Роберт Сильверберг - На дальних мирах (сборник) Страница 26

Там нас встретил, улыбаясь, добродушный человек с протезом ноги (он сам этим похвастался) и искусственной левой рукой воскового цвета.

— Это меня на Сириусе-четыре отделали,— объяснил он.— Но я исключение: исследовательские экипажи странствуют годами, и ничего им не делается. Маккиз и Хогмуг летают уже двадцать шесть лет, пока это рекорд. Сообщения идут каждые несколько месяцев, а ребята уходят все дальше от Земли.

— Хорошо,— кивнул Брок.— Что там нужно подписать? Давайте бумаги.

Первым расписался Брок. Я поставил ниже свой лихой росчерк и аккуратно сложил пакет документов в трех экземплярах, чтобы передать его нашему полусинтетическому вербовщику.

— Замечательно! Великолепно! Добро пожаловать в корпус!

Ветеран протянул нам руки: Броку правую, волосатую, мне левую, восковую. Я стиснул ее, гадая, чувствует ли он силу моего пожатия.

Три дня спустя мы покинули Землю. С тех пор как сама идея уйти родилась в наших головах, ни Брок, ни я ни на минуту не остановились, чтобы задать себе ядовитый вопрос: «Зачем?»

Мы вступили в корпус, мы оставили Землю. Мотив не указан или неизвестен. Мы одиннадцать лет без передышки странствовали от одного диковинного мира к другому. Привыкли и почти перестали удивляться.

На четвертый день пребывания на Альфекке-II Брок сломался. Мучительная боль вырвалась наружу. Короткое слово, сказанное шепотом в корабельной лаборатории, разрушило одиннадцать лет бесцветного покоя.

Я смотрел Броку в глаза долго, не меньше полминуты. Облизнув губы, спросил:

— Что ты имеешь в виду, Брок?

— Ты прекрасно знаешь.

В его голосе не было раздражения. Брок сообщал мне очевидную истину.

— Об одном только мы не спрашивали себя одиннадцать лет, поскольку знали, что ответа не найти. Мы ведь любим узнавать ответы. Так зачем же мы здесь, на Альфекке? Для чего за спиной у нас сто шестьдесят три планеты?

— К чему этот разговор, Брок? — Я пожал плечами.

За бортом солнце поднималось к зениту, а мне было холодно и першило в горле, будто аммиачная атмосфера просачивалась внутрь.

— К чему? Ну да, можно ничего не говорить. Можно позволить этому гноиться еще одиннадцать лет. Ладно. Раз уж вырвалось само — давай решим сейчас. Нам не нравилось на Земле, поэтому мы улетели. Так?

Я кивнул.

— Но это плохой ответ на вопрос,— продолжал Брок,— Что тут исследовать? Зачем блуждать от планеты к планете? Нигде нельзя дышать, нигде нет ни людей, ни городов. На Ригеле-пять есть зеленые крабы, на Кафе — песчаные рыбы. Какого черта мы ищем, Хаммонд?

— Может, себя? — спросил я очень тихо и спокойно.

— Не мути воду,— презрительно скривился Брок.— Мы ищем себя? Да мы стараемся себя потерять.

— Неправда!

— Лучше признайся...

За кварцевым иллюминатором на каменистой земле, усыпанной щебнем, вились грубые лианы, почти как древесные стволы. Они шевелились, вяло и неуклюже.

— Мы покинули Землю, потому что не сумели приспособиться. Слишком людно и слишком грязно для наших деликатных натур. Выбор у нас был простой: либо спрятаться в собственную раковину лет на восемьдесят, либо сбежать к звездам. Мы сбежали. Но здесь никого нет, кроме нас двоих.

— Мы хорошо приспособились друг к другу,— заметил я.

— И что с того? Сможем ли мы вписаться в земное общество? Вот ты, например, хочешь обратно? Помнишь ту команду, Мак-киза и Хогмута? Они вернулись на Землю после тридцати трех лет в космосе. Согласно отчету, крыша у них поехала через восемь минут после посадки.

— Хорошо, вот тебе вопрос попроще: с чего ты вдруг решил ныть? Именно сейчас. Мог бы сдержаться.

— Попроще? Видишь ли, это часть того же самого вопроса. Я нашел ответ, и он мне не нравится. Мы здесь потому, что на Земле нам ничего не светит. Мы там не справимся.

— Ерунда!

— Ерунда? — Брок кисло улыбнулся.— Ладно, предложи что-нибудь другое. Хаммонд, мне действительно нужен ответ. Немедленно.

— Почему бы нам не выпить? — кивнул я в сторону синтезатора.

— Потом. Когда закончу искать ответ.

В моей голове детали происходящего понемногу сложились в четкую картину. Брок, всегда полагавшийся на себя, Брок, вечно уверенный в себе, исчерпал до дна свою самодостаточность, заглянув слишком глубоко.

