Антон Твердов - Реквием для хора с оркестром Страница 23

— Я здэсь, — с едва заметным грузинским акцентом проговорил Сталин.

— Иосиф Виссарионович, — приложив руку к груди, произнес Артур Артурович, — я очень уважаю вас за ваши заслуги и за вашу героическую деятельность на Земле, благодаря которой наш мир получил за несколько десятков лет столько граждан, сколько не получал за столь короткий промежуток времени никогда. Поэтому-то вам и доверили высокую должность начальника Стола Доносов. Мы надеялись, что вы хорошо будете справляться со своими обязанностями. Поначалу так оно и было, но что вы делаете в последнее время?

— Я работаю, — коротко ответил Иосиф Виссарионович.

— Понятно, что вы работаете, — кивнул Артур Артурович, — но как? Вот в чем вопрос, как говорил английский товарищ Вильям Шекспир (идентификационный номер 675-89). Вместо того чтобы принимать от подчиненных рассортированные пачки доносов и просто отправлять их в центр, вы доносы собственноручно сочиняете, причем в невообразимом количестве! И зачем вы пишете доносы на меня? Что я вам, Иосиф Виссарионович, плохого сделал? Почему вы написали в одной из бумаг о том, что я занимаюсь вредительством и разрушаю сельское хозяйство? Кроме того, что я вредительством никогда не занимался, никакого сельского хозяйства в моем округе нет и в помине. Я, Иосиф Виссарионович, на днях получил бумагу из центра, в которой меня просят разобраться с вашей, так сказать, работой. В один и тот же день вы умудрились подать донос даже на дядьку… то есть на тетьку Черномора и на всех его восемьдесят пять подчиненных — на каждого в отдельности и на всех разом, обвиняя их в групповой антигосударственной и антиобщественной деятельности… Конечно, кое-какой групповой деятельностью они занимаются, но уж точно эта деятельность ни к обществу, ни к государству никакого отношения не имеет. Так как же мы поступим?

Сталин молча попыхивал трубкой.

— Значит, будем молчать? — вздохнул Артур Артурович. — Ну что же, придется дать сигнал — и относительно вас примут соответствующие меры. А теперь садитесь. Не хочется даже разговаривать с вами…

— В прэжнэе врэмя, — внятно сказал Сталин, — я с табой тожэ много нэ разговаривал бы.

Еще раз пыхнув трубкой, он уселся на свое место.

Артур Артурович открыл рот, чтобы что-то сказать, но ничего говорить не стал. Помотал головой, подумал, полистал какие-то бумажки, лежащие перед ним, и, прочистив горло, произнес следующее:

— А теперь, товарищи, когда все текущие вопросы мы с вами разобрали, мне осталось довести до вашего сведения очень важную информацию. Как вы все знаете, недавно из Смирилища бежал опасный преступник, рецидивист и вообще антисоциальный тип Никита Вознесенский. Он даже не имеет идентификационного номера!

По залу пронесся долгий возмущенный гул.

— Он только что поступил к нам в мир, — продолжал Артур Артурович, — и уже успел серьезно набедокурить — как именно, вы все хорошо знаете из сообщений прессы. Предполагалось, что задержат его быстро, так как в одиночку новичку в нашем мире путешествовать очень сложно. Но Никита Вознесенский, судя по всему, либо прожженный авантюрист, либо он нашел себе сообщников. До сих пор его задержать не удалось. Есть данные, что он может появиться в городе. Только что два моих сотрудника — лейтенанты ГАИИ Ексель и Моксель — доложили мне, что видели человека, подходящего по описанию на Вознесенского, неподалеку от города. Но человек этот таинственным образом исчез и находится теперь неизвестно где… К сожалению, Екселю и Мокселю тогда еще не были переданы ориентировки на этого человека…

Артур Артурович говорил еще, но Ексель, сидящий вместе с Мокселем на втором ряду как раз напротив докладчика, яростно почесал по привычке спину и, толкнув Мокселя в бок, прошептал:

— Слушай, что я думаю… Помнишь, как тот Вознесенский исчез?

— Ага, — шепнул в ответ Моксель.

— А помнишь тогда постоянно херня носилась какая-то по дороге? Так быстро носилась, что никак мы не могли ее разглядеть?

— Ага, — снова шепнул Моксель.

— Так до меня сейчас только дошло… Это же избушка на куриных ногах была, про которую Артур Артурович говорил. Она Вознесенского и склевала.

— Да ну! — удивился Моксель. — И где он теперь?

— Как это где? — удивился Ексель. — Ты что — Артура Артуровича не слушаешь? Он говорил: Вознесенский исчез и находится теперь неизвестно где.

