Сергей Мусаниф - Древнее китайское проклятие Страница 24

– Прямая связь, – сказала средняя голова. – Он на Василисе женится, несчастный случай какой-нибудь тестю своему устроит, и что? После того как Додон, Васькин папаша, скопытится, Кащей прямиком на трон тридевятый попадает. А уж с той армией и его опытом до мирового господства рукой подать будет.

– Народ его не примет, – ударилась в политику левая голова.

– Примет, – осадила средняя. – Еще как примет. Народ, он все примет. Повозмущается немного, конечно, а потом привыкнет. Еще и на диете будет сидеть, чтобы на властителя своего нового внешне походить.

– Общественное мнение его не поддержит…. – попыталась вякнуть левая.

– Общественное мнение – это мнение тех, кого не спрашивают, – усмехнулась средняя, всецело разделяя мои взгляды на жизнь.

– Ладно, – сказал я. – Зачем Кащею Василиса понадобилась, мне теперь понятно. Другие вопросы есть. Где мне этого Кащея найти?

– Да это ж любой ребенок малый знает. Любое дитя неразумное.

– А ты уточни.

– Уточняю. За глубокими долами, за высокими горами, в зачарованном лесу стоит его замок. Как войдешь, налево. Там не перепутаешь, замок-то один стоит. Братец мой соседей не любит, да и они его на руках никогда не носили.

– Одиночка он, – сказала правая голова. – Шансов к репродуктивному воспроизводству – ноль. Не был бы он Бессмертным, давно был бы занесен в Красную книгу как вымирающий вид.

– Хорошо, что напомнил. О его бессмертии. Совершенно к слову, а где мне смерть его найти?

– Ой, блин, – ойкнула правая голова.

– Я уж думала, ты не спросишь, – забормотала средняя. – Так надеялась…

– Счастье было так близко, так возможно, – осудила левая голова.

– И все-таки… – настаивал я.

– Ты ж понимаешь, что с моей стороны отвечать на такой вопрос относительно своего ближайшего родственника не совсем этично?

– Понимаю. Но тем не менее прошу на него ответить.

– А слово дашь, что информацией не воспользуешься в целях, летальных для моего брата, так сказать?

– Не могу. Рад бы, но не могу. План такой: я его смерть найду и попытаюсь на Василису обменять, чтоб он ее, смерть, в смысле, следующий раз получше прятал. Но слова дать не могу, сам понимаешь. Неизвестно, как разговор сложится.

– Ой, блин, – сказала правая голова.

– Смерть Кащеева на кончике иглы, – сказала средняя голова.

– А игла – в яйце, – сказала левая.

– А яйцо – в утке, – сказала правая.

– А утка – в зайце, – сказала средняя.

– А заяц – в ларце, – сказала левая.

– Как все забубенно, – сказал я. – А ларец где?

Все три головы заткнулись, явно избегая смотреть мне в глаза.

– Где ларец, я спрашиваю.

– На дубе, – процедила средняя голова сквозь зубы.

– А дуб где?

– В Караганде, – съязвила правая и глупо захихикала. Наверное, после встречи с палицей Муромца у нее случилось сотрясение мозга.

– Думаешь, легко так жить? – спросила средняя голова. – Все разговоры только с самим собой, в шахматы поиграть не с кем. Или вот, допустим, захочу я нажраться. Правой головой пью, левой закусываю, а болит всегда средняя, между прочим. Даже если левой пью, а правой закусываю. Богатыри то и дело приезжают. Нет войны никакой под боком, так они сразу сюда. Хазарам вломили, печенегам вломили, варягам вломили, татарам вломили, теперь давайте Горынычу вломим. Васька эта так визжала, до сих пор в ушах стреляет… «Знаешь, – орет, – кто мой папа? Знаешь, кто мой жених? Прикидываешь, на кого пасти свои раззявил, ящерица недобитая?» Это меня, Горыныча, ящерицей обозвать. Да еще и недобитой.

– Тяжело, – посочувствовал я. – Только при чем тут дуб?

– А ни при чем, – вздохнула средняя голова. – Не могу я немного похандрить?

– Можешь, – разрешил я. – Хандри ты, сколько влезет, только сначала про дуб скажи.

– Ой, блин, – скривилась правая голова.

– Чую я, смерть моя близко, – запричитала средняя голова. – Придется нам с тобой, Серега, все же подраться.

– С чего бы это? – спросил я. – Так хорошо все начиналось.

– Дуб-то в моей пещере растет, – уточнила средняя голова. – Братец мой побоялся свою смерть рядом с собой держать, яйцо, сам понимаешь, вещь хрупкая. Вдруг уронит или еще что… Вот и отдал мне на сохранение. Мне он верит.

– Так в чем проблема? – спросил я. – Отдай мне ларец – и дело с концом. Зачем драться?

– Вот ты сам прикинь, – сказала средняя голова. – Я тебе ларец отдам, а дальше что? Дальше два варианта возможны. Ты с Кащеем либо договоришься, либо ты его грохнешь, правильно?