— В восемь лет мне пришло в голову спросить отца, что находится за пределами вселенной,— сказал я.— Ну, если вселенная содержит по определению все на свете, что лежит за ее пределами? Отец посмотрел на меня, рассмеялся и посоветовал об этом не думать. Но не получилось: я размышлял до глубокой ночи и проснулся с головной болью. До сих пор не знаю, что там, снаружи.

— Вселенная бесконечна,— насупился Брок.— Она замыкается на себя.

— Вполне возможно. Но я все думал об этом. Меня беспокоила Первопричина. Беспокоила, пока не повзрослел.

— Или пока не освоил растительный образ жизни,— ядовито улыбнулся Брок.— Укоренился в болоте своего невежества и сидишь тихо, потому что вырываться на свободу слишком больно. Угадал?

— Ты ошибся, Брок. Я вступил в корпус исследователей.

День подошел к концу. Я заснул в гамаке и увидел сон, яркий и неприятный. На следующее утро сон долго не хотел отпускать меня, оставшись наростом на теле реальности.

Брок хмуро молчал до самого вечера, и долгая пешая прогулка по унылой «тундре» не улучшила его настроения. Набрав код на панели, он взял пару коктейлей, поставил диск Сибелиуса, воткнул наушник в ухо и мрачно уставился в темнеющее небо за стеклом иллюминатора. У Альфекки-II нет луны, потому ночь здесь черна, как в космосе, только звезд гораздо меньше из-за мутной атмосферы.

Помню, что я наконец задремал. Слева хрипло дышал Брок, и моя сила воли растворилась в полусне, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Когда я погрузился еще глубже, пришли сны.

Наверное, их породило горькое замечание Брока о том, что я «укоренился в болоте своего невежества».

Я освоил растительный образ жизни в буквальном смысле. Пустил материальные корни в почву, оставаясь самим собой.

Приковал себя к месту помимо желания.

Пойманный за ноги, я не мог вырваться, как ни старался. Оставалось только размышлять.

В воздухе качались руки — или ветки?

Я прикован.

Корчась, я мечтал достать до каменной гряды на горизонте, продвинуться хотя бы на ярд, хотя бы на дюйм. Тщетно. Меня зажало в могучем капкане с бархатными челюстями. Ни боли, ни мучений, ни возможности пошевелиться. Я просто врос в землю.

Я проснулся, мокрый от пота. Брок спал в своем гамаке — кажется, мирно. Хотелось рассказать о кошмаре, но я не стал его будить.

И в конце концов заснул опять.

Без сновидений.

Будильник зазвонил в семь ноль-ноль, почти за час до рассвета.

Брок встал сразу. В полусне мне слышалось, как он расхаживает по каюте. Продолжит ли он вчерашнее, думал я, стряхивая с себя остатки пережитого. Будет ли снова жадно искать ответа? Будет ли исходить желчью?

Надеюсь, что нет. Если Брок сломается, нашему экипажу конец. После одиннадцати лет совместной работы другой партнер мне не нужен.

— Хаммонд? Ты проснулся?

Вчерашнего раздражения в его голосе не было, но появились другие нотки. Неясные, пугающие.

— А? Ага.— Я зевнул,— Набери там... закажи мне завтрак. Пожалуйста.

— Уже сделано. Вылезай из мешка да иди-ка сюда. Посмотри.

Неуклюже вывалившись из гамака, я потряс головой, прикидывая, куда идти.

— Ты где, Брок?

— У окна на втором уровне. Есть на что посмотреть.

По винтовой лестнице я поднялся на обзорную площадку. Брок, смотревший в иллюминатор, не обернулся.

— Знаешь, какой странный сон мне приснился? — начал я.

— Ерунда. Ты сюда посмотри,— перебил Брок.

Поначалу я не заметил ничего особенного. Пестрый ландшафт вроде бы не изменился: оранжевая каменистая почва, темно-синие деревья, путаница зеленых лиан, утренний сумрак. Через мгновение я понял свою ошибку: надо смотреть не так далеко.

Извиваясь, вверх по корпусу полз шишковатый зеленый канат, едва видимый с правой стороны иллюминатора. Лиана — других канатов здесь нет.

— Весь корабль оплели, я проверил,— сообщил Брок.— Ночью выползли, как змеи, и намотались где только можно. Наверное, решили, что мы туг навсегда и можно использовать нас в качестве опоры, как те деревья.

Со смесью гадливости и восхищения я смотрел на грубую кору и нежные присоски, державшие лианы на гладком металле обшивки.

— Любопытно,— заметил я,— Скажи, что это не нападение внеземных чудовищ!

Надев скафандры, мы вышли, чтобы посмотреть на «атаку» снаружи. На расстоянии ста ярдов корабль выглядел дико. Плавные обводы были обезображены зелеными щупальцами, выброшенными из толстого комля поблизости. Побеги, лежавшие на грунте, шевелились и пытались ухватить нас — пока безуспешно.