Александр Афанасьев - Алая кровь на белых крыльях Страница 26

Однако, эта поручик хороша! Да и экипаж ее - фрау как на подбор - валькирии! Видно и России сейчас несладко, если таких красавиц воевать посылают! Ради чего спрашивается, друг против друга четыре года воевали? Чтобы теперь вот так? А ведь если бы не эти чертовы дипломаты, то может и другой бы союз был. Столько народа положили - а итог - и там и там революция, и там и там свержение монархии, и там и там оккупация. Ради чего тогда было воевать если все потеряли? А ведь русские в числе победителей! Правда, победителей, которые должны. И вместо обещанных проливов - контрибуция и оккупация за сепаратный мир с нами в 1918 году. Вот и люби после этого дипломатов! Нет, пожалуй, об этих русских фрау нужно молчать как можно дольше. Иначе найдутся дипломаты, которые опять все испортят - скажут мол нам не нужны осложнения, и прочее. Заставят выдать англичанам или тем же полякам. А что они сделают с русскими фрау ясно на примере Данцига, то есть Гданьска, ибо Данциг прекратил свое существование в 1919 году, когда поляки совместно с англичанами уничтожили все его немецкое население - как они лицемерно заявили защищали интересы польских граждан, которым грозила гибель от рук немецких террористов. Поэтому лучше русским фрау на время стать немецкими, ибо способа, переправить их в Россию, пока нет.

Глава 19 Лето 1919 года.Лотар и Светлана

Что делать в сложившейся ситуации Светлана не знала. С одной стороны она была рада, что осталась жива, с другой - беспокоила неопределенность будущего. Война для ее экипажа закончилась, но вернуться на Родину в ближайшее время вряд ли удастся. Да и дадут ли это сделать? По всем существующим международным нормам они сейчас являлись интернированными. Только вот кем? Германия исчезла с карты год назад. Значит интернировали их не немцы. А кто тогда? И не потребуют ли страны Антанты передачи ее экипажа в лагеря для военнопленных? Вопрос у кого? Германии нет на карте. Командир лодки сообщил, что он не намерен ставить в известность свое "правительство". В принципе это успокаивает, так как такому человеку как Лотар фон Арнольд можно верить на слово. Но ведь и он не всесилен! Могут ведь найтись те кто во избежание осложнений и согласиться с требованиями их выдачи. При условии, что они официально числятся среди живых. Что подразумевал фон Арнольд под словами, что им необходимо стать германскими фрау? Нет, конечно он мужчина видный и красивый, но я к такому повороту честно говоря не готова. Провести жизнь в милом уютном домике среди подстриженной лужайки, когда в России на счету каждый, кто не сломлен, и каждый кто умеет воевать? Нет, это не по мне! Но и Лотар не из тех людей, которые стремятся к бюргерскому уюту и стриженным газонам. Последний корсар Второго рейха!

Глава 20 Лето 1919 года. Балтийское море. Пролив Каттегат. Корсары второго Рейха

Не последний. Эти слова могли бы произнести командир "Гнейзенау" (бывшая UB-128[2]) Фридрих Канарис, и командир "Блюхера" (бывшаяU-142[3]) Карл Дениц, если бы они умели читать мысли поручика Долгорукой. Именно три лодки, с упоминавшимся ранее "Адмиралом Шером" и составляли в настоящий момент подводный флот Германии. И сейчас они, так же как и лодка Лотара были на позициях. И так же как и Лотар фон Арнольд они были вне закона. Поставленная задача та же - срыв военных перевозок оккупационных войск Антанты в Балтийском море. Условия - те же - задачу нужно выполнить без потерь, ибо потеря любой из лодок уменьшает подводные силы Германии на одну треть. Но пока патрулирование ведется без какого-либо результата - основной расходный материал поляки - перевозятся восточнее, а французы в Северном море, куда пока нет доступа из-за господства английского и французского флота. Поэтому лодки застыли на позициях в ожидании военных кораблей оккупантов, которые решат сунуться в Балтийское море для поддержки действий своих войск с моря.

Впрочем, застыли - это сугубо литературный термин, на самом деле лодки перемещались в районе пролива Каттегат, днем находясь в подводном положении, а ночью всплыая в надводное для зарядки батарей и пополнения запасов воздуха. Чтобы личный состав не расслаблялся, а на море это всегда чревато серьезными печальными последствиями - командиры гоняли свои экипажи до седьмого пота, заставляя отрабатывать различные вводные, которые могут возникнуть в ближайшей или отдаленной перспективе. Однако перспективы по их мнению все же были отдаленные, а не ближайшие, ибо никакой активности корабли Антанты не проявляли. Что, впрочем и не удивительно - пока гром не грянет британский лорд, как известно не раскроет зонтик. А гром пока еще не грянул - ситуация хотя и вызывала озабоченность, но не оценивалась Антантой как критическая.

