Исин Нисио - Nekomonogatari(Black) Страница 26

А затем она выплюнула руку, как будто это был мусор. Рука упала передо мной, истекая кровью.

– Не нужны…

– Я сделаю госпожу свободной – свободнее всех. Понимаешь? Вы на это неспособны. Вы только мешаете госпоже, связываете её…

«Для начала сбросим с её плеч стресс весом с планету», – сказала Мартовская кошка.

А затем прыгнула.

Или, правильнее сказать, полетела [64].

Потому что это был скорее полёт, чем прыжок.

Почти не сгибая коленей она сдвинула центр тяжести вниз и лёгким движением перелетела фонарный столб, кабели и крышу дома перед ней и исчезла во мраке ночи.

Это не обычная сила прыжка.

Такое не под силу человеку. Уже поздно об этом говорить, но это движение Кайи.

Как будто у неё выросли крылья.

Не крылатый тигр [65] – крылатая кошка.

– Ханекава…

Ханекава Цубаса.

Девушка, обладавшая странными крыльями.

Я понятия не имел, что с ней случилось и как она стала такой, но в одном я был уверен. Опасения Ошино попали точно в цель.

В яблочко.

Все выстрелы.

И вдобавок, я снова не успел.

Я… опоздал.

– Ой… ох.

Я вяло поднялся, подобрал левую руку оставшейся правой и, удивляясь, какая же она тяжелая, соединил ее с телом, хотя края раны были грубыми и подходили не идеально. Приложил руку и попытался восстановиться.

Поскольку я не мог рассчитывать на самовосстановление, я мог использовать лишь этот обрубок. Я никогда не пользовался такой лечебной техникой, но, вытянув из памяти все разнообразные знания о вампирах в аниме и манге, решил, что таким образом плоть, нервы и так далее смогут соединиться.

– …

И Ханекава, и Мартовская кошка пропали из моего затуманившегося поля зрения как дымка – остались только горный велосипед и два человека, лежащих на земле.

Два человека.

Двое родителей – отец и мать.

Родители Ханекавы.

Отец Ханекавы Цубасы и мать Ханекавы Цубасы.

Не связанная по крови, не связанная сердцами её семья.

Семья.

Но я задумался, почему.

Днём они вызывали у меня отвращение, а теперь, когда я увидел их безжизненные тела, лежащие так, будто они умерли, во мне не возникло сильных эмоций.

Во мне не нарастала злость.

Меня не радовало их жалкое положение.

Я ничего не почувствовал, вообще ничего.

Я не мог их винить или злиться на них.

Я только подумал, что они были просто жалкими.

Я хотел лишь жалеть их.

Странно, эти двое должны были быть мучителями Ханекавы, но почему-то мне они показались ужасными жертвами.

007

После этого в моей памяти был провал.

Короче говоря, я потерял сознание от боли из-за оторванной руки и от потери крови. Но, кажется, в момент, когда вы могли бы подумать: «Ух ты, у Арараги-куна есть сила воли!» или «Ты такой крутой!», я успел сделать несколько нужных вещей.

Впрочем, я ничего из этого не помнил.

Я слышал, мозг человека полностью стирает память перед потерей сознания – что со мной и произошло. Я бы хотел заранее предупредить вас, что с этого момента обрывки и пустоты в воспоминаниях будут смешаны с сомнительными предположениями и слухами.

В общем, после того, как Кошка ушла, я решил, что за ней обязательно стоит прибраться.

Прибраться – хотя ничего ещё не закончилось. Я просто разобрался с местом происшествия.

С помощью мобильника вызвал скорую. Но звонил не со своего. Я позаимствовал телефон отца Ханекавы.

Может, это была излишняя предосторожность, но я совершенно не хотел оставлять собственный телефон в центре первой помощи. Скрытие номера меня бы вряд ли спасло, а на раздумья времени не было.

Они наверняка записали мой голос, но с этим уж ничего не поделаешь – или, скорее, я не придумал, как это обойти. Кровь, которая должна была циркулировать в мозгу, прямо сейчас была разлита на дороге.

С другой стороны, здесь был вампир.

Обычно – оставим пока вопрос, насколько это обычно – в ситуации, когда требуется убрать кровь с дороги в спальном районе, вам понадобится тряпка и немало воды, но у нас тут кругом Кайи, а им закон не писан.

К тому моменту, как я назвал (думаю, что я изменил голос – вышло совершенно неубедительно) адрес происшествия скорой помощи, моя разлитая кровь испарилась.

