания масонской ложи, выносили немало самых коварных и преступных планов мирового господства. Туго придется человечеству, когда Семен с Терентием сподобятся выйти на волю! Терентий прикидывал подчинить себе международную наркомафию, Агрессор — сионисткое лобби. Работали лопатами так себе, неторопко, потому что давно втянули санитара-десятника в свои липкие тенета.

Но в этот день оба решили вовсе пошабашить.

— Сил никаких больше нет, — сообщил Семен Агрессор. — Видно, выполнена миссия моего народа на этой земле.

— И я завяжу, — согласился Тетерин. — Сколь можно на тебя пахать? Я мантулю, а ты то на скрипочке, то кины снимаешь…

— Но у меня нет никакой скрипочки, я не умею на скрипочке! возмутился Агрессор. И глубоко всадил свой моторизованный заступ в землю, давая понять, что вытаскивать его сегодня не намерен.

Терентий всадил свою лопату рядом — еще глубже. Из под лопаты что-то брызнуло.

— Твою-то мать — колодезь выкопали! — догадался Тетерин.

— Бежим, дурак! — закричал Семен. — То подземные воды! Я предупреждал, что глубоко копать нельзя…

И тайные масоны, захватив подотчетный инвентарь, быстро и ловко полезли наверх.

Санитар-десятник, опутанный по рукам и ногам заговорщиками, все же оторопел от такой наглости и хотел было спихнуть их вниз, но…

— Чего это у вас рожи раскровененные? — спросил он. — Снова консервы не поделили?

В самом деле, масонские рожи были в крови.

— Это что же — значит, теперь такая вода пошла? — удивился Агрессор.

Терентий утерся, поглядел на рукав:

— Точно, юшка. Вот тебе и колодезь!

Набежало санитарное начальство. Начальство не поверило вечно лживым масонам и послало десятника на проверку. Десятник похлюпался и вернулся, как из фильма ужасов. Начальство велело помалкивать и запереть масонов для секретности в кутузку. Не успела за ними захлопнуться дверь, как яма сделалась полнешенька до краев…

Доложили Павлу Яновичу. Всю правду говорить Кузьме Никитичу он не решился — рапортовал, что открыто месторождение нефти, нефтяники Заведения сегодня же приступают к эксплуатации и строительству нефтепровода Родина Мюнхен по совместному проекту. При этом он выбил для себя и ближайшего окружения добавки к усиленному пайку.

В большой стране такая брехня сошла бы за милую душу. Но во-первых, нефть пахнет нефтью. А во-вторых, кровь пахнет кровью и ничем более. Запахло кровью.

Первыми почуяли запах кровопийцы со стажем, вроде Шалвы Евсеевича.

— Пришло времечко, сынок! — порадовал он Тихона Гренадерова.

— Какое такое времечко?

— А наше — старых орлов! И вам, комсомольцам-орлятам, пожива будет! Я понимаю — кончился либерализм!

— Это как?

— Сейчас объясню. Вот мы с тобой тут сидим. А напротив нас на казенной койке нахально спит и дрыхнет обитатель Синельников. Как ты полагаешь — с нами он сейчас?

— Да нет вроде.

— Значит, против нас?

— Так получается…

— А если против нас — бей его на мой ответ!

Тихон Гренадеров подумал и отказался. Шалва Евсеевич тоже подумал и не полез, боясь получить в лоб. Тогда нарком решил сменить подход:

— Тиша, я тебе еще лучше объясню. Как ты думаешь, если бы мы стали обитателя Синельникова уму учить — он бы нам сдачи дал?

— Конечно, дал бы.

— Значит, не сдался бы? А если враг не сдается, с ним добрые люди что делают?

— Так он спит-лежит тихонечко.

— Простота! Это он не спит, а нашу с тобой бдительность усыпляет! Ты думаешь, из-за кого мы здесь сидим? Да вот из-за таких вот и сидим! Сосчитай, сколько у него рук?

