Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога» Страница 22

Если же действительно не засовывать голову вглубь стены ветра, то тот лишь не очень сильно лохматит волосы. Правда, может и глаза песком запорошить. Но игра стоит свеч.

Непонятно чем, будто стеклом аквариума, река удерживалась в невидимом русле, поднимая свой уровень выше окружающих скал. Птицы, большие и маленькие, но все с четкими и легкими телами и словно нарисованными одним росчерком кисти с тушью крыльями, ныряли и кувыркались в прозрачных, серых, белоснежных и золотисто-песочных струях. Они ловили металлически сверкающих стрекоз, носившихся реактивными самолетиками и оставлявших за собой такой же пенный след; светящихся мошек, стайки которых река проносила в волнах своих как сияющие кисейные платочки; какие-то споры, колючие комочки перекати-поля и даже цветы.

Рэн, спохватившись, в последний момент отдернул руку, которая сама потянулась было за нежно-лиловой фиалкой. Вот бы идиотом он показался, если бы подарил ее сейчас Бэт. Впрочем, гораздо скорей ему просто оторвало бы кисть.

Движение Рэна не ускользнуло от Битькиного взгляда. Признаться, сама она чуть не потянулась за цветком. Внутри мягко разлилось щекочущее тепло. Проносящиеся мимо песочные смерчи и дождевые облака окутывали лицо ее спутника мимолетными тенями и пятнами света, непостоянство освещения каждый миг преображало карьеры русла, делая их то бирюзовыми, то золотыми. Шум воздушной реки был не громок, но завораживал своей неустанностью. Он похож был на шум морского прибоя, но тот звучит мирно, как метроном, а эти звуки были так бесконечны, рвали душу куда-то в путь, к несбыточному.

— Уровень поднимается, — за спинами Битьки и Рэна стоял Санди, скрестив на груди руки, — Я нашел пару указателей. Где-то вверх по течению реки здесь был мост.

— А если сделать плот или что-нибудь типа досок для серфинга? — предложила Битька. Выслушав объяснение по поводу досок, путешественники решили все-таки для начала поискать мост, так как у всех возникли некоторые сомнения по поводу серфингистских способностей Друпикуса. Оставить же его на этом берегу — означало затянуть поход дня на три-четыре. Даже если бы национального героя Анджори снабдили каретой или простыми лошадьми.

Наглядным доказательством ни с чем не сравнимой пользы от Друпикуса стала быстрота, с которой, несмотря на условия пересеченной местности, был найден мост. Правда, зрелище он из себя представлял малоутешительное.

— Признавайтесь, уважаемые джентльмены, у кого из вас есть свежие враги?

Висячий мост, сплетенный из чего-то похожего на одну лиану, не провисал вниз, как ему было положено, а, наоборот, прогибался вверх, упруго поднятый потоком на высоту полутора человеческих роста. Волны ветра перехлестывали через него, несколько птиц сидели на его краю, как на бортике ныряльни, и выглядывали в глубине потока добычу.

— Не думаю, что Нина Капитоновна или Рая Вторая пробрались за мной в этот мир и подняли здесь уровень реки, — пожала плечами Битька, — Да и этот хряк новорусский вряд ли.

— Дело не в уровне ветра, изменить его вряд ли под силу человеку, и не только человеку. Хотя я слыхал и о таких фокусах, — скорчил кислую рожу Санди, — Дело в мосте. Мост — мертвый, — и тут же пояснил, — Мост этот такое же живое дерево, как и трактир Пруни. Поэтому он и умудряется пережить любые наводнения и катаклизмы. Убить его тоже трудно. Живуч. Да и у кого рука поднимется? Это ж надо вообще быть законченной мразью, чтобы дерево убить!

Битька прижала руку к груди, где испуганно затих вечно тихонечко пульсирующий, будто играющий сам с собой, росток.

— Конкуренты? — сморозил глупость Шез. А, может, и не глупость. Если тут судьба Вселенной?..

— А это не могут быть твои «друзья», Рэн?

Рэн в ответ даже засмеялся:

— Да они уверены, что меня саксофон слопал. Да и что они за враги? Название одно. Это если бы я им пьяный да связанный попался — тогда другое дело.

— Мост надорван где-то посредине. Я правильно полагаю, что если бы это было живое дерево, оно смогло бы самовосстановиться? — внес дядюшка Луи нотку рационального.

— Я знаю, надо сесть на Друпикуса, разогнаться и ввау! Перелететь. За нами все это, конечно, порвется, но мы, сто процентов — на том берегу. Во всех видаках так.

— Не слушайте это искалеченное дитя прогресса, — махнул на Битьку рукой Шез, — Не стоит так делать хотя бы потому, что нам еще назад возвращаться. Лучше бы вспомнил песню какую к случаю, чтоб срослось.

