Александр Шепиловский - На острие луча Страница 21

У нас же было чисто, и поступали мы, на первый взгляд, гораздо проще. В подвале и во дворе песку неограниченное количество, и легко догадаться, что мы получаем из него нужные нам химические элементы.

Все окружающее нас состоит в конце концов из протонов, нейтронов и электронов. Они объединены в стройные системы, в атомы. А беспорядочная смесь атомных ядер, и можно сказать, без преувеличения, содранных с оболочек атомов электронов — есть плазма.

Вот мы для начала и взяли лопату песку, взвесили его и превратили в плазму. Ох уж эта плазма! И повозился же я когда-то с ней, а особенно с получением магнитного поля чудовищной напряженности, эдакой магнитной бутылки, в которой бушевала плазма. При таком состоянии вещества, чтобы расщепить ядра, требовалась небольшая энергия.

После облучения «песка» нейтронным потоком ядра раскалывались, и нам оставалось лишь из отдельных элементарных частиц «лепить» атомы нужных нам элементов. Не руками, конечно, И не манипуляторами, а направленными концентрированными пучками космических лучей большой энергии. Не следует, разумеется, понимать все это примитивно. Это лишь принцип, без технических подробностей. И вот перед нами лежат чистые, охлажденные кубики цинка, золота, титана и для разнообразия баночка ртути. Причем, общий вес их был в точности равен весу лопаты песка. Получить из них сплавы — дело пустяковое, простая химия.

Наш твердый свет — фотонит — неистощимый источник энергии. Стоит брусочку фотонита сообщить определенные колебания, как он приобретает свой первоначальный вид, превращается в свет. Скорость превращения легко регулировать. Квинт между делом для умственной гимнастики подсчитал, что один грамм фотонита, превращаясь в свет, выделяет энергию в двадцать миллионов киловатт-часов.

Мы сделали всевозможные резаки, в ручках которых помещался фотонит, и воздействовали на него резонатором. Из отверстия резака бесшумно вырывался тончайший, ослепительно яркий луч, которым с микроскопической точностью можно резать и обрабатывать любой материал.

Уйма времени уходила на притирочные и шлифовальные работы. Ведь притирали вручную. Детали все разные, сложные. Не будешь же для каждой из них станок делать. А когда настала пора шлифовать фотонит, еще хуже стало, и неудобно, и долго, и трудно. И очередной конфликт с соседями возник. Приготовили мы с вечера порошок, чтобы с утра притереть клапаны, и легли спать. А ночью меня разбудил невыносимый, душераздирающий скрежет. С каждой секундой он нарастал, кажется, проникал внутрь, жалил мозг. Заткнув уши, ничего не соображая, я тряхнул головой и увидел Квинта, который сосредоточенно растирал что-то на столе. Почувствовав мой взгляд, Квинт бросил свое занятие. Скрежет прекратился. Стало слышно, как за стенкой вопят соседи. Густой бас дядя Коши перекрывал пронзительный визг тети Шаши. Квинт испуганно хлопотал надо мной:

— Что с тобой, что случилось?

— Это тебя надо спросить, что случилось? Чем занимался?

— Притирал обратный клапан к гнезду для шлема. Хотел обрадовать тебя, — растерялся он.

— Понятно. Клапан из фотонита, гнездо из него же, и притирочный порошок тоже. Оттого такой и звук. Это интересно! Как же ты терпел этот ужасный скрежет?

— Очень даже приятный скрежет. Ободряюще действует. Бравый марш. У нас в Египте играли такой. Помню.

Очевидно, за шесть тысяч лет спячки у Квинта в ушах что-то изменилось, и он воспринимает звуки по-другому.

— Оставь до утра притирку и не вздумай приниматься за нее без моего ведома.

Вопли соседей постепенно умолкли. Я обратил внимание, что, несмотря на позднюю ночь, в домах напротив светятся окна. Видимо, звуки проникли и туда. Хорошо, что никто не мог понять, где источник звука. Не миновать бы нам скандала.

Утром к нам заглянули соседи, и тетя Шаша осторожно осведомилась, не слышали ли мы чего-нибудь ночью.

— Как же, слышали, — ответил Квинт, — как вы у себя концерт устроили. И чего, думаем, людям по ночам не спится!

— А больше ничего не слышали?

— Ничего. У меня слух отменный. Были, конечно, разные шорохи ночные. Вроде этого.

Не успел я остановить Квинта, как он схватил клапан и раза три добросовестно провернул его по гнезду. Раздался знакомый скрежет. Тетя Шаша почти в беспамятстве опустилась на стул. Дядя Коша зажал уши руками, а лицо у него при этом было такое, что и описать невозможно. Я тоже испытал свои ночные ощущения.