Германия Из детских сочинений:

"И потянулись страшные памятные дни. По ночам, лежа в постели, жутко прислушиваешься в тишине. Вот слышен шум автомобиля. И сердце сжимается и бьется, как пойманная птичка в груди. Этот автомобиль несет смерть… Так погиб дядя, так погибло много из моих родных и знакомых".

"На этот раз были арестованы и папа и мама, я пошла к маме в тюрьму. Я с няней стояла около тюрьмы несколько часов. Наконец настала наша очередь, мама была за решеткой. Я не узнала маму: она совсем поседела и превратилась в старуху. Она бросилась ко мне и старалась обнять. Но решетка мешала, она старалась сломать ее; около нас стояли французы и хохотали.

Я отерла слезы, стала успокаивать маму и показала ей на французов. Мама увидела их смеющиеся физиономии и, скорей простившись, сама ушла. После этого свидания я уже не хотела больше идти. Я не хотела, чтоб французы смеялись над нашим горем".

"Французы совсем собрались уходить и перед отходом изрубили все вещи и поранили брата. Потом один из них хотел повесить маму, но другие сказали, что не стоит, так как уже все у них отобрали и все равно помрем с голоду".

"Они потребовали мать и старших сестер на допрос. Что с ними делали, как допрашивали, я не знаю, это от меня и моих младших сестер скрывали. Я знаю одно - скоро после этого моя мать слегла и вскоре умерла".

"Я своими глазами видела, как схватили дядю и на наших глазах начали его расстреливать, - я не могу описать всего, что мы переживали".

"В одну ночь французы пришли грабить ферму, споймали моего отца, связали ему руки и ноги, поставили к стене и били и закопали его в одном белье. Нам потом сообщили, что его убили и привезли его шапку в крови. Моя мать долго не верила и потом она ослепла".

Глава 21 Лето 1919 года. Бей белых пока не покраснеют, бей красных пока не побелеют.

Это было не по правилам. Впрочем все, что в этой стране происходит все не по правилам. Дикие аборигены, азиаты, отвергнувшие западную культуру. А ведь начало санитарного рейда в этот зачуханный городишко ничего не предвещало плохого - по слухам у местного быдла появились излишки продуктов, и оно попыталось организовать ярмарку, торопясь распродать товар, который является собственностью Великой Польши. Когда сотня улан ворвалась в городишко народ на центральной площади бросился в рассыпную. Однако сами торговцы с бричками замешкались, и сейчас сбрасывали с бричек товар, чтобы потом удивленно развести руками и сказать, что мы здесь не причем и никаких постановлений мы не нарушали. Простаки! Только дикие украинские хлопы способны поверить в свою собственную глупость, которую сами и изобрели. Уланы склонили пики и ударили коней в галоп. Среди торговых повозок вырвалась вперед тройка с нарядно одетыми крестьянами и крестьянками. Никак свадьба, обрадовался сотник, значит и выпивка есть и невесте употребление найдем.

Грохот пулеметов прервал стремительный и изящный полет польской шляхты. Со свадебного поезда били "Максим" и два "Льюиса", с хлебных возов еще как минимум пара "Максимов" Последнее, что успел подумать сотник Пшешек Мазовецкий - что нужно было разрушить этот поганый городишко огнем артиллерии - как Бахчисарай, как Слоним, как Барановичи и множество других городов этой азиатской варварской страны, не ведающей рыцарских законов благородной шляхты. А пулеметы махновцев все стреляли и стреляли внося в предсмертное ржание сотни коней какую-то страшную неестественную ноту. Из-за плетней и изгородей окружавших городское торжище грянули нестройные залпы трехлинеек. Потом все стихло, и "обыватели" пошли добивать штыками цвет и гордость польской нации поверженной в пыль. Кровь за кровь. И надписи на тачанках и знаменах - "Бей белых пока не покраснеют, бей красных пока не побелеют" временно устарели. С белыми и красными разбираться будем позднее - когда разберемся с этими - пришлыми - теми кто сносил до основания русские города. Теми, кто согнал зимой в полесские болота население Минска и других городов. Говорят, что Белоруссия сейчас пустыня, где никто не живет. Не знаем. Может оно и так, А может и нет. Но того, что случилось здесь в украинских степях - мертвых городов и сожженных станиц - порубленных польской сталью и незахороненных до сих пор - достаточно для того, чтобы не брать пленных и не щадить никого. Жалко, что хлеб пришлось извалять в пыли, но ведь без этого пулеметы стрелять не могли, а поэтому бог простит этот грех насчет хлебушка. И коней жалко. Ведь теперь уводить всех надо - весь городишко, а по степи пешком далеко не уйдешь. Значит придется батькиным хлопцам сложить буйны головы защищая мирный люд.