Анатолий Матвиенко - Попаданец - учитель Сталина Страница 26

  Глава тринадцатая. Кровавый снег декабря.

  В следующем воплощении Шурка Карманов ощутил скрипучий снег под ногами, увидел "Парабеллум" в вытянутой руке и моложавого господина на мушке. Имея некоторый опыт, попаданец знал, что при очередном провале в прошлое надобно действовать по обстановке, а потом выяснять, что к чему. Обстановка подталкивала нажать на спуск.

  Одиночный и совсем негромкий хлопок немецкого пистолета, не вязавшегося с окружающим миром, затерялся среди других, куда более шумных выстрелов.

  - Николая убили! Самозванца казнили! - раздалось вокруг множество голосов.

  Шура опустил ствол. Подстреленный им господин рухнул в снег, к нему кинулись люди в генеральских шинелях, а мимо Карманова хлынула натуральная лавина из офицеров, за которыми понеслись солдаты с ружьями наперевес. Естественно, с примкнутыми штыками.

  - Вперё-ёд! За Россию-матушку!

  Очевидно, страшные антирусские злыдни скопились впереди, так как именно в их тела впились солдатские штыки.

  - Шура?

  Интонация в голосе молодого поручика незнакомой наружности показалось гитлеровой.

  - Как ты меня узнала?

  - По "Парабеллуму" и дурацкому поступку. Улепётываем!

  - Маш, а Маш, это что - Сенатская площадь? - Карманов получил пенсионное тело и тяжело дышал на морозе, а через сотню метров сменил галоп на шаг.

  - Да. А убиенный тобой - император Николай I. 14 декабря 1825 года, мон шер.

  - Стало быть, декабристы победят. Ну и заваруха начинается! А нам снова приспосабливаться к новой эпохе.

  - Чёрт с ними, декабристами. Я - снова мужик! - отчаянно запричитала Гитлер.

  - Вдруг обойдётся? Ну, например ты дама, переодетая в юношу ради революционной конспирации.

  - Не-а. У меня там... чешется. Ну, где всегда чесалось, когда я в мужском теле. Пичалька!

  Выяснение, на какие паспорта зарегистрированы их нынешние туловища, как всегда заняло некоторое количество времени. Шурка воплотился в отставного подполковника барона Штейнгеля Владимира Иогановича сорока двух лет, пухлощёкого очкастого господина, а его напарница в гвардейского поручика Сутгофа, Александра Николаевича двадцати четырёх лет, высокого, худого и очень усатого офицера.

  - Маша, драпать надо, покуда здесь заваруха. Я как домой "к себе" вернулся, меня чуть лакей не спалил. Странный вы сегодня, барин, говорит. И смотрит подозрительно, словно углядел неладное.

  - Твои напасти - мелочь. Задумайся, могу ли я в казарму идти, где каждый офицер и унтер Сутгофа знает. А если растаю от мужских прелестей и руки распущу? Так что уезжать надобно сейчас же. Но куда? Может, в игры какие играл, книжку про декабристов помнишь. Я только что про Пестеля узнала.

  - Правильно! Он в Малороссии должен быть, там Южное Общество и бунт Черниговского полка. А если он навстречу поедет?

  - Шура, опомнись. Мы в 1825 году, телеграфа нету. Сиречь некому вперёд нас его освободить. Ты же автор, как его... Во - "Манифеста к русскому народу". И "Приказа войскам". Быстро сочини мандат от революционного декабристского правительства, а сами борзо рвём на юг. Цигель-цигель-айлюлю, шевелись, ваше баронство.

  По пути, зябко кутаясь в меховые полости повозки, ругаясь на каждой станции по поводу смены лошадей, мол - документы неуставного для Империи образца, Карманов и Маша судорожно вспоминали что могли об этой эпохе, молясь, чтобы вездесущие попаданцы не нарушили ход вещей.

  - Точно помню, что Пестеля арестовали по дороге в Тульчин и там содержали. Возможно, приказ на его арест последовал с провалом бунта, и он на свободе. Или его заранее повязали - хоть режь не могу восстановить в памяти.

  - Мне иное сказали, - морщила лоб Гитлер, а длинные тараканьи усы гврадейца смешно шевелились. - Он сочинил "Русскую правду" по-немецки, тяжко перевёл на русский язык, ему мало знакомый. Мне кажется, он предложил заместо империи республику, как две капли воды похожую на Третий Рейх. Понеже в сорок втором я обреталась в теле великого фюрера. Стало быть, порадеем за Русский Рейх!

  - Ох, Машка. Что за "понеже" да "радеем" - с трудом тебя понимаю.

