Сергей Панарин - Сила басурманская Страница 22

У Юрия окончательно испортилось настроение. Поединок, задуманный как торжество ратной Прави на земле, превратился в скоморошье представление.

– Довольно! Будешь сражаться с черноголовым, – в бешенстве сказал князь, зажимая трепещущие от негодования ноздри, и отступил с пятака, встал рядом с дочерью.

Рогнеда чуть не упала в обморок от страха за Ивана.

Старшой передал чуть не плачущего Егора дружинникам.

– Запомни, братка, – наставлял ефрейтор. – Бей в дыню. Понял? В дыню бей!

Иван странным образом «поплыл». Он почти не слышал советов Егора и ободряющих криков толпы, потом с отстраненным удивлением обнаружил тяжелый меч в своих руках. Кто-то добрый развернул дембеля к сопернику. Старшой обвел людей взглядом. Промелькнули заинтересованные, веселые, предвкушающие, угрюмые, самодовольные лица, тревожная мордашка летописца, недобрый оскал князя и огромные зеленые, полные ужаса глаза Рогнеды.

Затем Иван узрел противника, и наваждение пропало. Вернулись звуки, мерзкий запах, ощущение времени. Мысленно пожелав все-таки вернуться к маме, Емельянов-старший перехватил меч поудобнее и шагнул вперед.

Зрители завопили громче. Но и крики толпы не заглушили ударов крови в висках дембеля. По спине бегал мерзкий холодок, дрожали руки. Непросто выходить против местного Мистера Олимпия, да еще с огромным клинком наперевес.

Теребило взревел как теплоходный гудок и обрушил на Ивана чудовищный удар. Парень уклонился, нырнул вправо и, отмахнувшись, попал мечом по руке супостата. Лязгнул о булыжник, высекая искры, клинок «бодибилдера», кошкой кувыркнулся невредимый Старшой.

Увы, меч Ивана был непростительно туп. Даже царапины на предплечье Теребилы не оставил. Впрочем, у соперника был такой же. Воронежец пожалел о сабле Торгаши-Керима, оставленной в гостевых покоях. О том же подумал и переживающий за брата Егор.

Теребило осклабился и ринулся в новую атаку. Он действительно работал медленно, только не дай бог попасть под его раздачу! Меч гудел, словно пропеллер тяжелого бомбардировщика, огромные мышцы перекатывались, качок пыхтел похлеще паровоза. Просто терминатор, а не дружинник.

Пока что Ивану удавалось вовремя уходить, и, хотя Теребило начал уставать, эта пляска не могла продолжаться долго.

Подобно молодому мастеру кун-фу из гонконгского фильма, обезьянничающий Старшой припомнил наставление брата: «Бей в дыню!»

Он улучил момент, пропустил колющий удар мимо себя, крутнулся, сокращая расстояние до соперника, и от души сунул рукоятью меча в лицо Теребилы. Угодил в нос.

Качок уронил свой меч, попятился и уселся на задницу.

Иван совершил пижонское вращение клинком и тяпнул противника по макушке. Плашмя. Громила ойкнул и схватился за голову.

– Ну, примерно так, – проговорил Старшой в полной тишине и пошел к брату.

По законам жанра, Теребило утер кровавые сопли, зарычал и начал подниматься, чтобы кинуться на спину победителю, но услышал властный голос воеводы:

– Сиди уж, срамота мясная.

Грянули приветственные крики.

Близнецы обнялись.

– Молоток, братка! – повторял Егор, слабо хлопая брата по спине. – Я ж этот контингент знаю: дал по мурлу, он и скуксился.

– Моя школа! – пищал, подпрыгивая, Колобок.

Побежденный Теребило поднялся и побрел долой из круга.

К Емельяновым подошел глава Мозгвы.

– Слушайте все и запоминайте! – Юрий скосился на Неслуха. – Может, помедленнее, чтобы записал? Нет? Ну, ладно. Я искренне рад, что боги не дали утвердиться Кривде Лукавой, а защитили мечом Ивана Правду! Одолевшие Лихо Одноглазое богатыри – сердечные гости нашего града. Да будет в их честь нынче пир!

– Нет, ну сто пудов они каждый день бухают, – сказал Егор.

– Соколы мои, я и сам не особо верил Теребиле, только горе тому правителю, который не поддержит своего подданного, верно? – Главный мозгвич подмигнул и пошел во дворец.

– Князь, а ключ? – Старшой удержал уходящего Юрия за рукав.

– Витязи вы мои любимые, – проникновенно произнес Близорукий. – Мне бесконечно стыдно, токмо нет у меня никакого ключа.

– А уговор? – ошалел Иван.

– Вечером потолкуем, за чаркой. Вам бы отдохнуть. Томились в застенке по навету злобному, так изведайте подлинного гостеприимства. Остальное вечером, вечером.

Братья переглянулись и подумали одинаково: «Прощай, дорога домой!» Все стало незначительным, даже победа над Лихом и уж тем более над Теребилой. Прочие ингредиенты можно было не собирать – бессмысленно. Егору стало хуже, тело словно налилось свинцом. Старшой чувствовал себя чуть лучше.

