Елена Жаринова - Охотник на санги Страница 24

– Что тебе нужно, Алан?

– Ты еще держишься? – сочувственно поинтересовался Нэй. – Я думаю, у тебя хватит сил меня выслушать. Я тут случайно присутствовал при разговоре богов… Вирата и Натх говорили о ком-то, кому удалось вмешаться в прошлое. Я хочу знать, кто это, Грег.

– Пошел к черту, – ответил я, как партизан на допросе. Я даже плюнул бы ему в лицо, если бы нашел чем!

Нэй беззлобно ответил:

– К черту пойдешь ты сам, если не скажешь. Еще немного, и ты откроешь одну из самых страшных тайн Атхарты. Правда, поделиться впечатлениями ты уже не сможешь.

– Гы-ы-ы! – одобрительно отозвался Табаки.

– Грег, я не в первый раз вижу тебя в работе, – продолжал Нэй. – Надо признать, ты никуда не годный адъют. Ты слишком близко к сердцу принимаешь дела живых и ни в грош не ставишь Устав. Признайся: ты ведь собирался скрыть имя виновного?

– А ты признайся, что снова решил выслужиться перед начальством. Состряпать на меня донос Натху, – прохрипел я, задыхаясь. – Но не надо брать меня на испуг. Когда я вернусь, Вирата узнает все, что нужно.

– Нет, Грег, – Нэй грустно вздохнул, – ты не вернешься. Если ты не скажешь мне, кто передал на Землю информацию, ты исчезнешь. Я смогу находиться здесь еще долго, а вот ты… Ну! Имя! Живо! – заорал он на меня, и вовремя: я уже проваливался в пучину небытия, из которой выбраться невозможно. Я переставал быть, и это оказалось гораздо страшнее смерти…

Ненавидя собственное бессилие, я крикнул:

– Его зовут Энрике Торес!

Темнота впереди сразу расступилась. Свет оказался так близко, словно он сам притянул меня к себе. Позади затихал отвратительный смех Табаки. Через мгновение я упал лицом на влажную траву. Рядом высился старый пень. По его шершавому боку ползла зеленая гусеница. Я смотрел на нее и пытался отдышаться. Я чувствовал себя, как утопающий, который чудом добрался до берега. Но, конечно, я не чувствовал себя победителем…

А это что еще? Всем телом я почувствовал мерный, дробный звук, раздающийся по земле. Лошади скачут – догадался я и поднял голову.

По дороге рысью двигался конный отряд. Всадники – их было человек пятнадцать – казались актерами, сбежавшими со съемочной площадки в разгар рабочего дня. На одном я заметил рыцарскую кирасу, на другом – буденовку с красной звездой. И почти у каждого впереди сидел ребенок – мальчик или девочка. Еще двое везли в седле женщин: кудрявую блондинку в розовом свитере и крупную брюнетку в брючном костюме. Возглавлял отряд усатый человек в кепке; его лицо показалось мне смутно знакомым. В целом зрелище было немыслимое. Ну все, спятил, обреченно подумал я и снова уткнулся лицом в траву.

Но предводитель успел меня заметить.

– Эй, парень! – крикнул он. – Ты что валяешься? Вставай! Война началась.

27

«Киев бомбили, и нам объявили, что началася война»… Мне кажется, Сурок, страх перед войной существует в нашем поколении на генетическом уровне – его передали нам наши бабушки и дедушки, дети сороковых.

А помнишь фильмы об атомной бомбе? Они вызывали липкий ужас перед медленной смертью, вползающей в дома, лишающей зубов и волос… Брр. В детстве мне по этому поводу снились такие кошмары – елочки зеленые!

Но все это было там, на Земле. О том, как происходили войны в Атхарте, я уже тебе рассказывал. Никого убить невозможно. Что же произошло на этот раз?

Я ждал объяснений от усатого предводителя отряда, а тем временем его всадники устраивались на привал.

Вскоре моя любимая поляна являла собой смесь пикника и партизанской стоянки. Бегали ребятишки, всхрапывая, паслись кони; на мангале жарилось мясо, суровые дядьки выстраивали с помощью картофелин план наступления.

– Как тебя зовут, уважаемый? – предводитель всадников наконец подошел ко мне. Он был одет в галифе, как у капитана Жеглова, и меховой жилет поверх свитера крупной вязки.

– Егор Гобза, – представился я, пожимая протянутую руку.

– Гобза? – подивился усатый, вглядываясь в мое лицо. – Редкая фамилия… Ленинградец, говоришь? Знаю, знаю, что переименовали… Что ж, приятно встретить земляка. А это Яна Юлиановна, – он указал на блондинку, – и Мирра Львовна, – брюнетка слегка наклонила голову. – Сейчас они тебе все расскажут.

– Да как рассказать-то такой ужас? – вздохнула розовая дама. – Мы с Миррой из Райцентра.

– Откуда? – изумился я.

