Николай Казаков - Искатель. 2000. Выпуск №6 Страница 23

Впрочем, будь у юного Бурбакиса мой коммерческий талант, он живо промотал бы все родительское наследство. Однако Игнас оказался парень не промах — он даже и не подумал продавать свою недвижимость. Напротив, он укрепил дом, поставил перед дверью ракетную установку типа «земля-космос» и заявил:

— Собью всякого, кто посягнет на право собственности, даже если это будет крейсер самого президента Соединенных Штатов Израиля.

И сбил-таки! Произошло это, насколько я понял, лет семь назад — я находился в то время на Карбикорне, где проходил курс в Оккультном университете, потому и не знал деталей той воинственной операции. Президент Хаим Вязель изволил явиться на Бирумборак, чтобы уговорить несговорчивого Бурбакиса если не продать, то хотя бы подарить свой участок родной державе, ибо разве может еврей не пожертвовать частью собственности для блага народа?

— А я не еврей, — сообщил Бурбакис, — я, знаете ли, латыш. И папа мой был латыш, и мама тоже.

— Может быть, бабушка? — с надеждой спросил президент.

— А бабушка была японкой! — радостно заявил Бурбакис и продемонстрировал косой разрез своих черных глаз.

— Но как же вы тогда стали гражданином Соединенных Штатов Израиля? — воскликнул пораженный президент.

— А… — махнул рукой Бурбакис. — Мой прадед подделал документы, разве это так трудно было в 1996 году? И себе подделал, и прабабке моей тоже. Она, кстати, была башкиркой.

— Понятно, — протянул президент, поняв, что бесполезно взывать к патриотическим чувствам человека, в крови которого интернационализм соседствовал с полным отсутствием еврейских эритроцитов.

— Понятно? — спросил Бурбакис. — В таком случае открываю огонь на поражение, поскольку ваш крейсер, господин президент, нарушил границы моего частного владения.

И открыл, не добавив ни слова. От крейсера даже воспоминания не осталось, поскольку он, как оказалось впоследствии, не был внесен в регистр космофлота. А экипаж во главе с президентом катапультировался и был подобран Галактической службой спасения. Самое смешное то, что против Бурбакиса невозможно было даже открыть уголовного дела, поскольку он находился в своем праве — согласно Закону 2046 года владелец частной инопланетной собственности волен защищать свои владения всеми доступными способами, включая дезинтеграцию, погружение в колодец времени и даже стрельбу матрицами Эйнштейна. Закон принимался против космических пиратов, но ведь иные случаи в нем просто не были оговорены!

Короче говоря, Бурбакис стал лично добывать исраскин и продавать его космическим агентствам, назначая такие цены, что всем было понятно — в Бога этот господин не верит и верить не собирается.

Тогда же у Бурбакиса и появилось странное хобби — изобретать планеты. Должно быть, абсолютная бездарность того, кто конструировал его родной Бирумборак, подвигла молодого человека на создание миров более интересных, с точки зрения технического творчества.

— Ну что, Шекет? — ехидно спросил Бурбакис, когда я свернул изображение и вышел из мировой Информсети. — Убедились?

— С таким состоянием, — пробормотал я, — вы могли бы придумать себе более приятное занятие, чем конструирование планет. Возиться в пыли и лаве, когда можно…

— А сами вы, Шекет, хотели бы жить в Тель-Авиве и все дни просиживать штаны в офисе на набережной Яркон?

— Ни за что! — воскликнул я.

— Почему же вы думаете, что мне это должно нравиться? — огорченно спросил изобретатель. — Вы романтик? Я тоже. И мы могли бы неплохо сработаться, Шекет. Жаль, что вы занялись такой… гм… нехорошей деятельностью, как экспертиза безумных изобретений. Будучи на одной стороне баррикады, мы могли бы…

— Изложите формулу вашего изобретения, — перебил я Бурбакиса, не желая обсуждать тему нашего предполагаемого сотрудничества.

— И не подумаю, — буркнул клиент. — Вы эксперт или нет? Вот сами и определите, чем моя новая планета отличается от всех прочих. Засиделись мы, пора в дорогу.

Мог ли я не принять вызова, брошенного моей проницательности? Сутки спустя, мы опустились на поверхность небольшой планеты, при виде которой у меня захватило дух: это была если не копия Земли, то ее улучшенный вариант. Леса, реки, облака, горы, водопады, моря, и главное — ни одного хищника, включая людей. Так, по крайней мере, утверждал каталог живых существ, врученный мне Бурбакисом перед посадкой. Я попытался обнаружить в каталоге хоть какой-то намек на то, в чем же состоит суть изобретения Бурбакиса, но не нашел — этот тип умел скрывать свои секреты!