— Да я уже пытаюсь. А на ум только всякая дрянь: «Я знаю, что мое дерево не проживет и года»…

— Не надо Цоя дрянью ругать! — это уже Санди.

— Но к этому случаю — дрянь, — пожала Битька плечами.

Задумавшийся Рэн попросил вспомнить что-нибудь об очень длинной веревке.

— Если друг оказался вдруг, — выпалила Битька и пояснила удивленному Шезу, — Ну, это в «Ну, погоди!»волк у Высоцкого свистит и по веревке на многоэтажку поднимается.

— Ты бы еще «Узелок завяжется, узелок развяжется»спела! — возмутился дух.

Рэн задумчиво посмотрел на друзей и начал разматывать веревку, традиционно для шансонтильских мужчин обмотанную вокруг пояса. Его примеру последовали Санди и … тролль. Кстати, именно у него самым парадоксальным образом веревка оказалась наиболее длинной. Юноши почтительно склонили головы перед запасливостью Аделаида. А поднимая головы, обменялись весьма красноречивыми взглядами. В результате, Рэн счастливо вспыхнул и торопливо начал обвязываться, а Санди с понимающей, хотя несколько встревоженной, улыбкой, покачал головой: он предпочитал сам совершать подвиги , нежели нервничать на берегу — и наклонился затягивать узлы.

Перед Рэном шатались уходящие наверх ступени из спутанных и потертых лиан, сухих и хрупких на вид. В ногах и животе задрожало, а в горле отчаянно и весело зазвенело. Ощущения, что он совершает геройство, к счастью, не было. Зато страх опозориться был, впрочем, не долго.

Рэн обернулся, ребята все обвязались, и даже подстраховались, присоединив к связке Друпикуса. Он увидел, как побледнела и азартно закусила губу Бэт, и ему стало весело.

«Наступает ночь, и выступают звезды на небе,

А я опять думаю о тебе, моя беби»…— мысленно пропел он не без иронии. Лиана пугала, осыпаясь в руках трухой, однако он решительно подтянулся, и тут же лестница ухнула вниз.

Рэн даже не успел услышать крик друзей, уши тут же забило ветром, а боль от натянувшейся веревки перервала его напополам. Перед лицом заметались, изрезав его крыльями, испуганные птицы. Но мост не лопнул, а лишь провис в поток. «Хорошо, что пальцы не оторвались», — пришло Рэну в мигом опустевшую голову. И, не разжимая болезненно спаянных с лианой рук, оруженосец попытался закинуть на нее ноги. В этот момент снизу его подбросило накатившей волной ветра.

«…Почему любовь ко мне так жестока,

Почему любовь родилась ко мне с одного бока!»— воскликнул Рэн и подумал, что «Ляпису»бы понравилось исполнение их песни в таких условиях. Но это все лишь в первый миг. А потом был ни с чем не сравнимый кайф полета, ни с чем не сравнимая борьба с рвотными массами, рвущимися наружу по приказу вестибулярного аппарата, ни с чем не сравнимая боль срываемой с суставов кожи и лопающихся от напряжения мышц. А также нечто, что Шез мог бы сравнить с попытками по пьяни вдернуть нитку в ушко иголки.

«…Стал ходить на сейшены, с нефорьем колбаситься,

Все равно не любишь ты, только дразнишься…»— скрипел зубами Рэн, прижимаясь к шершавой плетеной половице моста, как у Высоцкого солдаты к земле. Он не оглядывался, и не видел, как мотает вдоль обрыва ребят, и зарывается в землю копытами Друпикус. И как маленький единорожек пристально вглядывается вверх большими девчачьими глазами. Он думал только о еще одном метре вперед.

Козе понятно, веревка дернулась и кончилась. Мост, будто выжидая, чуть успокоился. Рэн почти с удовольствием почувствовал, как ужас поднимается по ногам, заставляя тело каменеть, замораживает сердце. «Ну, хватит,»— подумал Рэн, останавливая страх и, зафиксировавшись ногами и плечом, отрезал веревку. Попытка привязать ее к мосту обломилась. Веревка вырвалась из рук реальностью из мозга шизофреника. И, одарив оруженосца отрезвляющей пощечиной, исчезла в потоках.

Когда оруженосец вернется, Санди врежет ему так, что тот едва не улетит обратно в реку. А Битька будет старательно отворачиваться, пряча зареванное лицо. Только дядя Луи скажет: «Ну а кто бы из вас повернул назад и не дошел до поврежденного места и не починил бы его?»

А Рэн тихонько отползет в заветренную сторонку и, наконец, переведя дыхание, будет улыбаться тому, как извивался под его распластанным телом мост, как вокруг — и снизу и сверху — и с криком, и бесшумно носились птицы, как пыль обметывала губы и забивала глаза.

— Ну че? — подергивая плечами, остановился рядом Шез, — кайфуешь, новоиспеченный наркоман?