Ирина Боброва - Гульчатай, закрой личико! Страница 22

– Хорошо, что ты вовремя подоспел, – вздохнул Гуча.

– И не говори. Я вообще-то не очень-то плавно холодным оружием махаю, но тут, как увидел, что лохматые твари с тобой сделали, – озверел. Не по понятиям такое мочилово устраивать, конечно, но меч, в натуре, сам в руку прыгнул. – Альберт достал из кармана и показал Гуче его собственный волшебный клинок. – Не, я сначала думал, что простое перо схватил, а эта штука как выросла и типа давай сама зажигать по клетке. Как тебя по запарке не замочили – не знаю! Не, ты не смейся, я в натуре за этой бешеной перочинкой как привязанный летал. Только и думал, как бы из рук не выпустить! Не знаю, чей это ножичек, он на земле возле обезьянника лежал. Так головы из-под лезвия летели – прям как капуста, когда Марточка урожай собирает. Пойдем, че еще покажу. – Альберт потянул друга за руку.

Гуча забрал у Полухайкина свой клинок и повесил на пояс. Остальные вещи заботливая Марта забрала у Самсона и с оказией переслала в Крепость. Так что сейчас Гуча был полностью экипирован: на плече висела неизменная торба, в которой лежали волшебные предметы – кубок, монетка и жезл, уменьшенный до размеров указки. Гуча красовался в новом костюме. Пока он лежал без сознания на широкой кровати, придворные мастерицы сшили ему мундир. Такой же, как у солдат, только красного цвета. Это Брунгильда пошла на компромисс и, приготовив мужу военную форму, решила не настаивать на обязательном в ее армии сером цвете.

Друзья вышли с огорода, завернули за угол ограды и прошли ко дворцу. Гуча сначала оторопел, увидев большую клетку, в которой скакало с десяток мелких обезьянок. Потом рассмеялся – крупных обезьян не было, а мартышки забавно строили рожицы и носились по клетке, раскачиваясь на привязанных к потолку веревках, будто на лианах.

– Друг Полухайкин, а Марта совсем тебя испортила, – произнес черт. – Тащишь все в дом, не думая! Хотя кто знает, может, и они в хозяйстве пригодятся!

– Может, и пригодятся! Послушай, братан, тут одна говорящая попалась, в натуре, говорящая, не смейся, – гордо ответил Полухайкин и показал: – Смотри, вон та, в углу!

Гуча вытаращил глаза – в углу клетки сидел вожак троллей, о котором в пылу схватки, а потом еще и с раненым мужем на руках Брунгильда попросту позабыла. И тролль, выбравшись незамеченным из ее сумы, решил спрятаться, да на беду попался на глаза Альберту Ивановичу. Увидев черта, страшилка кинулся к решетке и завопил во все горло:

– Помоги, добрый человек, объясни королю, что я с этими тварями ничего общего не имею! – и заплакал.

– Смотри-ка, просить научился! – рассмеялся черт.

Он вспомнил, как давным-давно, когда он впервые попал в Забытые Земли, этот самый вожак троллей с боем взял их в плен и заставил, буквально заставил помочь им найти дорогу домой. Тогда у нахала даже и мысли попросить помощи не возникло. Ишь, как жизнь-то обломала!

– Что, неволя ума добавила, вредитель?

– Да уж, вредитель, – согласно кивнул Альберт, подкидывая в клетку крупных персиков, которые взял из стоящей рядом корзины. Мартышки кинулись к лакомству. Тролль тоже. Надо сказать, он ничуть не робел в присутствии конкурентов – просто раскидал обезьянок и успел выхватить самый большой плод, запихал его в рот и проглотил, даже не жуя.

Полухайкин покачал головой и, повернувшись к другу, продолжил объяснения:

– Я сначала клетку простым засовом закрыл, так этот быстро смекнул, что к чему. Хорошо еще, что обезьяны дальше трактира Джулиуса не ушли. Там их и взяли. Тепленьких. В смысле – пьяных.

– А этот? – Гуча кивнул на тролля.

– И этот с ними был. Во, в натуре, жадность фраера сгубила! Ну рвался на свободу, и ладно! Вырвался – и беги на все четыре стороны, так нет же! Как только халява под руку подвернулась, так он сразу о свободе забыл. Не, амиго, ты не смейся, за выпивку-то, в натуре, я платил. И за уборку тоже. Еще за мелкий ремонт деньги отдал. Потом я всех мартышек, включая говорящую, ремнем отодрал, а на клетку амбарный замок повесил. И ключ с собой ношу, на груди, рядом с крестом.

– Выпусти его, – попросил Гуча, наблюдая за тем, как тролль гоняет мартышек, – зачахнет он здесь, Альберт.

– Кто зачахнет? Этот проглот зачахнет? Да он столько жрет, что я не успеваю у Тамарки персики покупать.

– У какой Тамарки?