— Скафандр? — сказал я, когда мы встали с кресел и приготовились к выходу на поверхность планеты.

— Еще чего! — возмутился изобретатель. — Здесь чистейший воздух. Дыши — не хочу.

— Почему не хотите? — с подозрением спросил я. — Почему я должен дышать, а вы — нет?

Бурбакис не удостоил меня ответом, и мы вышли на залитый солнцем луг. Я услышал пение птиц и — вот странное дело! — жуткое завывание ветра, хотя царил полный штиль. Я даже повертел головой, чтобы найти источник странного звука, но ничего подозрительного не обнаружил и спросил у стоявшего неподалеку изобретателя:

— Куда вы спрятали шумовую установку?

Ответа я не расслышал.

— Что? — переспросил я, и Бурбакис произнес длинную фразу. Я видел, как шевелятся его губы, но не слышал ни слова.

— Вы можете говорить громче? — раздраженно сказал я и увидел, как Бурбакис буквально зашелся в крике. Увидел — да, но не услышал. По-прежнему завывал ветер, и к этим пронзительным звукам добавился неожиданно грохот упавшего дерева — треск переломившегося ствола, шорох сминаемой листвы, писк какой-то птицы, лишившейся гнезда.

У границы леса действительно лежало поваленное дерево, но упало оно явно не секунду назад: крона была примята прошедшим дождем, но успела подсохнуть и зеленела на солнце.

Бурбакис тронул меня за плечо, я обернулся и увидел, что он говорит что-то, тщательно артикулируя каждое слово. К сожалению, я не умею читать по губам, о чем и сообщил своему спутнику в самой вежливой форме. Впрочем, одно слово, беззвучно произнесенное Бурбакисом, как мне кажется, я всё-таки узнал. Это было слово «изобретение». Собственно, я уже и сам догадался, какой именно особенностью решил наградить Бурбакис свою планету. Разговаривать с этим типом было бессмысленно, и я знаками пригласил Бурбакиса подняться в звездолет. Он покачал было головой, предлагая совершить пешую прогулку по прекрасному лугу, но, честно говоря, вивисекция, какой изобретатель подверг бедную планету, мне так не понравилась, что я решительно шагнул к люку.

Когда Бурбакис ввалился следом за мной в капитанскую рубку, я сказал сурово:

— Послушайте, неужели ваша фантазия способна только на такие варварские идеи?

— Какие? — напустил на себя удивленный вид Бурбакис. — И почему варварские?

— Насколько я понял, — сказал я, — в состав атмосферы введены вещества, замедляющие скорость звука. Вы слышите сейчас то, что произошло несколько часов назад. Если я встану от вас на расстоянии десяти метров и крикну во весь голос, то вы услышите мой крик завтра утром!

— Нет, — смутился Бурбакис, — скорее сегодня к вечеру.

— Небольшая разница, — отмахнулся я. — Неужели вы не понимаете, что жить на такой планете невозможно? Нет, я не могу выдать вам авторское свидетельство на это бесполезное изобретение.

— Бесполезное? — возмутился Бурбакис. — Полезнее моего изобретения нет ничего на свете! Эволюцию не остановить, Шекет. Вы правы — общаться с помощью звуков местные живые существа не могут и не смогут. Здесь возникнет разумная жизнь, куда более совершенная, чем наша! Не имея возможности кричать, живые существа научатся другому способу общения — телепатическому. Разве это не прекрасно?

— Может быть, — отмахнулся я. — Сколько времени им для этого понадобится?

— Ну… сотни миллионов лет, думаю, достаточно.

— Вот именно, — злорадно сказал я, — приходите ко мне через сто миллионов лет, и я зарегистрирую ваше изобретение. А пока извините…

И я решительно надавил клавишу старта.

ПЛАНЕТА СЧАСТЬЯ

— Пришел господин Бурбакис, — доложил киберсекретарь, и мне пришлось оторваться от составления договора на аренду астероида Паллада. Я уже третьи сутки пытался продраться сквозь юридические тонкости этого документа, составленного в режиме реального отождествления — обе стороны, подписывавшие договор, на время становились астероидом, ощущали его недра как свои собственные, а поверхность — как собственную кожу, опаляемую лучами Солнца. Я человек консервативный, и новомодные штучки мне не очень нравились — зачем изображать из себя астероид, если нужно всего-навсего понять, велика ли предлагаемая хозяином арендная плата?