Сергей Мусаниф - Прикончить чародея Страница 29

Я промычал в ответ нечто невразумительное. Попробуйте изъясняться связно с кляпом во рту.

— Надеюсь, они вытащат из твоего рта эту тряпку и будут варить в котле живьем, чтобы ты успел прочитать им лекцию о взаимопонимании и милосердии, — сказала Карин. — Вдруг она тронет их мелкие грязные сердца, и они решат отпустить нас на волю. Говорят, что знаменитые ораторы древности выкидывали и не такие фокусы. Одному удалось даже запудрить мозги стае диких волков.

Скосив глаза в ее сторону, я обратил внимание, что Карин прекрасно сложена. Мужская одежда не позволяла разглядеть сих подробностей раньше. Это была настолько несвоевременная мысль, что я чуть не рассмеялся.

Наверное, так начинаются истерики.

— Я даже знаю, как именно ты попытался бы мне возразить, если бы мог разговаривать, — продолжала Карин. — Ты бы заявил, что, дескать, это не те типы, которых ты пугал своим магическим файерболлом, и мы ничего не выиграли бы от их смерти. Ошибаешься. Если ты присмотришься повнимательнее, то у одного из костров ты увидишь нашего друга Гмыка. В первый раз мы натолкнулись на один охотничий отряд, идиот ты этакий. И если бы мы их убили, они не сообщили бы о нас остальным и не устроили бы засады. А обнаружив их обезображенные трупы, племя бы просто не рискнуло с нами связываться. Видишь ли, дело в том, что гоблины разделяют мои взгляды на жизнь, а не твои, и почитают милосердие слабостью, а не силой.

Это было унизительно. Все это, но особенно тот факт, что я не имел возможности возразить на ее обвинения. Отчасти потому, что мой рот был забит кляпом, а отчасти потому, что Карин была права. После ее слов я действительно разглядел Гмыка у одного из костров.

А как бы иначе они узнали, что я чародей и заткнули бы мне рот?

Еще меня удивляло, как Карин узнала о моей стратегии защиты. Неужели всего за несколько дней она так хорошо изучила мой образ мыслей?

— Я всегда знала, что умру насильственной смертью, но даже и подумать не могла, что мой жизненный путь закончится в желудке у гоблина, — заявила Карин. — Конечно, я сама виновата, что попала в такой переплет. И дело даже не в том, что я не настояла на истреблении Гмыка и его приятелей. Мне вообще не стоило с тобой связываться. Надо было просто забрать пару золотых за ту трактирную драку, и отвалить в сторону. Потому что уже в следующий миг мне продырявили руку стрелой, и я так и не смогла узнать, кто же это сделал. Смерть ходит за тобой по пятам, красавчик. Меня только несказанно удивляет тот факт, что она тебя не еще догнала.

Черт побери, скорее бы нас уже начали жрать.

Но гоблины не обращали на своих пленников никакого внимания. Еда — она и есть еда. Наверное, время ужина еще не наступило.

Непонятно только, почему гоблины нас сразу не убили? Боялись, что мы протухнем по дороге? Любят свежатинку?

— Лично я думаю, что тебя прокляли, красавчик, — сказала Карин. — Должно же быть какое-то логичное объяснение твоему постоянному невезению. Я никогда не слышала, чтобы столько проблем свалилось на голову одного человека одновременно. Стражники, драконы, ночные снайперы, гоблины, обвинение в убийстве, которого ты не совершал… Это абсолютно ненормально, красавчик, уж поверь моему богатому жизненному опыту.

Гоблины, где вы? Ау? Я хочу в котел. Или на вертел. Более изощренной пытки не смогли бы придумать и заплечных дел мастера самого короля Людовика.

— Готова признать, ты изворотлив, как угорь в мутной воде, — сказала Карин. — Тебе удалось выпутаться из нескольких передряг, которые могли стать смертельными. Но теперь ты приплыл, красавчик. И я вместе с тобой. Это конец.

Существовала исчезающе малая вероятность, что к стойбищу гоблинов нагрянут их естественные враги — гномы — которые успеют нас спасти. В приключенческом романе так бы оно и случилось, и выручили бы нас в самую последнюю минуту, достав из уже закипающего на огне котла.

В жизни так не бывает. Глупо надеяться на «бога из машины». Надо рассчитывать только на свои собственные силы.

А это значит, что рассчитывать не на что.

Как говорят наши соседи по континенту орки, это кирдык.

— Если тебе интересно, я убила штук десять этих маленьких мерзавцев, и еще столько же покалечила, — сказала Карин. — Но им удалось свалить меня с ног и ударить по голове. Полагаю, до кучи они сломали мне пару ребер. А чем можешь похвастаться ты, красавчик? Сколько гоблинов ты записал на свой счет сегодня?

