Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов - Человек человеку - кот Страница 29

Катька покосилась на министра и презрительно фыркнула.

В гражданской компании это вызвало бы обвал, взрыв хохота. Но сейчас павильон будто обледенел.

— Она же не знает, что вы тут главный, — сказал Павлов очень мягко. — Команда была принята, но отвергнута. Это вопрос безопасности — пока жив проводник, «Клинок» слушается только его. При работе в группе «Клинок» постепенно осознает ее внутреннюю иерархию. И где-то через полгода старший группы сможет управлять всеми приданными «Клинками». Но только в отсутствие их проводников. И… «Клинки» будут тосковать. Они роботы, но живые.

— Извините, — холодно сказал министр. — У вас, похоже, все мелочи просчитаны.

— Мы обязаны, — скромно отозвался завлаб.

— А если проводник мертв?

— При отсутствии четко поставленной задачи, будет охранять тело. Около суток. Потом начнет искать своих поблизости, наконец, попробует вернуться в точку базирования. Если «Клинок» уже, так сказать, в подразделении социализирован, он сразу по прибытии найдет старшего начальника или разводящего и переподчинится ему. Пока не получит нового проводника. Конечно, изделие переживет серьезную травму, но работать нормально сможет… Увести осиротевший «Клинок» с поля боя в безопасное место сможет любой наш боец, обладающий кликером или знающий боевой язык.

— Что значит — наш боец? — переспросил министр подозрительно.

— У «Клинка» хорошее зрение и нюх.

— И?..

Павлов на миг задумался, подыскивая слова. Умение полосатиков отличать своих от чужих его самого поражало.

— Наши пахнут и выглядят по-нашему, — объяснил Павлов, как ему показалось, исчерпывающе.

От него по-прежнему чего-то ждали.

— У «Клинка» высокая избирательность. В комплексе она выше человеческой. Если популярно — русского с белым американцем или еврея с арабом «Клинок» даже в полной темноте не спутает. Хотя нации близкие. Но и нюх, повторюсь, хороший.

— Знаем мы, какой у ваших изделий нюх, — сказал министр в сторону.

— Еще вопросы? — спросил Павлов елейно. Его так и подмывало рявкнуть: «Вы кошек не трогайте, все претензии к теме «Кино», пожалуйста!». Он уже жалел, что попал на представление. Все пошло криво. Здесь действовали механизмы, о которых завлаб не знал ничего. Своим подчеркнуто холодным отношением к «Клинку» министр наверняка кому-то что-то показывал, но что и кому… У них тут были свои разборки, Павлова не касающиеся, но полосатикам и, в особенности, рыжикам это могло принести вред.

Бондарчук сидел, закатив глаза, и легонько покачивал головой из стороны в сторону. То ли за своих извинялся, то ли завлаба осуждал — непонятно.

— Еврея, значит, с арабом не спутает… — пробормотал «оружейник». — Полезное свойство. На натуре проверяли?

— Компьютерное моделирование показало…

— Ах, компьютерное…

Павлов закусил губу. Описать бы случай с вороной! С чердака потом целую стаю выселили, а трехцветка добыла именно ту. Это с посаженным нюхом! Но вскроется сопутствующее Катькиному подвигу разгильдяйство и утопит НИИПБ глубже некуда.

— Давайте закругляться, — предложил министр. — Благодарю вас, товарищ э-э…

— Доктор Павлов! — подсказал Бондарчук. — Павлов, да. Вы свободны, до свидания. Что у нас теперь, доклад испытателей? Хорошо, перерыв.

— Товарищи офицеры!..

— Вольно, вольно. Перекур.

Военные организованной толпой повалили на выход.

— Мышка бежала, хвостиком махнула… — пробормотал завлаб себе под нос. — Снесла дедушке яичко. Напрочь.

Катька, будто демонстрируя отношение к происходящему, неприлично раскорячилась на столе и начала вылизывать у себя под хвостом.

