Александр Рудазов - Сын архидемона Страница 20

Туда и обратно я обернулся за двое суток. Управился бы и быстрее, если бы не пришлось потратить почти целый день на розыск бабушки Перерепенко. Оказалось, что живет она не в Кемерово, а в поселке Бачатский, вместе с дочерью, зятем и двумя внуками. В Москву ездила погостить у другой своей дочери, переехавшей в столицу двадцать лет назад.

К сожалению, ничего интересного гражданка Перерепенко мне не рассказала. Мне и дверь-то открыли далеко не сразу. Трудно их за это упрекать — я нагрянул тридцать первого декабря, в девять часов вечера, когда все уже сидели перед телевизором с шампанским и оливье.

Однако семья Перерепенко не была настолько жестока, чтобы выгнать на мороз хрупкую девушку, в личине которой я появился. Меня впустили, обогрели и даже посадили за стол. Я с грустью подумал, что яцхена бы они черта с два приняли так тепло. Сами представьте реакцию людей, к которым зимней ночью заявляется вот такое когтистое клыкастое.

Чтобы объяснить столь внезапный визит, я представился следователем из милиции. Мол, поездатый маньяк продолжает бесчинствовать, надо по новой снять показания со всех свидетелей. Я даже удостоверение показал — правда, издалека и не раскрывая. Эти корочки мне одолжил Щученко, так что внутри красовалось мужское имя, мужская фотография и звание полковника КГБ. Плюс еще и выдано было удостоверение в две тысячи двенадцатом году.

Ну как одолжил. По собственной воле он бы мне их никогда не дал, конечно. В общем, я их просто потихоньку стыбзил. Но с возвратом, так что кражей не считается.

Эти славные люди долго меня жалели. Мол, такая молоденькая девушка, а должна под самый Новый год ездить к черту на кулички. А когда они узнали, что я только задам несколько вопросов и обратно, то ужаснулись и стали настаивать, чтобы я у них переночевал. Мол, совсем с ума сошла девка — ночь на дворе, метель метет, да и электрички уже не ходят.

От ночлега я отказался, отбрехавшись тем, что приехал на собственной машине. Хотелось бы, конечно, остаться, послушать бой курантов, обращение президента и заливистый смех Петросяна, но я торопился закончить все побыстрее. Джемулан и без того уже начинает беситься, что я так долго копаюсь.

К тому же, спать в кровати мне неудобно. Предпочитаю вниз головой.

Так или иначе, полезной информации я получил ноль. Да, бабушка Настя действительно ездила в Москву в мае прошлого года. Да, она присутствовала при жутком побоище, устроенном одним из пассажиров. Да, она может его описать — здоровый такой детина, короткая стрижка, кожаная куртка. Сильно пьющий, сразу видно — рожа синяя вся и глаза точно стеклянные. Не иначе допился до белой горячки, вот и пошел народ крошить. Всех перерезал, кто в том вагоне ехал.

— Кроме вас, — уточнил я.

— Дак я там и не ехала, — покачала головой бабушка. — Я в соседнем вагоне ехала. А в этот до ветру ходила — а то у нас очередь шибко длинная была. Вышла из тамбура, увидала того убивца — аж обмерла. А он на меня глянул дак ой, не приведи господь сызнова встретить. Чтоб он пропал совсем, синяк проклятый.

Я спросил насчет прохождения сквозь стену. Бабуся сразу подозрительно прищурилась и начала мямлить, что это ей все с испугу почудилось — а на самом деле убийца просто выбил стекло, да и выпрыгнул. "Что, говорите, все стекла в вагоне были целые? Ну, значит, еще как-нибудь выбрался, мало ли."

Я видел по глазам бабушки Насти, что она прекрасно все помнит, но признаваться не хочет. В прошлый раз рассказала как есть — так ее в дурку отправили. Сидеть там старушка не хотела, а потому быстренько согласилась, что проходящий сквозь стену человек ей привиделся из-за шока. Да и возраст уже, сердечко пошаливает, глаза не видят ни дыры. Лечащий врач ей посочувствовал, удостоверился, что пациентка совершенно вменяема, и выписал на свободу.

Впрочем, мне этого признания не требовалось. И так все понятно. Собственно, я мог бы сюда и не летать — что в вагоне хозяйничал именно Палач, стало очевидно уже давно. Ничего нового я здесь не узнал, только время зря потратил.

Обратно в Москву я летел уже первого января две тысячи седьмого. Летел сквозь ночь и метель — над сибирской тайгой, над Обью и Волгой. Солнце успело взойти и снова зайти, когда я приземлился на старом кладбище.

Не дойдя немного до сторожки, я встретил Святогневнева. Он орудовал лопатой, расчищая занесенную дорогу. Очистив небольшой квадратик, он возвращался к стоящему на снегу фонарю и переносил его чуть дальше. Работа продвигалась медленно.