Место князя заняла его дочь.

– Добрые молодцы, не хмурьтесь. Помогу! Встретимся в вашей светлице. – И тоже упорхнула.

Придя в гостевые покои, притихшие близнецы как следует пообедали, почти не слушая восторженных речей колобка и торопливого скрипа пера Неслуха-летописца.

После трапезы книжник оторвался от работы и сказал:

– За Мозгвою есть деревня Мутищи. Подле живет ведьма-травница. От меня ей поклонитесь, вот это письмо передадите. Она Егория враз излечит. – Неслух вручил Ивану мелко исписанный лист.

– Грамотная ведьма? – усомнился Старшой.

– Эге, ты удивишься, но в мире встречаются и не такие диковины, – хитро прищурился летописец. – Для примера умные богатыри. Но редко.

Княжна Рогнеда пришла часа в три дня, когда Емельяновы дремали, Колобок глазел в окно, а неутомимый книжник заканчивал описывать бой с Теребилой.

Скрипнула дверь, и близнецы проснулись. В покои просочилась княжна в красном сарафане и богатом платке на плечах. Платок был запахнут, девушка придерживала его рукой.

Иван мгновенно вскочил на ноги.

– Золотой ключ ищете? – Голос красавицы дрожал.

– Да. Нам Карачун велел, – пролопотал Старшой, боясь надеяться на чудо.

– Он у меня.

– А батя твой сказал, что у вас нету, – озадачился Егор, приподнявшийся на постели.

– Лежи уж, – велела Рогнеда. – У тяти нет, потому что спокон веку ключ хранится у женщины. Раньше у матушки моей, до нее у бабки и так далее. Обычай.

Помолчали, уважая обычай.

– Но вы верните, ладно?

– Конечно, – заверил Старшой, готовый сигать до потолка от радости.

Девушка стала разворачивать платок.

Иван и Егор рассчитывали увидеть большой золотой ключ для навесного замка наподобие символических «от города». Ошиблись. На ладошках княжны сиял желтым светом с красным отливом рожковый гаечный ключ.

На четырнадцать и двенадцать.

– Он что, типа из нашего мира? – пролепетал Старшой, прикидывая, что если ключ не местный, то наверняка обладает великой магической силой.

Подал голос Неслух:

– Согласно древней летописи, это точный двойник железного ключа, вылитый в оттиске от настоящего. Подлинный был расплавлен в чане стали, коя пошла на мечи, когда великий князь Олег Офренович собирался воевать Старьград.

Подробности давно минувших дел Ивана не интересовали. Что ж, Карачун велел принести золотой ключ, вот он. Дембель принял из рук Рогнеды реликвию.

– Мы вернем, – повторил обещание он.

– Отвернитесь все, – велела княжна.

Егор, Колобок и книжник улыбнулись и выполнили приказ. Иван приготовился к получению поцелуя. Лицо Рогнеды приблизилось к лицу воронежца.

– Вернете? Поскорее бы, – прошептала девушка, потом отступила на шаг и на секунду приподняла подол сарафана.

Кроме стройных ножек и крутых бедер прыткий Старшой успел разглядеть не лишенный изящества золотой пояс целомудрия. Вместо замка его запирал болт, ввинченный в гайку. Иван был готов поклясться: двенадцатого размера.

Рогнеда стыдливо чмокнула витязя в щеку и убежала. Только коса мелькнула.

Вроде бы и погода в степи мирная, солнышко светит, облачка плывут, а вдруг с юго-востока почернеет небушко, словно буря поднимается. То не тучи сизые наплывут, не ветры буйные налетят – пыль стеной встает. Скачет мангало-тартарская орда. Несутся лихие всадники, за ними топает тяжелая кавалерия, а там и обозы с пешими бедными воинами. Впереди рыщут разъезды, перехватывают любых встречников, допрашивают, а потом грабят да в расход. Не нужны завоевателям лишние свидетели.

Молодых мужчин, правда, зовут с собой. Отказался – умри.

Разные скорости у подразделений ордынских, но войско не растягивается. Если впереди хутор какой или застава – легкая кавалерия пересаживается на свежих заводных лошадок и делает быстрый набег. Потом ждет.

Не зевают степные жители. Увидят темную стену – и врассыпную. Встреча с мангало-тартарами, ясное дело, не к добру.

Хребет земли содрогается под ногами непобедимой орды. Во главе полчища едет алчный Тандыр-хан. Девять высоких бунчуков, увенчанных хвостами лошадей, красуются, подчеркивая избранность хана Вечным Небом. Вечерами воины плещут на древки кумысом, поют протяжные песни, поклоняясь величию рода Тандыра, вспоминая его щедрого отца Достар-хана и прочих предков. Священные знамена-бунчуки символизируют Мировое Древо, давшее жизнь всему сущему, в том числе избранному роду вождя мангало-тартар.