Аноним Эйта - Васка да Ковь (СИ) Страница 26

— и не буду. Ваш бог слишком человечный. — Серьезно кивнул Фылек, — Отец-Солнце мне нравится больше. Он ведь Ха пожалел.

Васку как будто под дых ударили. Но спорить он не стал: каждый интерпретирует эту сказку как хочет. Если Фылек понял так, значит, так и надо.

Пожалел…

— Пойду, проверю, как там ужин. — Сухо сказал он, направляясь к двери.

Фылек обогнал его, одной рукой захлопнув перед носом дверь, другой, той, что была обмотана бусами, ухватил за рукав. Просительно заглянул в глаза.

— Вы же не обиделись?

— Нет, просто голодный. — Чуть смягчился Васка, — иди, верни бусы на место.

Фылек помотал головой:

— А на хозяйку злитесь еще?

Далась ему эта хозяйка!

— Да. — Лгать Васка не хотел.

— А если она извинится? Ее это до сих пор грызет. Она грустная совсем, но хорошая. Она же вашего коня узнала, но ничего мне не сказала! Хотя я думал — за уши оттаскает и платить не будет с месяц, но она ничего…

— А ты рассказал об этом отчиму. — Протянул Васка, будто размышляя вслух.

Фылек вздрогнул, и Васка понял, что угадал. Кажется, сейчас он разберется, в чем тут дело. Почему их сюда заманили и зачем держат: не сказки же Фылеку рассказывать!

— Так почему же хозяйка хорошая? Даже твоя мама говорит, что она плохая. И Кови она с первого взгляда не понравилась…

— Мало ли кто ей не понравился. — Обиженно засопел Фылек, — Она же ничего, что ей не хочется замечать, не замечает. Вот. Если хозяйка извинится, вы ее простите?

— Как же она извинится?

— Ну, она сказала, что может предоставлять вам бесплатное жилье, когда хотите. и вашим друзьям. И будет очень благодарна, если вы сделаете что-нибудь с кикиморой, а то та совсем разбушевалась, волю почуяла.

— Что же она солнцепоклонников не позовет? — Насмешливо спросил Васка.

— Так… живая же тварь. Жалко… если убьют.

— А еще про извинения ты кому рассказывал?

— Маме… — Почти прошептал Фылек. — А потом…

Потом — отчиму. Молодец, парень. Знает, как исполнять секретные поручения, хоть в глашатаи бери. Растрепал по дороге папе, маме, Васка не удивится, если еще и дружки его знают, что хозяйка хорошая и хочет извиниться.

Но почему такая простая новость вызвала такую реакцию у папы? Кенсвен не похож на человека, который стал бы бить пусть и не родного, но сына. То есть, конечно, на первый взгляд похож, но Васка с ним общался: умный мужик. Не из тех, что руки распускает.

Не похоже это на него.

Да и за что? Нет у него с хозяйкой никакой кровной вражды, чтобы бить ребенка только из-за разговора с работодателем.

Если бы Фылека часто били ни за что, то он бы хоть знал, что делать с этим своим синяком. А он даже холод приложить не догадался, хотя у каждого уличного мальчишки для этого с собой латунка имеется… Монетка самого мелкого номинала, но, как ни странно, по диаметру самая крупная, очень удобно… А Фылек, сразу видно, все время с лошадьми проводит.

И хозяйка, по словам Фылека, «сама на себя была не похожа». Чары бы Ковь почуяла. Значит, не чары. А что еще бывает?

Еще немного подумал, вспомнил почему-то про каннабис… решил, что это, скорее всего, не то.

— Ладно, скажи, что извинения приняты. Я попробую уговорить Ковь договориться с кикиморой, но ничего не обещаю. А сейчас я хочу ужинать.

Ковь больше понимает во всех этих штучках. Пора делиться своими догадками.

Он опоздал.

Он спустился на ужин, взялся было за вкуснейшее крылышко и как в кошмаре увидел, как кривится вдруг улыбчивое лицо стоявшей напротив Люты, как та хватается за гигантский свой живот и садится на стул. Как к ней бросается Ковь.

Как Люта говорит спокойно: «Ковь, проводи меня до моей комнаты». А на виске у нее — капельки пота.

Кенсвен сидит, бледный, как смерть, смотрит на злосчастного гуся, как на врага.

— Неужели ты не сбегаешь за повитухой? — Спросил Васка, чтобы хоть что-то спросить, чтобы перестало быть так тихо…

— За повитухой? Люта сказала, что не нужна ей другая повитуха кроме Кови. Чтобы я их на порог не пускал сказала… Это их, бабье дело, я лишний раз перечить не буду.

Вот оно что, вот, оказывается, как все просто! А он-то голову ломал… Вот за что и вкусный стол, и халявное жилье, и все те рецепты, что Люта Кови диктовала… Не только кушаний, но и особых травяных сборов: от кашля, от простуды… Наверное, есть среди них и те, что вызывают агрессию.

