Malakla - Один плюс три (СИ) Страница 28

— У вас это просто замечательно получается, господа, — нахваливал, подкалывая, атаман.

На третье утро, я встал с внутренним мандражём. Попил только кофе, Эльза положила нам в машину бутерброды. Стал открывать ворота, подошёл какой-то рыжеватый, кучерявый, загорелый парень в студенческой тужурке.

— Утго добгое. Вы, господин Богн?

— Салют. Я. А что?

— Я Фима Файбишович, студент Лазагевского института восточных языков, габоту пегеводчика ищу. Агабский, пегсидский, тугецко-татагский, — отозвался Фима.

— Ладно, студент, залезай в машину, разберёмся. Его картавость мне приглянулась.

— Пгемного благодаген.

— Слышь, студент, есть хочешь? — поинтересовался Борисов. Студент сглотнул.

— Есть немножко.

— На, жуй бутерброды.

— Пгемного благодаген…

Борисов посмотрел на хихикающую Зосю, и как уплетает бутерброды Фима, и пульнул старую шутку:

— Слышь, Борн, дай студенту десятку…

— Пгемного благодаген…

Подъехали к таможне. Мамма мия! С полтысячи людей, тысячи верблюдов, лошадей, ослов и мулов, столпились перед зданием. Крик, рёв, злые, восточных людей, лица. На этом фоне совершенно утерялись пять конных калмыков.

— Бачка, орда. Мал мала скотина, — младший урядник Ока Городовиков был растерянным, но злым на определения…

У меня в голове все инструкции смешались.

— Фима давай толмачь! — прогудел приказ Борисов.

У Фимы и картавость пропала, когда он стал «разруливать» проблему.

— Роман-паша, приказал, Роман-паша, сказал, то, сё.

Толпу смирили, разделили и чуть по ранжиру не построили. Фима выяснил, что купцы были арабами, персами и турками. Этих было, где то ¾. Остальные были курдами. При этом часть из них, увидев меня, упали ниц.

— Это чё они так, Борн? Это чё, ты — царь? — Борисов, чуть не заикался от изумления.

— Царь, царь, Иоанн Васильевич, мы.

— Они говорят, что вы на их князя Рустама очень похожи. И у них 1851-й год, это если по-нашему, — Фима и тут оказался на высоте. А у остальных — 1900-й, ровно.

— Так, Ефим, э, Ромуальдович, берём тебя переводчиком. А это кто приехал?

С северов прибыли чиновники с Ростовской таможни, молодые ребята, которых отправили в моё подчинение. И в щеголеватой пролётке подкатил мой заместитель. Вот, я потом с Николаичем оборжался. Мамма мия! Звали этого худого высокого господина — Воробьянинов Ипполит Матвеевич! Да и остальные приехавшие — Бендер Остап Сулейманович, Крамаров Савелий Викторович, Полесов Виктор Михайлович, молодые Андрей Брунс, Эрнест Щукин, Никифор Ляпис-Трубецкой и Гайдай Леонид Иович. Каково, а? За ними приехал жандармский ротмистр Пуговкин Михаил Иванович и есаул Никулин Юрий Владимирович, командир погранстражи.

Стервец Борисов тут же притаранил книгу «12 стульев», и «забыл» её на неделю в кабинете Фимы. Три дня я метался как оглашённый, разбираясь с восточными купцами. А потом предприимчивые одесситы, после карантина, переправили всех купцов в Одессу.

— Фима, твоих рук дело?

— Что вы, Гоман Михайлович.

— А костюм-троечка, с неба упали? Пиши объяснительную…

Зося в кассу положила триста рублей. От Фимы, рукоделистого. На четвёртый день зашёл в кабинет Борисова.

— А ты, что не работаешь? — спросил. Борисов, не отрываясь от игры в нарды с Зосей, положил передо мной файлик с приказом об его назначении. Прочитал, по диагонали. — А где дата выхода на работу?

— Забыли.

— Они забыли, а ты — забил на службу? У тебя, вон кедры уже пилить начали. И мог бы лесхоз организовать.

— Зачем? — чуть не по буквам произнес Борисов.

— Затем. Побочный заработок, дубина!..

Борисов вмиг исчез из кабинета. И меня прихватил. Нашли место под посадки, а Борисов из кустов принёс двух крупных индеек. Руками поймал. Потом Николаич набрал штаты, с егерями постарше водку пьянствовал, а молодых гонял.

А Киса Воробьянинов взъелся на Зосю. То это ни так, то другое. Началась у них манёвренная война.

В первый выходной съездили с утра на рыбалку на красивое озеро (казаки его Цацей назвали). Я весь такой крутой рыбак, с навороченными удочками, вообще ничего не поймал. Зато Борисов стал голыми руками сазанов одного за другим выкидывать на берег.

— Ты, Иван Николаич, подальше зайди, исподнее приспусти, может, русалку поймаешь, — ему Ромка так посоветовал.

— И этот переопылился, как и папаша.