– Ну, в общих чертах.

– Если ты его грохнешь, меня же совесть заест, что я вот так, просто, за шкуру свою трясясь, братнину смерть тебе на блюдечке выложил. Сечешь?

– Секу.

– А если ты его не грохнешь, договоришься с ним по-хорошему, он же потом первым делом сюда придет, отношения выяснять. Прирежет он меня, чую, прирежет. Что я с ним сделать могу, если он Бессмертный?

– Не надо было Ваську тырить, – сказала левая голова. – Я предупреждала, между прочим, нам такое просто с рук не сойдет. То богатыри повадились ходить, теперь этот отморозок со «стингером», а то еще сам Кащей по наши головы заявится.

– Цыц, – гаркнула средняя. – Я сейчас думать буду. Сама. Попрошу не мешать.

– Думай, не думай, – сказал я, закидывая «стингер» на плечо. – А выход у нас с тобой один.

– Сарумать твою душу, – сказал Гэндальф. – Чтоб мне всю жизнь в Шире фейерверки устраивать! Чтоб у меня шерсть на ногах выросла! Чтоб мне сын Глоина своим топором бороду подровнял! Чтоб мне Леголас своей стрелой глаз выткнул! Чтоб меня Девятипалый вместо Кольца в Ородруин бросил! Чтоб мне всю жизнь с Горлумом сырую рыбу жрать! Нет, чуяло мое сердце, надо было наплевать на все эти пророчества и среди местных спасителя искать! Надо было тебя из другого мира тащить, надо? Ты мне одно скажи, Сережа, вы все в твоем мире тоже всё на пути взрываете или это мне с тобой так исключительно повезло?

– Не понял, – сказал я. – Ты чего орешь?

– А ты чего с Горынычем учинил?

– Ты просил грохнуть, я грохнул.

– Ну не так же! – воскликнул Гэндальф, глядя на огромную воронку, которая красовалась на месте бывшего холма. – Ты ж все тут развалил.

– Холм пустой внутри был, – объяснил я. – Вот он от взрыва и сложился.

– А сокровища?

– Я думал, все волшебники – аскеты.

– Я не сибарит, – сказал он. – Да, я люблю вкусно пожрать, хорошо выпить и мягко поспать, но могу без этого обойтись. Однако на сокровища Змея мы могли бы купить целую армию и дать хазарам достойный отпор. И самое главное, ты ж Василису тоже угробил, ирод ты иномирный.

– Спокойно, – сказал я, – Василисы там не было.

– Откуда знаешь?

– Змей признался. Он ее Кащею сплавил.

– Хрен редьки не любознательней, – вздохнул Гэндальф. – Между прочим, смерть Кащеева тоже где-то там. Была.

– Дудки, – сказал я. – Смерть Кащеева здесь.

Я похлопал рукой по массивному ларцу, стоящему на капоте. До этого увлеченный зрелищем Гэндальф на него внимания не обращал.

– О, – обрадовался Гэндальф. – Ну хоть это ты не завалил. Уже хорошо. Ладно, мы сейчас прямиком к Кащею… Я давно подозревал, что из всей этой истории его уши торчат. На трон метит, скотина бессмертная…

– Я вот тут немного не понял. Кто это «мы» «сейчас к Кащею»?

– Мы с тобой, – сказал Гэндальф. – Ребят только до ближайшей деревни докинем, чтобы они там подлечились малость.

– Прости. Был контракт на Горыныча. Я тебе Горыныча грохнул. Кащей тебе теперь нужен? Вот смерть его, бери и пользуйся. А мне Горлума давай. Очень он моему другу для чего-то нужен.

– Гнилой это базар, Сережа, – запросил Гэндальф. – Уговор был Василису спасти.

– От Горыныча.

– Неважно от кого. Спасешь Василису – и гуляй на все четыре стороны.

– Давай на эту ситуацию с другой стороны посмотрим, – предложил я. – Ты у меня из-под носа Горлума спер, тебя только за одно это на бабло ставить можно. Между прочим, в моем мире за похищение не только на бабло ставят, за такое у нас вообще валят, фамилии не спрашивая, хоть ты Саша Белый, хоть ты Гэндальф Пыльный. Но я по-человечески к тебе подошел, Змея Горыныча грохнул и смерть Кащееву добыл. По-моему, более чем достаточно, чтобы получить назад то, что тебе все равно не принадлежит.

– Ты слишком мелочен для богатыря.

– Я не богатырь, – сказал я. – Я маг и бизнесмен. Знаешь, в чем основа любого бизнеса? Ты – мне, я – тебе. А у нас получается так, что все время «я – тебе».

– Ага, – сказал Гэндальф. – Торгуешься?

– Торгуюсь. Не привык я на халяву вкалывать.

– И чего ты за Кащея хочешь?

– А что ты можешь предложить? Ты пойми, мне ведь не сама плата важна, а принцип. Всякая услуга должна быть оплачена, иначе не стоит ее оказывать. Это унижает и того, кто ее оказывает, и того кому.