Первым пришел в себя дядя Коша. С криком: «Это вам даром не пройдет!» он схватил за руку свою жену и уволок ее из комнаты.

Квинт, довольно потирая руки, закрыл за ними дверь. Я впервые не на шутку на него рассердился и гневно бросил:

— Что за фокусы! Ты соображаешь, что натворил? Они явятся сюда не одни, и все наше мероприятие может полететь ко всем чертям! Сколько раз тебе говорить, что с соседями, какие бы они ни были, нужно уживаться. У тебя что, руки чесались? Ты о последствиях думал своей фараоньей башкой?! Учти, ты еще и режим нарушил.

Как набедокуривший мальчишка стоял Квинт передо мной. Весь сник, руки опустил. Мне стало безгранично жаль его. Ну зачем я сказал «фараоньей башкой»! Нет для него большего оскорбления.

Я взял Квинта за плечи:

— Ладно-ладно, забудем этот инцидент. Я погорячился, лишнее сказал. А урок пойдет тебе на пользу.

— Ругай меня, Фил, хорошенько ругай. А о последствиях, как ты точно подметил, фараоньей башкой я не подумал. Ты меня наругай, а потом убей презренного.

— Сказано же, хватит. Не будем отвлекаться.

С этого дня соседи забыли к нам дорогу. Вероятно, они решили держаться от нас подальше. Дескать, мало ли что они выкинут.

Чтобы никого не беспокоить, все операции по притирке и шлифовке Квинт производил в наглухо закрытом подвале, и в одиночестве наслаждался приятным, по его словам, скрежетом, настраивавшим его на веселый лад.

Два раза приходила Лавния. Она смотрела на фиолетовый глаз супруга, вздыхала и разок всплакнула. Тоник дни и ночи просиживал за учебниками, наверстывал упущенное, готовился к экзаменам.

Глава восьмая

Тоник принес ответ Веера на наше письмо.

— Запрос дали вы, — сказал он, — поэтому я не читал.

Я вскрыл конверт с напечатанным на машинке адресом и хотел единым духом прочесть письмо, но на первых же словах споткнулся. Ну и почерк! В китайских иероглифах легче разобраться. Я не мог понять ни единой буквы.

— Дай мне, — попросил Квинт. — Я-то прочту.

Но и он не сумел прочесть. Тогда мы все вместе склонились над листком. Выискивая в тексте более или менее понятно написанные слова и запоминая написание букв, их элементы и деформацию, мы постепенно узнали содержание письма.

Веер выражал соболезнование по поводу исчезновения Бейгера, извинялся, что задержал ответ и что письмо пишет его ученик. Самому ему нечаянно зажали кисть правой руки дверью и отдавили пальцы.

К нашему огорчению, где живет человек, у которого находится макет галактики, Веер не знал. Да, он учился с ним. Его имя Ужжаз. Это умный, дерзкий, властолюбивый человек. Но уже три года, как он куда-то пропал. И родни у него нет. О макете Веер слышал, но видеть не видел и сомневался, существует ли он в действительности.

— Плохо, — подытожил я. — Если этот Ужжаз умный человек, то почему он скрывает существование макета? Непонятно. Тут что-то не так.

— Но макет есть, — сказал Тоник. — Папа не стал бы пустяками заниматься.

— Верю. Во всяком случае, мы продолжим дело твоего отца, но другим способом. Мы сами слетаем на планету ПНЗ.

Тоник посмотрел на часы и заторопился.

— С удовольствием поговорил бы с вами, но бежать надо. На консультацию. У нас большие строгости.

Квинт надел утепленную куртку и, как всегда после завтрака, пошел в подвал заниматься притирочными работами. У порога он остановился, покачался на носках и виновато посмотрел на меня:

— Скафандры, Фил. Запинаюсь об них четыре раза в день. Развалились на дороге.

— Да, скафандры. Напомнил о них. Я все думаю, что работа у нас построена нерационально. Хватаемся за все, а готового нет ничего. Те же скафандры. Готовы ли они, испытаны? Нет.

— А мы разве… а в домне-то? А кубом! Как тогда меня трахнуло. А я смотри, ничего.

— В космосе можно попасть в любую переделку, в область чудовищных давлений, в зоны убийственной радиации. Давай покончим со скафандрами, чтобы до старта не возвращаться к ним. А впредь будем работать последовательно. Сделали одно — в сторону, беремся за другое. Значит, так: испытываем скафандры на большое давление извне и на защиту от радиации.

— Меня кубом трахнуло…

— Что ты ухватился за этот куб? Под ним можно находиться и в фотонитовой клетке, обтянутой ситцем, а опустись в ней в глубины океана, что от тебя останется? Ядронит всесторонне проверить надо.