Поржали, собрали рыбу и вернулись домой. И не кому даже в голову не пришло, что Ромка знает больше, чем ему лет.

— Дядя Рома, а давайте мультики посмотрим, — это уже дома, когда рыбу почистили. — У вас.

— Есть идея покруче. Друзей на велосипеде объедь и скажи, что будут мультики, э, на танцплощадке у РДК, для всех, и бесплатно.

— Культуру в массы, да, дядя Рома?

Кивнул дельному ответу. И в пять пополудни, человек двести детишек станицы смотрели «Ну, погоди», все серии. Образовался даже родительский комитет во главе с отцом Владимиром. А чтобы не было драк, посадили на входе звероватого, но добродушного казака Гошу Большого. Эта фамилия у него такая, и вес девять пудов. Мультики посмотрели, а через неделю парк Ясной был забит до отказа. Культурно отдыхали жители. Мультики для детей, фильмы в РДК, на улице караоке, карусели, ресторан Парамонова, шашлыки, чешское пиво, колесо обозрения, танцы. Культурная революция на лицо. Меня, правда, один тип здорово вывел из себя.

— Господин Борн, у меня от крайне высокопоставленных людей просьбица к вам.

— Чел, видишь, я занят. Смотрю «Приключения капитана Врунгеля».

— Я уверен, у вас есть другие фильмы, для настоящих мужчин, ну вы…

— Пшёл вон!

— Вы не понимаете, бла, бла, это же тысячи рублей!

— Гоша, выкинь это!..

Добропорядочный семьянин Гоша Большой так и сделал. Настроение у меня упало, вышел с танцплощадки. Типик, помятый, стоял перед входом и, увидев меня, стал грозиться:

— Борн, я на тебя найду управу! Бла, бла, бла…

Когда слюна этого типка попала мне на туфли, вытащил Глок. Типик унёсся от меня как ветер. «А если!» — мысль мелькнула интересная.

— Атаман, а давай в Ясной Олимпиаду замутим, — напряг Шатрова.

— Не потянем.

— Тогда пятиборье!..

Пятиборье замутили. Победил Семён Будённый.

Глава 24

Мне работать, потом стало проще. А начальство, как обрадовало. Перегудов привёз мне погоны майора таможенной службы. «За красивые глаза, и без всяких экзаменов. Сколько ж я мозолей притоптал заинтересованным лицам», — ещё подумалось.

— Вот решили этот чин реанимировать, — весело объявил мне Перегудов.

— А форма?

— А сами.

— Зося, ты мне форму построишь? Летнюю.

Зося угукнула согласием.

— Околыш фуражки и выпушка на брюках — фиолетовые, — просветил Перегудов.

— Хм, чуть-чуть фиолетовый Борн! — съязвила Зося, Перегудов не понял: — «Какая голубизна?»

— Хм. Поговорку придумал: «А мне всё фиолетово, я — таможня». Зося хохотнула.

— Браво, герр майор! — хохоток и у Перегудова присутствовал.

— У нас говорят — херр майор, — удружила опять Зося.

Но форму пошила за два дня. И на службу я заявился в летней форме с множеством стрелочек на рубашке с коротким рукавом. Шатров одеяние заценил. Зося меня сфоткала, отксерила и отфотошопила. Изображение поехало к вышестоящему начальству, и получило «добро». Зося ещё стала автором «Реформы военной униформы» с выплатой кругленькой премии. Чехословаки также форму оценили. И Зосю тоже. А вот с Кисой у них началась затяжная, позиционная война. Чудил и Борисов.

— Борн, почём ноне негранёные алмазы? — вопросил и высыпал на левую ладонь из замшевого мешочка кучку невзрачных камешков, у меня в кабинете.

— И это ты мне, начальнику таможни, показываешь?

— Фу-ты, ну ты. Я, может их нашёл.

— Нашёл?

— Вижу я, ты не в курсах. Пока, мажор!..

И пропал на три дня. С Эльзой. Вернулись вечером, когда я слушал компромат на Фиму, записанный Зосей на диктофон. Эльза сияла с диадемой, усыпанной алмазами, алмазным ожерельем и браслетом. Потом засияла и Зося; Борисов ей подарил большой и малый гарнитуры из благородного опала. Малый гарнитур она нацепила на работу, а я с утра чихвостил Фиму за ультралевизну. Как оказалось тщетно.

А на обновлённую Зосю повёлся Киса Воробьянинов. После обеда преподнёс букет роз, грассируя, шептал всякие шалости. Утром явился опять с розами, и с иссиня-чёрной шевелюрой. Чернявость у него длилась целый день. А сранья он задержался, и пришёл бритым наголо. Краска для волос подвела. Контрафакт попался. А стриг и брил Бендер. Час на таможне стоял улётный ржач, хоть психиатра вызывай. Киса не понял юмора. Но стал строчить доносы на меня. Меня вызвал Перегудов. Поехал объясняться, и с романом Ильфа и Петрова. Перегудов почитал, по заложенным мною страницам, и тоже ржал с полчаса.