Антон Твердов - Реквием для хора с оркестром Страница 27

— Так вы что же? — сказал, вставая со стула, Никита. — Накатили уже на меня. Ах ты… с-сука!

Он размахнулся. Гмыръ, загремев стулом, шарахнулся в сторону, но от удара уйти не успел. Никита, перегнувшись через стол, от души засветил ему прямо в челюсть, и Гмырь полетел с ног. Никита снова прыгнул к нему, занося кулак.

— Придурок… — прохрипел Гмырь, пытаясь подняться, — там… по коридору есть решетка… в конце коридора. Маленькое окно закрывает. Решетка на соплях, ее выдернуть можно… И лаз там. Не знаю, куда ведет. Но это единственный выход. Через пару минут тут с полсотни ифритов будет. Воробей и остальные охраняют все выходы, чтобы ты не убег. Ту решетку никто не охраняет. Беги, может, успеешь.

— Поверил я тебе… — тяжело дыша, проговорил Никита, но занесенный кулак тем не менее опустил, — ты же меня предал…

— Я спасаю тебя, дурака, — ответил Гмырь, — мне-то хрен знает еще что за это будет… Не надо было врать мне с самого начала… Черт, ты мне челюсть, кажется, сломал…

Никита выпрямился, кинулся было к двери, но тут же остановился в нерешительности, хотя в подвальном воздухе стал уже слышен гудящий топот множества ног.

— Это… — пробормотал он, поворачиваясь к лежащему на полу Гмырю, — извини, братан… Криво у нас с тобой все вышло, но, если в следующий раз встретимся, наверное, все по-другому будет…

— Вали быстрее! — приподнимаясь и морщась, крикнул Гмырь.

И Никита побежал.

В коридор, вдоль которого, как бесчисленные слепые глаза, тянулись провалы комнат, уже выскочили ифриты. Больше десятка — краем глаза успел заметить Никита. Его заметили — он прыгнул, целя сразу обоими кулаками ближайшему ифриту в грудь. Тот не удержался на ногах — и они покатились вместе, сцепившись — ифрит и Никита, по пути сбив еще двоих. За несколько сантиметров от неудержимо надвигающейся стенки Никите удалось отделиться от своего противника и вскочить на ноги. Он пробежал несколько шагов и в конце тупика коридора увидел ржавую решетку, прикрывающую небольшое черное отверстие.

Увернувшись от свистнувшего у него над головой кулака, Никита бросился туда. В несколько прыжков достигнув своей цели, он схватил решетку и без особого труда вырвал ее из осыпающегося кирпича. На мгновение обернулся — только для того, чтобы швырнуть решетку в катящийся на него многоголовый, многорукий ком. Удовлетворенно отметив чей-то пронзительный вопль, Никита прыгнул в черный лаз, как в воду.

И полез вперед, обдирая рубашку на плечах.

Ифриты подбежали уже к дыре, но ни один из них, конечно, не смог бы туда протиснуться, а Никита уполз уже слишком далеко, чтобы его можно было бы достать ятаганом — он слышал, как тяжелые лезвия клацают о кирпич.

«А если этот лаз тупиком кончается?» — мелькнула вдруг мысль, но Никита тут же отогнал ее.

Впереди ничего не было видно. Где-то далеко позади страшно закричал кто-то — кажется, Гмырь.

Мучительно простонав сквозь зубы матерное ругательство, Никита стал двигаться быстрее, стараясь не думать ни о чем. Он прополз еще несколько метров, порядком устал, когда вдруг руки его оборвались в пустоту, а потом и все тело отчаянно заскользило куда-то вниз по наклонной плоскости — а потом и плоскости никакой не стало.

Когда Никита понял, что летит черт знает куда, он закричал, но крика своего почему-то не услышал только ощутил тяжкий удар о камень.

Сыщик Билл Контрр топтался вокруг громадного куриного яйца. Рядом лопотала встревоженная изба на куриных ногах. Из маленького оконца под самой стрехой пару раз высовывалась какая-то зеленая физиономия в платочке, но после того, как Билл показал физиономии свое удостоверение, оконце тут же опустело. А Билл все так же шагал вокруг яйца, будто нес караул.

Ему давно уже сообщили о том, что преступник обнаружил себя в городе — гораздо быстрее, чем Билл успел воспользоваться преимуществом своей информации. И теперь какой-то ифрит — бывший участковый, только что произведенный в капитаны и получивший новый участок в черте города, — какой-то паршивый выходец из паршивого арабского мира, сломя голову кинулся на задержание и, конечно, упустил Вознесенского.

«Обстоятельства, — злобно размышлял Билл Контрр, — вот так всегда — работаешь, работаешь, идешь впереди всех — и вдруг эти проклятые обстоятельства складываются таким образом, что ты остаешься в дураках. Ну конечно, и этому ифриту досталось на орехи — теперь его взгреют за неудачную операцию, но как получилось, что я — мастер шпионажа и гений сыска Билл Контрр — опоздал? Слишком прыткий этот самый Вознесенский. Слишком прыткий… Надо опять все начинать сначала. А как? Идти на место задержания? Да там никаких следов не осталось — все следы затоптали эти бестолковые ифриты. Что делать?»