— Раз, два — две руки…

— Я всегда говорил, что он двурушник! Сигнализировал-то сколько раз все без толку…

— Так ты, дядя нарком, тоже двурушник…

— Я двурушник? Да я с двадцать девятого года! Таких как вы! Вот этими рукам!

Тут запах крови ударил Шалве Евсеевичу в голову особенно сильно, и он бросился на Тихона. Тихон одной длинной рукой поднял Шалву Евсеевича над полом, чтобы не покалечить, а другой стал будить дядю Саню. Дядя Саня без удовольствия проснулся, потянул носом…

— А-а, вон в чем дело! Растащило старую гвардию! Шалва Евсеевич, я же тебе говорил, что история раком не ходит, чего ты бесишься?

Нарком Потрошилов бился в Тихоновом кулаке и кричал:

— Товарищ Курский! Шире применяйте расстрелы! Повышать массовидность террора! За Мироныча нашего! Смерть наймитам всех мастей!

Ну, тут и Тихон озверел! Он стал прикладывать Шалву Евсеевича обо что попало и выкрикивать странное:

— Только так, только так побеждает наш «Спартак»!

Дядя Саня еле-еле раскидал их по углам, но и он почему-то действовал жестче обычного.

По заведению пронесся грозный гул. В каждой комнате обитатели стали припоминать друг другу обиды — личные, по отцу, по матери, классовые, общечеловеческие, национально-территориальные, за старое, за новое, за три года вперед. Обитатели даже начали ломать казенную мебель, чтобы ее фрагментами поуродовать друг друга и тем восстановить историческую справедливость.

Даже в самой санитарной службе появилось откуда-то два крыла: правое и левое. Правые утверждали, что бессмертие есть конечная цель кузьмизма-никитизма, а левые — что оно вовсе даже средство для достижения борьбы за освобождение человечества во всем мире. А тут еще Васичкин припомнил Тыртычному утаенную от друга еще в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году бутылку «Кориандровой». Два крыла с грозными криками бросились друг на друга. Лишь прямая угроза снятия с пайка, объявленная Павлом Яновичем, смогла удержать их от взаимоистребления. Усмиренные санитары похватали велосипедные цепи и бросились наводить порядок.

Когда все более-менее утихомирилось, перед личным составом выступил по телевизору Друбецкой-заде. Как бывший сын геолога, он квалифицированно объяснил, что из земли пошла никакая не кровь, а самая обыкновенная руда. Недаром на Руси про кровопускание так и говорили — руду метать. Кроме того, нефть на Марсе, как учат нас фантасты, именно красного цвета, но там из этого трагедии никто не делает. А вот обитатели своим несанкционированным бесчинством огорчили Кузьму Никитича. Поэтому он велит паникеров и крикунов тяжело наказывать, а остальным пить успокаивающее, сколько влезет.

Влезло, как водится, много, и все успокоились. Только про масонов, заключенных в кутузку забыли. Вот они и колотили друг дружку, покуда сил хватило. Но потом тоже успокоились и уснули в обнимку, потому что в кутузке, одеял и прочего не полагается. Так что ее не «кутузкой», а «суворкой» надо бы называть — генералиссимусу Александру Васильевичу там бы нормально было, а фельдмаршал Михайла Илларионыч комфорт любил.

Заведение уснуло, кровь из-под земли текла и текла потихоньку, и пропитывала грунт, и он становился жидкий и липкий, но никто не заметил, как под тяжестью здания этот грунт чуть-чуть осел. Сантиметра на два, не больше. Только чугунный всадник на помосте вроде бы пошевелился, но и этого никто не заметил, так как часовым пялиться на охраняемый объект запрещено уставом.

23. ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА

Тут оно все и покатилось.

Тихона Гренадерова до сирены тихонько разбудили два санитара.

— Вставай, кандидат. Настал час тебе выполнить первое санитарное поручение. Памятник во дворе знаешь?

— Так я же его…