  - Учись. Убо вглубь веков двигаем, навстречь Рождеству Христову. Там "чмоки-чмоки" и "пичальку" не розумеют. Слушай разговоры людские. А с германским наречием как, шпрехаешь?

  - Найн. Шнапс, либер фройлян, данке, зер гут, дас ист фантастиш. Алес.

  - Не густо. Но не кручинься. Освоишь.

  Полковник Пауль Бурхард Пестель, для удобозвучания отрекомендовавшийся Павлом Ивановичем, пребывал в добром здравии и на свободе в упомянутом малороссийском Тульчине. Новость о победе восстания и смерти Николая он принял как самый лучший подарок на Рождество. Декабрист живо трепался с молодым поручиком на дикой смеси немецкого и архаичного русского языка, несколько более старомодного, нежели обычного в 1825 году. Он счёл, что торжественность старославянских выражений придаёт его словам некую особую пышность. Оттого Шура понимал их через слово, а Машка попозже пересказывала суть.

  Отметив Рождество и Новый Год, Пестель поручил полк заместителю и вместе с попаданцами поспешил в Петербург. Снова заснеженная дорога неторопливо заскрипела под полозьями. Карманов больше помалкивал. Машка, оказавшаяся в роли кандидата скорее не в вожди, а на должность рейхсминистра пропаганды, увлечённо обговорила с Паулем Бурхардом тактику захвата власти в Санкт-Петербурге и последовательность реформ, упорно продвигая опыт государственного строительства Третьего Рейха.

  - Мой фюрер! - вещала она. - Перво-наперво нужно запретить французский язык. Высший свет лопочет исключительно на нём, а это крайне непатриотично после наполеоновских войн.

  - Я-я, натюрлих, - горячо согласился Пестель, во французском такой же ноль, как и попаданцы.

  - Нужно двигаться к славным корням! К Петру Великому.

  - Он же Романов! Нихт самодержавие, - скривился будущий диктатор.

  - Покойник не страшен. Зато шпрехал по-немецки, и его обзывали "мин херц". Город в честь своего святого обозвал не Петроград, а Петербург.

  - Я-я. Гут, - успокоился Пестель. - Элита не примет русский язык. Объявим главным государственным дойч. Сиречь пруссаки говорят на нашем языке, а не мы - на германском. Ха-ха!

  Полковник хохотнул, Гитлер с Кармановым слегка поддержали.

  - Барон Штейнгель сделал самое главное, - вдохновенно врала Машка, вспоминая 1942 год и свой звёздный час. Она всерьёз решила использовать в России нацистский опыт. - Застрелил императора и открыл дорогу революции.

  Шура важно кивнул.

  - Обратите внимание, господин полковник. Среди участников восстания почти нет германцев. Из Северного Общества - барон Штейнгель да браться Кюхельбекеры, а в армии чуть ли не четверть офицеров - немцы.

  - А вы, поручик?

  - Корнями из Гельсингфорса, но есть прусская кровь. Стало быть, видим, что выходцы из германских земель меньше склонны поддерживать бунтовщиков, нежели русские. Я предлагаю, мой фюрер, сделать ставку на германцев.

  Пестель насупился.

  - Александр Николаевич, что же - Россией немцы будут править?

  Машка не сразу сориентировалась, что Александр Николаевич - это она. В прошлом, которое теперь будущее, столько легенд пришлось поменять, а с ними имена. Порой забываешь, как звучит твое нынешнее прозвище.

  - Да и раньше правили. Императоры сплошь на немках женились. Только Романовы плохо справились. Пришло время Пестелей.

  - Найн, - слабо засопротивлялся полковник. - Я ест будущий выборный лидер.

  - Что же мешает гарантировать будущую выборную лидерность вашему наследнику?

  - Гут!

  В таком же ключе они обсудили конституцию, устройство полиции, государственно-территориальное устройство, сословную иерархию, еврейский вопрос и прочие большие и малые проблемы. Сведенья о том, что происходит в столице, доносились до путешественников весьма рвано. Однако предвиденье, что авторы государственного переворота перессорятся и попробуют найти объединяющую твёрдую десницу, начало сбываться.

  Питер встретил троицу запустением и попытками неких тёмных личностей ограбить экипаж. В магазине "парабеллума" количество патронов на пару уменьшилось, после чего кони вынесли путешественников к самому Зимнему дворцу.

  - Идём, мой фюрер! Вас ждут великие дела! - Машка выпрыгнула первой и помогла выбраться из экипажа родоначальнику новой династии.

  Несмотря на видимость охраны у парадного крыльца, новоприбывшие настолько легко прошли в зал заседаний Временного правительства, что, будь у Карманова запасной магазин к пистолету, он смог бы снова осуществить государственный переворот. Явно после путча и рождественского расслабления никто не сподобился стиснуть новых вождей за выю.