Поскольку в голову она ещё не вернулась, реакция на это была такой:

– …

Я рассеянно пялился на результат, но вопросов у меня не возникло.

Вопросов.

Нет, конечно, у меня не было вопросов насчет того, почему кровь испарилась – на это я ещё на весенних каникулах насмотрелся.

С другой стороны, испарение крови заняло очень много времени – вот из-за чего должны были появиться вопросы.

Я уже и поговорить успел, а кровь только-только исчезла – это было очень необычно.

– …

Однако я знал, что у меня не было ни времени, ни желания мучить свой мозг. Вызванная скорая появилась в мгновение ока. Я слышал, что врачи часто делают обходы, прежде чем доехать до больницы, но скорость, с которой они прибыли сюда, заслуживала восхищения.

А потому мне пришлось убегать со всех ног.

Тело (особенно сейчас) было не в том состоянии, которое стоило демонстрировать человеческим врачам – и если бы меня прижали, я бы лучше показался ветеринару.

Мне казалось, что в выходной из-за операции по сшиванию руки с остальным телом мог работать только доктор Камия [66].

Кое-как держась на подгибающихся ногах, я подобрал велосипед, оседлал его и устремился прочь на полной скорости.

Конечно, в тот момент я уже не мог вспомнить, о чём думал, но если вы попросите меня пояснить словами моё состояние, это будет звучать так:

– Ух ты! Я пережил встречу с Кайи!

И хотя я убегал в ночи, к сожалению, ничего не закончилось.

Даже рекламной паузы не было.

Ужасно, но всё продолжалось без перерыва.

Я совсем забыл о том, что случилось в пути, но, судя по тому, что уцелевшая одежда была в дырах – например, колени или правый рукав – похоже, во время езды я несколько раз падал.

Поскольку все исцелилось еще до моего прихода в себя, я об этом даже не думал, пока Ошино не указал на дыры.

Это значило, что я даже не замечал падений.

Я больше не мог думать.

Я больше не хотел думать.

Поглощённый туманными мыслями, я повернул руль – но не к дому, где спали мои сёстры, а к заброшенному зданию школы.

Можно сказать, я неосознанно отказался от обычного утреннего сестринского пробуждения, а потом…

А потом.

А потом, наконец, моё сознание соединилось с настоящим.

Иными словами, когда я добрался до заброшенного здания, я потерял сознание – и хотя моё упорство не заслуживало «ты крут», думаю, что «ты отлично поработал» оно заслужило.

– Ох.

Не незнакомый, а вполне узнаваемый потолок [67].

Поскольку меня всегда будили, и я редко просыпался сам, неожиданное пробуждение было для меня чем-то странным.

По крайней мере, так было с весенних каникул.

Прямо сейчас, впрочем, главным было не незнакомое ощущение, а сильная боль в левом плече, которая пронзила меня при попытке встать и не позволившая отдаться этому сюрреалистичному чувству.

– Ух… что это за место?

Такие драматичные слова были ни к чему.

Я лежал на четвёртом этаже заброшенного здания.

Класс, где я кормил девочку-вампира пончиками прошлой ночью…

– Но… ой…

Я очень удивился.

Если честно, я бы хотел удивиться сильнее (выгнуться назад и сделать стойку на руках), но боль в левом плече сковывала мои движения.

Рядом со мной сидела упомянутая девочка-вампир.

Она была совсем рядом с моей головой.

Сидела, обхватив колени.

Под таким углом я мог видеть всё, что было под её платьем – кстати, если верить аниме, под платьем у неё… но забудем об этом.

Дело было во взгляде, которым она на меня смотрела.

Это не был обычный взгляд, полный ненависти – и конечно, это не был жадный взгляд при виде пончиков.

Как бы сказать.

Это был… презрительный взгляд.

Не взгляд, которым можно было убить, но взгляд, от которого хотелось умереть.

Я даже думать не смел, что она беспокоилась за меня и приглядывала все это время – ей незачем было это делать.

Скорее, её взгляд говорил:

«Жалкий».

«Позор для рода».

«В таком состоянии из-за драной кошки».

«Ты точно слуга вампира?…»

Нелепо…

«Говорил», да неужели.

Как будто она может сказать хоть что-нибудь.

Как будто она заговорит.

По мне может показаться, что мы общаемся без слов.

Но когда я пригляделся, то понял, что это обычный кислый вид.

Просто она была ближе обычного, и я смотрел на неё снизу вверх.

Вампир – это вампир.

Человек – это человек.

Мы – две параллельных прямых.

Потому что весной мы разошлись навсегда.

Она ни за что не станет относиться ко мне как к слуге.