И Билл снова топтался на месте, с отвращением поглядывая на ненавистное ему яйцо.

Конечно, дело было не только в том, что на месте задержания следы затоптаны ифритами, просто профессиональная гордость сыщика не позволяла ему являться последним туда, куда он должен был прийти первым.

— Ладно, — в конце концов вслух проговорил Билл, посмотрим еще кто кого. Пойду на место задержания… Нет, нет, нет! Попробую пробраться в камеры и узнать результаты допроса того, кто помог Вознесенскому бежать. Этот чертов ифрит ведь не поделится со мной информацией! Сам хочет поймать преступника и очередное повышение получить… Ладно, так и сделаю… А о гордости буду думать тогда, когда Вознесенского скручу. Черт, я был ведь так близко!

И Билл, пнув напоследок покачнувшееся яйцо, решительно направился вдоль по улице.

Эдуард Гаврилыч присел на стульчик напротив прикованного наручниками к батарее арестованного и задумался сразу двумя головами. В камере было полутемно, свет едва проникал через зарешеченное окошко и колыхался бледными облачками на мокром лице полусидевшего на сыром каменном полу человека.

Эдуард Гаврилыч вздохнул, поднялся со стула, громыхнул железной кружкой в железном ведре и, зачерпнув воду, выплеснул ее в лицо арестованного. Тот пошевелился, фыркнул и поднял голову.

— И-их… — проговорил арестованный, — ить-ить-ить-ить…

— Что-что? — тут же заинтересовалась голова Эдуард — это были первые более или менее связные слова, которые он услышал от человека за все время допроса.

— Ить-ить-ить, — снова сказал арестованный, — ить-ить… твою мать…

— Записывать? — раздался из угла тонкий голос паучка-секретаря, которому доверили вести протокол допроса.

— Нет! — раздраженно гаркнул Гаврилыч. — Выписывать! Чего спрашиваешь? Кто секретарь — ты или мы?

— Я, — пискнул паучок и быстро-быстро застрочил пером по бумаге.

— Йо-о-оп… — протянул еще арестованный и смолк, уронив голову на скованные наручниками руки.

Гаврилыч сплюнул. Эдуард погрузился в тягостное молчание.

«Да, — думал он, — главная наша ошибка — кроме, конечно, того, что мы упустили-таки Вознесенского, — это то, что не уследили за тем, кто помог ему бежать. Ифриты в лаз не пролезли, да теперь и поздно туда лезть — Вознесенский наверняка ушел. Если арестованный посоветовал ему бежать именно этим путем, значит, лаз не оканчивается тупиком, а куда-то выходит… Пока ковырялись у лаза, этот тип успел опорожнить две большие бутыли „бухла“. Как теперь его допрашивать? От такого количества он еще долго не очухается. Интересно, он помнит, как его зовут? Имя-то у него дикое какое-то — Гмырь…»

Гаврилыч тем временем размышлял примерно на ту же тему:

«Как он умудрился за пять-шесть сглотов выпить две бутыли? Этого даже я не смогу. Или смогу? Надо как-нибудь попробовать. А допрашивать его стремно как-то… Что поделаешь с таким исполином, который выжрал две бутыли подряд без остановки? Эх, нам бы с ним в другой обстановке встретиться бы… Устроить бы соревнование, кто кого перепьет. Правда, Эдька развоняется, ну да хрен с ним. Подумаешь, тошнит его от „бухла“!

— А-ы-ы-ы… — проговорил арестованный Гмырь. — М-м-м…

— Заговорил, — констатировал Гаврилыч. — Начнем?

— Вообще-то связной речью этот бред назвать нельзя, — задумчиво произнес Эдуард, — но, может быть, это и к лучшему. Может быть, на поверхность сознания у арестованного всплывут сведения, которые он попытается скрыть от нас, когда придет в себя. Итак, начнем.

— Ваше имя? — строго спросил Эдуард.

— А-а-ахх-х-х… — захрипел Гмырь, поднимая голову и бессмысленно улыбаясь. — Бу-бу-бу…

Паучок с готовностью заскрипел пером.

— Это и есть твои секретные сведения? — ухмыльнулся Гаврилыч. — Смотри, как надо…

Гаврилыч поджал губы и вдруг оглушительно рявкнул:

— Смирно! Молчать! Как стоишь, черт?! Сидеть! Лежать?! Откуда знаешь Никиту Вознесенского?! Почему, твою мать так, помог ему бежать?! Отвечай, паскуда, пока я тебе все зубы не выбил!!! Смирно! Молчать! Запираться?! Ты у меня попляшешь, сволочь! Ты у меня еще не так запоешь!!!