Королевский шут-2 (СИ) - Лахов Игорь Страница 20

Чёткий, продуманный план, словно не экспромт, а заготовленная речь лектора “Общества знаний”, лился из её уст, расставляя всё по местам, учитывая каждые мелочи и показывая пути обхождения неудобных моментов. Сейчас я впервые увидел Первочеловека во всей красе, до которого не только мне, но и Калевану Танлийскому с Санимом Бельжским было, как до Китая в интересной позе. Это не ум, а компьютер, мгновенно перерабатывающий информацию. Хорошо, что Ипрохашка давно деградировал, почти угробив свой дар, а то бы не то, что заговорщиков, даже мыслей вякать против ни у кого не возникало бы!

Вот была поставлена последняя точка — больше делать нечего. Я уже собрался отдать приказ Чернышу на перемещение, как принцесса, проведя ноготком по моей щеке, со змеиной улыбкой произнесла:

— Запомни эту ночь, мой будущий слуга. Когда-нибудь она ещё тебе аукнется, и ты сто раз пожалеешь о том, что не воспользовался случаем.

— Повесишь на первом суку, Греяна Ипрохановна, или есть возможность выбрать подходящее дерево самому? Учти! Я выбирать буду до самой старости! — пошутил в ответ, понимая, что смехахашечки закончились.

— Зачем? Обещаю: от моей руки не умрёшь — сам повесишься от этой дурацкой любви к своей королеве. Всего хорошего!

12. Ответный ход

Снова в комнате со спящей архимагессой, мать её ити, Юнолиной! Быстро пересказываю народу план принцессы, который тут же принимается с ходу. Даже менять ничего не стали, понимая, что от экспромта не обойтись всё равно, но люди все опытные — справимся.

Остался последний, самый сложный для меня момент сегодняшней ночи — объяснение с ревнивой жёнушкой, которая, уверен на все сто, видела наши с Греяной “тёрки”. Вопреки ожиданиям, Фанни сидела по-турецки на кровати и размазывала слёзы по щекам… Молча!

— Ты чего? — спросил я, усевшись рядом и нежно обняв любимую. — Ну, бывает! Подумаешь, увидел голую принцессу!

— Я тоже видела… Всю! Она прекрасна! Ничего ни убавить, ни прибавить, а какие… Не то, что мои! — всхлипывая ответила Колокольчик, приложив две дули к своей груди. — Прыщииикииии! А сама я — толстая! Жру, как Парб, не останавливаясь! Сегодня на шутовском наряде пуговица отскочила, когда его застёгивала, а раньше немного велик был! Ты-то, молодец! Так ответил принцессе, что гордость за тебя взяла, только посмотри внимательно — живёшь с уродиной! Увееедёёёттт… — снова разрыдалась она, смешно оттопырив нижнюю губку.

Так! Чего-то опять не в ту степь её понесло, будто беременная от всего настроениями всякими неадекватными в разные стороны кидается. Кретин! Она ж и так беременная! Теперь понятно, откуда чё! Если Фанька и раньше тихоней не была, то теперь можно умножать всё на два, а то и на три… четыре… пять… С неё станется! Рассказывал мне Сергеич, как его жена третью дочку вынашивала — ужасть! Теперь начинаю сам ощущать в полной мере.

— Солнышко, — попытался я образумить любимую. — Ты совсем не толстая, а кушаешь много, потому что будущего ребёночка кормишь. Это не ты сладости таскаешь, а он, и оторванная пуговица тоже его рук дело — тесно стало в твоих старых одёжках. Если бы принцесса беременной была, то… Видела памятник Императору Ипрохану, накрытый большим мешком до начала Праздника Зимы?

— Ну? — резко перестав истерить, спокойно посмотрела она на меня.

— Вот такой же большой наряд Греяна носила бы, а ты пуговку пожалела!

— Допустим, но с такой грудью, как у неё, никто бы этого не заметил. Точнее, заметили бы все красотень идеальную! Их же можно вместе и по отдельности вместо Ипрохашки памятником ставить!

— А потом налетят голуби и засрут… — хихикнул я.

— Пусть! Так завидую, что даже рада буду!

— А хочешь, я тебе завтра на двух страницах перечислю, почему твоя миниатюрная намного лучше?

— Это пока не родила! Потом обвиснет — я видела такое!

— Значит, снова напишу о пользе мягкой, маленькой груди в делах семейных и утехах с мужем, но уже на трёх листах!

— Зная твою изворотливость, хоть десять листов испортишь! Соврёшь — возьмёшь недорого! Сколько с тобой общаюсь — постоянно какие-то тайны и недомолвки, о которых случайно узнаю! — стала уже зло заводиться Фаннория.