Ни одного.

Скорее всего, она это прекрасно знала.

Может быть, ее монолог — это такая тихая истерика? Никто не хочет умирать, тем более, никто не хочет умирать таким образом.

Я задался вопросом практического характера. Если я со всех сил ударюсь затылком о скалу, потеряю ли я сознание и избавлюсь ли от выслушивания ее вполне справедливых, но все равно обидных обвинений? Наверное, да.

Я не стал этого делать.

Зачем лишать свою спутницу последнего утешения — возможности выплеснуть на меня все свои эмоции?

— Конечно, я понимаю, что ты не воин, а чародей, — сказала Карин. — Но ты мог бы проявить хотя бы видимость сопротивления, особенно когда речь идет о твоей собственной жизни. Или у чародеев отсутствует инстинкт самосохранения? Но тебя ведь учили драться в детстве, ты сам это говорил, и я это вижу. Почему же ты не дрался?

Потому что меня застали врасплох. Слабая отговорка. С Мигелем она бы точно не прокатила.

— Видимо, тебе суждено понять истинное устройство мира только перед самой смертью, — сказала Карин. — Надеюсь, хоть сейчас ты понимаешь, как заблуждался?

Языком я пробовал кляп на прочность, одновременно пытаясь вспомнить невербальное заклинание, разработанное чародеями именно на тот случай, когда им затыкают рты и вяжут руки. Всего несколько пассов пальцами на одной руке. К сожалению, я не мог вспомнить, о какой именно руке идет речь, не говоря уже о последовательности движений. Вроде бы, начинать надо с мизинца.

— Ладно, ты меня извини, Рико, — сказала вдруг Карин, даже припомнив мое имя, а не использовав ее обычное обращение «красавчик». — Ты лажанулся, но я, как твой телохранитель, лажанулась куда больше. Не буду отравлять последние минуты твоего существования своей болтовней. Прости, что я оказалась плохим телохранителем. А ты, несмотря на все твои несчастья, был не самым плохим клиентом. Еще раз извини.

Она замолчала.

Странно.

Еще мгновение назад я мечтал, чтобы она замолчала, но когда она это сделала, мне стало куда хуже. Ее молчание означало только то, что она уже смирилась со своей участью. Лучше бы она продолжала говорить, пусть даже и проклиная меня на все лады.

Через полчаса нам уделил внимание старый гоблин, помимо набедренной повязки нацепивший на себя мои сапоги и куртку Карин. Шею уродца украшало ожерелье из костей, что позволило мне распознать в этом типе местного шамана. Коллега, так сказать.

В одной руке у него был посох, вырезанный из берцовой кости пещерного тролля, в другой — один из мечей Карин, самое свежее из всего трофейного оружия данного племени.

Шаман прислонил посох к стене, приставил клинок к моему горлу и вытащил из моего рта кляп.

— Я — шаман, — предупредил он. — Учую твое заклинание, и ты — труп.

Ха, он даже способен связно выражать свои мысли. Наверное, великий местный мудрец.

— Я — Штуг, — сказал он.

— Я — Рико, — не вижу повода, чтобы не представиться, тем более, что Штуг сделал это первым. Может быть, это начало продуктивного диалога?

— Ты — чародей, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Штуг.

— Да.

— Хорошо. Я вырву твое сердце, пока ты еще будешь жив, съем его и обрету твою силу, — да, вряд ли это можно считать обнадеживающим началом.

— Сила чародея не передается таким способом, — сказал я. — Это всего лишь примитивное суеверие.

— Женщина — великий воин, — сказал Штуг. — Гмык съест ее сердце и обретет ее силу и ловкость.

— Вряд ли, — заявила Карин. — Скорее, твой Гмык мной подавится.

— Когда говорят мужчины, женщина должна молчать, — сказал Штуг. Не стоило ему говорить Карин подобные вещи.

— Это кто тут мужчина? — поинтересовалась она. — Неужели у тебя есть что-то под твоей повязкой?

Штуг огрел ее посохом. Похоже, он попал по сломанным ребрам, потому что лицо Карин искривилось от боли.

— Почеши правее, — попросила она.

Второй раз шаман, никогда не слышавший, что женщин бить нехорошо, ударил гораздо сильнее, целясь в живот. Карин согнулась, подтянув связанные ноги к туловищу.

— Еще разок, — попросила она. — Похоже, ты попал, куда надо.

Чего она добивается? Чтобы ее забили до смерти?

Правая рука, вспомнил я. Правая рука, и начинать надо не с мизинца, а с безымянного пальца.

Все еще держа клинок у моего горла, Штуг занес посох для следующего удара. А ведь он меня уже порезал, заметил я. Должно быть, дернул рукой с мечом, когда бил Карин. Горячая струйка крови потекла мне на грудь.