— Бог в помощь, — поздоровался я. — Подсобить? Святогневнев пробормотал что-то неразборчивое, продолжая ковыряться в снегу. В этом тусклом освещении его мертвенно-бледное лицо выглядело довольно зловеще. Вдвойне зловеще — если знать, что этот невзрачный сутулый дяденька на самом деле ходячий мертвец.

Чуть поодаль лопатой махала коренастая горбатая фигура. Зомби Погонщика Рабов работал механически, как заводной человечек. Иногда в нем что-то сбоило, он поднимал лопату выше и начинал равнодушно копать воздух.

— Тупой он у тебя какой-то, — прокомментировал это я.

— А что ты хочешь, он же зомби. — вяло ответил Святогневнев.

— Как слетал-то?

— Жить буду.

— Узнал что-нибудь?

— Узнал, что в поезде Палач убил восьмерых, а потом ушел сквозь стену.

— О-о.

— Угу

— А он до Москвы-то хоть доехал?

— Немного не доехал. Наверное, пешком потом добрел. Только вот куда он потом делся?

— Ну, массовых убийств в столице вроде как не было. — промямлил Святогневнев.

— Хотя я в то время еще в Красноярске был. Даже нет, не в Красноярске, а в тайге. Я тебе не рассказывал, как я две недели в Красноярск ковылял?

— Два раза рассказывал.

— Да? Ладно тогда. Кстати, а почему Палач вдруг опять начал убивать? Ты же говорил, что он… э-э завязал?

— Говорил. Он и завязал… вроде бы. Но вот. На верное, опять не в ту сторону замкнуло. Когда мы с ним вместе ехали, он выглядел адекватным… для робота, конечно. Все в Москву хотел попасть.

— А зачем?

— Да на «Гею» он хотел. На вашу вторую базу. Говорил, что там его могут… не знаю, перепрограммировать или что-то вроде. Может, он именно на эту базу и двинул. только где ж ее искать-то? Направлением я ее обнаружить не могу, пытался уже.

— Так меня бы спросил. Я знаю, где она.

— Откуда? — удивился я. — Ты же раньше не знал.

— Раньше не знал — а теперь знаю. Я тебе еще не рассказывал? Я пару месяцев назад связался с одним старым приятелем.

— Что за приятель?

— Лаборант мой бывший. Он раньше у нас на «Уране» работал, а лет пять назад резко в гору пошел, и его на «Гею» перевели. Головастый Черт! Лет на пятнадцать моложе меня, собака, а уже профессор! Кандидат всех наук!

— Угу. Ну-ка подробнее.

Святогневнев рассказал подробнее. По его словам, этот самый профессор, несмотря на относительную молодость — тридцать с хвостиком, — обладает на «Гее» очень высоким допуском. Вхож чуть ли не во все секретные проекты. Имел некоторое отношение и к проекту «Зомби» — непосредственно не участвовал, но со стороны наблюдал и даже подкинул пару идеек.

Впрочем, в этом Святогневнев признался неохотно.

— Позвонить ему? — предложил мой знакомый мертвец.

ГЛАВА 11

Четыре следующих дня я без дела просидел в кладбищенской сторожке. Единственной ниточкой к Палачу осталась база «Гея» — а найти ее с помощью Направления у меня не получается. Приходится надеяться на приятеля Святогневнева — а тот пока что молчит. Наверное, Новый год справляет.

Но на пятый день Святогневнев сообщил, что назначил встречу. В двух кварталах отсюда нас будет ждать машина — серый «Рено Логан», №Н690РК.

Святогневнев не говорил своему приятелю, где живет — дружба дружбой, а лишняя предосторожность не помешает. Это от меня у него секретов нет — какие вообще могут быть секреты от такого симпатичного зверька, как яцхен? Я же все равно никому не расскажу.

На встречу мы отправились вчетвером. Я — потому что это нужно мне, а не кому-нибудь еще. Святогневнев — потому что он посредник и без него встреча не состоится. Мертвый Погонщик Рабов — потому что Святогневнев обещал показать его своему приятелю. И полковник Щученко — потому что… а хрен его знает, почему он тоже поперся. Еще и вооружился зачем-то — пистолет прихватил, гранату… три гранаты. Я не стал спрашивать, где он их раздобыл.

Дома остался только Джемулан. Сволочной сид опять заявил, что не собирается делать мою работу, и улегся дрыхнуть. В последнее время он повадился спать днем, а по ночам куда-то исчезать. Причем возвращался неизменно подшофе, а один раз я заметил у него на щеке следы помады. Надеюсь, этот остроухий ловелас не забывает предохраняться, а то появятся в Москве маленькие полуэльфы.

Единственное, чем Джемулан согласился мне помочь, — подарил свой аэрозоль, позволяющий проходить сквозь стены. Невелика помощь, конечно, но и то хлеб.