Так… Успокоил — уже хорошо! Теперь попытаемся зайти с другого боку.

— Что ж… К Греяне, так к Греяне… Не хочу от тебя никуда уходить, но если так будет лучше…

— Чегоооо?! Не пущу! — вскочив как ужаленная, жена встала передо мной, расставив руки.

— Сама ж…

— Да я! Ну да… — внезапно “сдулась” она и снова присела на кровать. — Прости, Илий. Понимаю, что глупости несу, а не могу сдержаться. Постоянно что-то плохое жизнь портит с малолетства — устала в себе носить, а тут и сама меняться стала. Знаю, что пуговица — ерундовина, и что к Греяне, хоть она уж совсем не ерундовина, ты по доброй воле в постель не залезешь, но такие страшные картинки без моего ведома в голове всплывают, что выбешиваюсь вся. Ещё раз прости — сама не знаю, чего хочу.

— Ничего! Будем вместе и всё преодолеем. Разберёмся в твоих желаниях! Вот, что ты хочешь сейчас? — обнял Фаннечку, надеясь на бурное постельное примирение.

— Да… Лучше не спрашивай! — смутилась жена.

— Ну же!

— Ток не смейся! Укусить…

— Ещё раз, не понял?

— Прямо челюсти сводит, как укусить хочу.

— На!

Я шутливо протянул ей руку, и Колокольчик тут же вцепилась в неё хваткой бультерьера.

— Блин! Ты реально хотела?! — спросил, виновато вжавшую плечи супругу, рассматривая след от её зубов, по которому опытный стоматолог может легко составить полную картину кусательно-жевательных приспособлений одной странной особы.

— Извини…

— Ладно! Сам виноват! Полегчало хоть?

— Немного есть.

— Что?! Ещё?!

— Ну…

— Печеньем откупиться можно?

— Попробуй. Всей вазочкой! А пуговицы потом все перешью!

Слава Творцам, приступ каннибализма после половины умятых сладостей отпустил новоявленную хатшу. Через некоторое время довольная жена сидела на кровати и, болтая ножками, интересовалась с набитым ртом:

— Фкафи, Ивий! А я пфафда кфасивая?

— Я ж тебе каждый день это твержу!

— Хащу сефодня, уфлысать.

— Самая наипрекраснейшая в двух мирах! — честно ответил ей, убирая крошку с покрасневшего от недавнего рёва носа.

— Ага… Ещё и самая кусачая! — уже нормальным голосом добавила она, проглотив очередную конфету.

— И это меня радует.

— Ты нормальный, муж?

— Конечно! Представь, что сейчас выходишь в коридор и цапаешь гвардейца на посту за его мускулистую, волосатую руку.

— Прекрати! Тошнит!

— Переела?

— Не дождёшься! От чужого гвардейца волосатого!

— Получается, что я для тебя самый родной, самый сладенький и любимый!

— Самый себялюбивый, ты хотел сказать?

— Тебялюбивый!

— Уже лучше! Уговорил, демон хитрющий, гаси свет и … Пусть ещё чего-нибудь пожевать принесут, а то, не дай Творцы, опять грызнуть тебя захочется, а тут уже противоядие на тумбочке у кровати дожидается. Обещаю громко не чавкать! — хитро подмигнув, предложила Колокольчик.

Судя по пустой посуде и крошкам на кровати с утра, я избежал страшной гибели, а улыбающаяся Фанни крепко спала, видимо, устав всю ночь “бороться” за мою жизнь. Пуговицы — фигня! Чую, пора заказывать ей несколько новых одежд “на вырост”!

Аудиенция у Ипрохана случилась лишь во второй половине дня, так как Владыка был не в настроении и не хотел никого видеть под страхом смертной казни. В такие моменты хандры никто не смел его тревожить, если, конечно, не искал верного способа самоубийства за казённый счёт.

Я и все главные члены экспедиции в Харию сидели у королевских покоев, слушая стоны новых фрейлин, пришедших “порелаксировать” венценосную голову. Вот три бабёнки важно вышли и посмотрели на нас такими же брезгливыми взглядами, как и их предшественницы, выпнутые большим гвардейским сапогом из дворца, смотрели до этого. Каждый раз задаюсь одним и тем же вопросом: где Ипрохан себе таких потасканных находит? Дамы, пусть только и по названию, но благородные, а выглядят, словно дешёвые шалавы рыночные. Что эти, что прежние… Ладно! Чужие вкусы обсуждать не стоит, пока не тронули твои — сейчас, главное, хорошо с корольком отыграть, а не о его пассиях философствовать!