— А, — кивнул Моксель, — вспомнил! Неизвестно где — он так и говорил. Ну и нечего с начальством спорить…

На этом они свою дискуссию прекратили и больше о ней не вспоминали, потому Артур Артурович, заметив, что его любимцы отвлеклись, прервал свой доклад и погрозил им кулаком. И только после этого, снова прокашлявшись, завершил свою речь словами:

— Найти Вознесенского надо обязательно до того момента, как он проберется в Город. Кто знает, сколько вреда этот выродок может там принести. На всех дорогах — посты. Входы и выходы из Города должны быть перекрыты. И предельная бдительность! Самое главное — предельная бдительность! Сейчас вам раздадут листки с ориентировками и фотороботом преступника. У меня все. До свидания, товарищи…

— До… свидания, — вразнобой ответили собравшиеся и, треща креслами и суставами, стали подниматься на ноги.

Ексель и Моксель покинули зал одними из первых. На выходе они поздравили с повышением Эдуарда Гавриловича. Эдуард ответил им:

— Премного благодарен.

А Гаврилыч важно кашлянул и проговорил:

— Чего там…

Ексель и Моксель остановились неподалеку покурить пыха. Ексель снова сунул лапу за шиворот и поскреб себе спину.

— Вот дьявольщина, — проворчал он, — когда я от этой привычки дурацкой избавлюсь… Ведь знаю, что там никаких насекомых нет, а все равно чешусь… Погоди-ка…

Он вдруг замер — с рукой, занесенной за спину.

— Кого-то поймал, — шепотом сказал Ексель, — дрянь какую-то.

— Да ладно, — отмахнулся от него Моксель, — я тебе сто раз говорил: не чешись — у тебя не чесотка, а одно воспоминание. И поймать ты поэтому на себе никого не можешь…

— Да точно говорю! — медленно вынимая руку, пробормотал Ексель.

Он поднял сжатый кулак. Две его головы тут же склонились вниз, внимательно следя; Моксель подошел поближе — но как только Ексель разжал кулак, с его ладони тут же прыгнула высоко вверх большая блоха.

— Лови! — заорал Ексель. — Лови ее!

— А-а-а! — бестолково размахивая руками, вопил Моксель.

Но резвой блохи не было уже видно нигде.

Отпрыгнув в ближайшие кусты, Билл Контрр, в совершенстве познавший искусство конспирации, сбросил с себя маскировочный костюм блохи и выпрямился, став намного выше.

— Идиоты, — проворчал он, — чуть не убили… Зато подслушал и выяснил все, что хотел. А они, недоумки, так и будут идти по следу Вознесенского, а поймать его…

Билл Контрр выглянул из-за кустов и, не заметив ничего подозрительного, вышел на дорогу и зашагал по направлению к городу.

«Его склевала изба на куриных ногах, — рассуждал он, — то есть теперь, пока эта изба не найдет себе петушка, Вознесенского мне не достать. Никому не достать, потому что избу во время ее гона не остановить ни за что. А где она остановится — никому не известно… А впрочем, почему это никому не известно? Она остановится только тогда, когда петушка найдет. Как она его найдет, они сразу и начнут… это самое… сношаться. А сразу после сношения изба на куриных ногах садится высиживать яйцо. Так вот, где в последнее время появилось яйцо, там надо искать и Вознесенского…»

Билл даже остановился от неожиданности.

— Да! — вслух проговорил он. — Я гений сыска. Теперь осталось немного… Дело, как говорится, за малым — выяснить, где в округе появились яйца. Избушек на куриных ножках здесь совсем немного, так что и яиц будет — одно или два… Найти можно… Вот сейчас я все узнаю…

И Билл Контрр достал из кармана камуфляжных штанов какую-то странную штуковину, похожую на искусственный член. Штуковина попискивала и дергалась в его руках. Билл повернул штуковину тонким концом к себе, поднес ко рту, облизал губы и заговорил:

— Прием, прием! Вызываем центр! Нуждаюсь в информации…

Проговорив все, что хотел проговорить, он быстро поднес штуковину толстым концом к уху. И замер, ожидая ответа из центра.

Выбираться из избушки на курьих ножках Никите пришлось через оконце, так как двери в избушке по совсем непонятным причинам не были предусмотрены. Шлепнувшись на землю — летел Никита всего пару метров, так как изба уже присела высиживать яичко, — Никита в первую очередь огляделся по сторонам.

— Ё-моё… — ошарашенно проговорил он, — обалдеть можно. Где я нахожусь-то?

— Как где? В Городе ты находишься, — усмехнулся проезжающий на велосипеде толстый мужик с поразительно глупой мордой, но с бородой, очень похожей на знаменитую бороду Льва Толстого.