Васка встал стремительно, сгреб Кенсвена за грудки.

— А вы Ковь спросили?!

— Люта хочет, Люта берет. Баба — огонь! — Спокойно, как-то слишком уж спокойно, сказал Кенсвен, — А куда Ковь денется-то? Не бросит же.

Ковь же только хвалится! Она Васке признавалась: да, однажды она принимала роды, но под руководством опытной наставницы! А ведь даже самые опытные повитухи иногда не могут спасти мать и ребенка, отец в свое время самую лучшую нашел! Если Ковь не справится, она же себе этого не простит!

И только присутствие затравленно молчащего Фылека не дало Васке избить Кенсвена до полусмерти. Так, ударил пару раз: подбил правый глаз, чтобы обозначить с Фылеком семейное сходство, и, кажется, сломал нос.

За то, что Кенсвен с женушкой своей провернул — это даже не наказание. Так, погладил.

— Ты, главное, дыши, — в панике шептала Ковь, — сейчас приведут повитуху…

— Не приведут. — Спокойно сказала Люта.

— То есть это как… не приведут?

Ковь захотелось завыть: ничего еще не было сказано, но она поняла, что это была подстава. Слишком уж безразлично это звучало, не было в голосе Люты ни капли сомнений.

Дура, дура, дура! Зачем? Говорили ей, много раз говорили, не болтай лишнего…

— Нельзя мне повитуху. Ты, девочка, присядь, я объясню. — Мягко сказала Люта, — Отец — не Кенсвен.

— и что с того?!

— Не перебивай. Отец — не человек.

Замечательно! И кого она будет принимать? Кентавра? Паника сменилась злостью, и сразу стало гораздо легче дышать: она, конечно, дура, что позволила себя обмануть, но сейчас он встанет, хлопнет дверью и оставит эту женщину навсегда, и пусть Люта хоть нага родит, но как-нибудь без нее.

Все было бы иначе, предупреди Люта заранее, договорившись… Ковь бы помогла обязательно, она же считала Люту подругой, сама бы принимать роды не стала, нет, но нашла бы какой-то другой выход…

А может, не было другого выхода? Хотя, скорее, Люта просто не захотела его искать — еще бы, такой подарок судьбы, наивная дурочка-магичка под боком! Ковь-то сама хороша: вечно Васку шпыняла его доверчивостью, а сама-то, сама-то!

— Говори. — Процедила Ковь. — Кто?

— Я собираю травки. В нескольких днях пути от города есть замечательный лесок. Мужа я не беру: бабье это дело. Травки рву не я. Местный лесовик радуется, когда я позволяю собрать для себя букетик…

— Если ты сейчас спишешь все на магию…

— Нет, обычная бабья дурость. — Люта пожала плечами и поудобнее устроилась на кровати.

Достала откуда-то маленький пузырек, зажала нос и глотнула. Скривилась.

— Гадость. — Пояснила, — Обезболивает.

Ковь завидовала ее выдержке. Конечно, у них еще есть время, но, все-таки… Злость куда-то делась. Нельзя злиться на роженицу, особенно магичке — нельзя, она и сглазить может, а ребенок за грехи матери не в ответе. А Люта сама себя достаточно наказала… и Ковь попыталась ее успокоить: кто знает, может, она поэтому боится подпустить повитуху и сейчас все волшебным образом разрешится, и Ковь, преисполненная радости от такого благополучного исхода, уйдет из этого дома вприпрыжку, напевая жизнерадостные песенки?

— Твой ребенок будет совершенно… нормальным. Никто не поймет, что он не совсем человек.

— Знаю. — Кивнула Люта. — Только это — девочка.

Ага. Разбежалась. Допрыгалась. Люта так сказала это «девочка», что Кови, наверное, сразу все должно было стать понятно, но куда там.

Ну, девочка. И что с того? Ковь лихорадочно вспоминала коротенький параграф учебника. Да, у лесовиков, особенно у матерых, опытных лесовиков, есть человекоподобная ипостась, которую можно отличить от человека лишь по косвенным признакам. Человеческая женщина может понести от лесовика. Таких детей настоящий отец всегда признает и у людей те не останутся: если рождается мальчик, он наследует все свойства отца… Если рождается девочка… Про девочек не было ничего…

Наверное, девочка унаследует частицу магии. Возможно, у нее появится второй, нечеловеческий облик: обычно такие вещи совпадают по времени с половым созреванием, так что сюрпризом для бедняжки будет не только первая кровь, но и первая кора.

Ну а Ковь-то тут причем?

— Девочка? И что с того?

— Я не могу отдать ее отцу… настоящему отцу. Понимаешь?

Люта смотрела так, как будто то, о чем она говорила, было очевидно. Но нет, не было. Может, местные и знали все, поголовно, почему нежеланную дочь от лесовика нельзя отдать лесовику и жить-поживать себе спокойно, но Ковь была родом из совсем другой части королевства, и у нее в деревне таких сказок не ходило.