– У Собакиной. Томка Собакина мне это типа персики всякие для зоопарка продает. И не только персики, там еще и финики всякие попадаются. Не, в натуре, у нее садоводство круто поставлено! Хотя понятно – юг же! Не, а че еще на юге делать?! Там же только фрукты и таджики, а больше, в натуре, ничего не растет! Если только эти, типа верблюды?

– Тамарка Собакина… – Гуча задумался и, вдруг вспомнив, о ком речь, расхохотался: – Ну, Альберт, и фантазия у тебя! Прямо-таки больная фантазия! Точно, ты же бультерьерную принцессу так перекрестил!

– Не, а че? Пока выговоришь, язык сломаешь, это надо ж такое придумать – Гуль-Буль-Тамар-Пит-Буль-Терьер… уф… – на одном дыхании выговорил Альберт и, утомившись, вытер со лба пот.

Он удивился, как это получилось ни разу не споткнуться на таком сложном слове. До этого пробовал, наверное, сто раз и всегда сбивался, а тут взяло и получилось! Он обрадовался, но все же спросил:

– И кто ей такую фамилию дал?

– Кажется, я, – скромно ответил Чингачгук.

– Во! А говоришь, что у меня фантазия заболела! Я-то заморачиваться не стал, обозвал по-простому – Томка Собакина, и все! Амиго, скажи-ка, братан, а тебя после бойни в обезьяннике кошмары не мучают?

– Нет, не мучают, потому что кошмар у нас, в Иномирье, один. И вижу, что приближается он с огромной скоростью. А по тому, что кошмар этот такие петли в небе выводит, могу предположить, что мучить сейчас он начнет тебя, друг Полухайкин. – Гуча махнул рукой, обращая внимание короля на летящий по небу объект.

Полухайкин посмотрел в том направлении и помрачнел – к ним стремительно приближалась Гризелла. Она приземлилась неподалеку и, не глядя под ноги, понеслась к королю, не замечая копошащихся на дорожке землеройных гномов.

– Это… типа… Опа… – Альберт поспешил предупредить ведьму о том, что под ногами у нее только что вырытая кротами яма, но не успел.

Ведьма, потеряв опору, рухнула вниз, вопя и суля такие кары, что у Альберта встали дыбом коротко подстриженные волосы. Он поморщился и подумал о том, что падение в яму тоже будет включено в счет.

– Фулюганы! – кричала ведьма.

Полухайкин кинулся к ней, а Гуча рассмеялся над тем, как его друг пытался предупредить ведьму.

– Гризелла, давай руку.

Король выудил старуху из ямы. Она была мокрой, грязной и очень злой. Король решил взять инициативу в свои руки и, решив, что нападение – лучший вид обороны, громко завел речитативом:

– Избу починим, платье постираем, нервы подлечим. Не сердись на дочку – моя Мексика просто ангелок!

– Ангелок! – подхватил черт.

Друзья посмотрели друг на друга, только теперь осознав, что Бенедикт так и не вернулся из того коридора, где обещали смерть после женитьбы. Полухайкин разжал пальцы, не обращая внимания на вопли рухнувшей вниз Гризеллы.

– Фулюганы! – кричала старуха, снова приземляясь на дно будущего колодца.

Глава 3

БЕНЕДИКТ КАПУТ!

Гуча схватил метлу, оседлал ее и, поднимаясь в воздух, прокричал:

– Я в лес, к норе!

– В натуре, блондина спасать надо, – согласился с ним Полухайкин. – Типа это он к бабам пошел, но там ведь в конце замочить обещали, в натуре!

И Альберт побежал. Он вылетел со двора, едва не опрокинув идущую навстречу жену.

– Марточка, – король на бегу обнял супругу, – я побежал, ты там ведьму из ямы вытащи, если тебя это не расстроит. А если настроение у тебя не фонтан, то пусть, в натуре, сидит, пока не вернусь. Что мы, лишний сольдик не заплатим?

– Разберусь, – ответила практичная Марта и побежала в огород, решив, что чем быстрее выудит Гризеллу из ямы, тем больше сэкономит на штрафе.

А Альберт уже бежал по ровным, чисто вымытым улицам Рубельштадта.

Народ любил своего короля и снисходительно глядел на его причуды. Горожане здоровались, отскакивая с дороги, но Альберт, набирая скорость, не всегда успевал ответить.

Лошадей король не признавал с тех пор, как обогнал знаменитого на все Иномирье скакуна Бяшу. Сильные ноги Полухайкина не знали усталости, он мчался как ветер. Встретив Тыгдынского коня с Мексикой на спине, прокричал, не останавливаясь:

– Тыгдын, сгоняй к кому-нибудь в гости. Дома Гризелла бешеная, и мамка сердиться будет.

– Папочка! – прокричала вслед Мексика. – Мы Аполлошу проведаем. Он болеет, а еще у него зубы растут.

Но отец не расслышал этих слов, иначе бы строго-настрого запретил ехать в Крепость, чем уберег бы и себя, и Иномирье от новых неприятностей. Но Полухайкин не слышал. Он спешил на помощь другу, поэтому объяснять, почему Аполлоша такой смешной, зубастый и солнышка боится, пришлось Тыгдыну.