Яна Юлиановна смущенно пояснила:

– Из Райцентра. Так называется наш городок. В смысле «центр рая». Мы с Миррой преподаем в школе. Знаете, у нас там много детей. Это очень печально. Но мы стараемся, чтобы бедняжки чувствовали себя хорошо. Вы же понимаете, детям нелегко в Атхарте. У каждого за плечами безутешные родные, а горе близких мешает привыкать к новым обстоятельствам… Мы помогаем им адаптироваться. Ну вот. У нас шел урок. Мы услышали шум за окном и увидели, как люди бегут по улице. А за ними летит… Мирра, продолжай, я больше не могу!

Она закрыла лицо руками. Ее подруга продолжила низким, почти мужским голосом:

– А за ними летит существо ростом больше человека, с крыльями и птичьей головой. Если кто-то из присутствующих видел египетские статуи, – с сомнением произнесла она, – тот может себе представить. На груди у него висело нечто вроде фотоаппарата, и только по его действию мы поняли, что это оружие.

– Ужасное оружие! – воскликнула Яна. – На что бы он его ни направлял, все исчезало без следа. Люди, дома… Оставалась черная дыра, обугленная, дымящаяся по краям. Я повела детей через подвал, через столовую к черному ходу… Мирра мне помогала. Когда мы бежали, то видели много этих чудовищ, кружащих над городом. Они нас не преследовали. Но они выгнали нас из наших домов и убивали всех, кто сопротивлялся или просто бежал недостаточно быстро. Нам с десятью ребятишками удалось добраться до Запорожья…

Услышав это название, я не смог удержать улыбку.

– Запорожье – это в смысле «за Порогом», да?

– Молодой человек, тут нет ничего смешного! – возмутилась Яна и замолчала.

Но ситуация действительно не казалась мне серьезной. Я не понимал, отчего так паникуют эти дамочки – будто они по-прежнему на Земле и пережили налет вражеской авиации. Но ведь мы в Атхарте! Что означает здесь слово «убивали»?

– Мне очень жаль ваш Райцентр, – вздохнул я. – Но ведь все поправимо? Какие проблемы: придумаете себе новые дома, краше прежних. А люди… Уверен, те, кто пострадал, смогут создать себе новые тела. Ведь душам-то повредить невозможно.

– А вам известно, молодой человек, – в низком голосе Мирры появились учительские интонации, – вам известно, что душа воплощается в материю Атхарты? И эти существа, похоже, знают секрет ее уничтожения. Вместе с материей исчезает душа.

– В каком смысле – исчезает? – хрипло произнес я.

– Похоже, в этом самом, – кивнула Мирра. – По крайней мере, никто из погибших не вернулся.

Поверить в это было трудно, но мое легкомыслие как рукой сняло.

– Смерть нашла нас и здесь, – прошептала Яна. – Мы безоружны против них!

– Яна, держи себя в руках, – пробасила Мирра. – Ради детей.

– Да-да, ради детей… – Яна всхлипнула.

– Ну-ну, – усатый предводитель похлопал ее по плечу, – поживете пока с детишками здесь. Мы их к вам в Хани-Дью привезли, – пояснил он мне, – а сами назад, в Запорожье.

– Вы там живете? – На этот раз я не улыбнулся, услышав забавное название.

Но усатый улыбнулся сам, показав щербинку в передних зубах.

– Да, это наше поселение. Порядок у нас военный, живут одни мужчины. Баб – извините, дамы, – не держим. Чем не казачий Дон? Лошадей вот выпросили у Матхафа. Поддерживаем спортивную форму – тренировки каждый день обязательно. Телу, даже такому, поблажек нельзя давать. Потому как на бога надейся, да сам не плошай. Раз в месяц у нас футбол: играем с немцами из Валгаллы. Это соседи наши. Но сейчас, боюсь, будет не до игр. Балласт – извините еще раз, дамы, – оставим, и назад. Надо решать: сниматься с насиженных мест или все-таки дать отпор гадам. Очень они близко. Мы и вашего главного предупредили, чтобы был начеку. Он, кстати, пообещал, что детей и женщин пристроит.

– Главного? Какого главного? – не понял я.

– Ну попа вашего главного. У него еще имя какое-то библейское… Ной, что ли?

– Нэй, – машинально поправил я.

Меня даже не возмутили эти нелепые притязания: Алан Нэй – главный поп! Меня ужасно занимала эта щербинка под темными с проседью усами. Где я видел это лицо?

Предводитель заметил мои терзания. Он отправил Яну с Миррой резать огурчики-помидорчики и, когда мы с ним остались вдвоем, прищурился:

– Так ты говоришь, Гобза твоя фамилия? Вот как… Знал я одного Гобзу. Дочка моя за него замуж вышла, внуков мне родила. Старшая, Ксюха-то, меня бы сразу вспомнила. А ты, Егор, совсем малой был…

Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно. Дед. Мамин отец, про которого она часто рассказывала. Когда он умер, мне не было и трех лет, я помню только фотографии… Дед прошел всю войну и где-то под Будапештом потерял руку. В Атхарте он восстановил руку и, по сравнению с последней фотографией, помолодел лет на двадцать.