— Бери мою тачку и сваливай в темпе! — прошипел Бондарчук.

— А полигон, банкет?.. — без особой надежды спросил завлаб.

— С тобой попрощались, идиот! Ох, Павлов, дорогуша, ну ты и выступил! Не понял еще? Министр что-то знает про твой образец, мать его за ногу! Я тебя, паразита, даже спрашивать не буду, кто она на самом деле, эта Катька!

— Гражданка, — признался Павлов и виновато шмыгнул носом.

— А-а… О-о… Убил. Без ножа зарезал. Су-у-ка… Расстрелять! Почему гражданка? Откуда? Самопал?!

— Да какой самопал, я что, в арбузной лавке работаю?! Был приказ. Лично директора. Кто ему — не в курсе.

— Зато он, — Бондарчук ткнул пальцем в сторону дверей, — очень даже в курсе, дорогуша. Павлов! Свинья неблагодарная! За что?!

— Директор сворачивает работы по гражданке. А модель удачная, ты сам видел. Я надеялся договориться…

Тут Бондарчук завлаба перебил и в нескольких энергичных фразах объяснил ему, кто он такой, и с кем ему о чем положено договариваться.

— В общем, — заключил генерал, — через минуту духа вашего педерастического здесь нету! А я, может, послужу еще… Хотя сомнительно. Ой, Павлов! Убийца… Хуже Шарикова. За что же вы так генералов не любите?!

— Извини, — завлаб покаянно вздохнул. — Мне не повезло.

— Подставляла ты бессовестный! — горько сказал Бондарчук и удалился шаркающей походкой ознакомленного со смертным приговором.

Павлов спихнул Катьку со стола. Когда весишь сто двадцать килограммов при росте два метра, чужие габариты почти не волнуют.

Скорее уж они волновали костлявого невысокого министра — это Павлову в голову только что пришло. Может, товарищ военачальник помимо всяких потаенных мотивов элементарно не любил крупных животных. И крупных биотехов.

— Пошли, кошка драная! — рявкнул Павлов. — И не верти задницей. Довертелась. Лярва рыжая. Иметь тебя конём!

Это уж звучало совсем несправедливо, но завлаб сейчас плохо соображал. Ему хотелось рвать и метать. Первым он разорвал бы и разметал себя лично. Было невыносимо стыдно. Перед всеми, начиная с Бондарчука, и заканчивая шефом.

Еще было заранее обидно — Павлов уже с ног до головы исказнился сам, а дрючить его, тем не менее, будут. С темы снимут влегкую. За самоуправство и не так прикладывают. Из института попросят вряд ли, но длительный неоплачиваемый отпуск для начала обеспечен. А там как повезет, могут и отстранить от практической работы. Откомандируют лекции читать в альма матер — родной Ибиотех. Тоже, блин, душевное название — Катька смотрела на Павлова недоуменно. Думала, наверное, что день выдался на редкость яркий и вообще жизнь удалась. И причин внезапного озверения хозяина понять не могла.

— Пойдем же, — сказал Павлов уже мягче, хватая кошку двумя пальцами за кольцо на ошейнике. Сильно нагибаться для этого не пришлось.

Сразу за дверью павильона их обступили и просто так уйти не дали. Посыпались вопросы. То, что у товарищей офицеров руки буквально чешутся Катьку погладить, было написано на лицах. И в теоретическом плане интересовал всех именно «демонстрационный образец».

Они, как недавно Бондарчук, «хотели такую кошку». Могли бы и не говорить, но кое-кто — признался. Старший испытатель, ни больше, ни меньше. Страшноватый на вид майор, весь в шрамах, эдакая военная реинкарнация доктора Шаронова, способная одним небрежным ударом вырубить немецкую овчарку, а двумя — кавказскую.

Катька майором заинтересовалась — еще бы, он за последний год пропах «Клинками» до спинного мозга. Павлов вздохнул и сказал: «Нате, целуйтесь, вам разрешаю». Майор, не заставляя себя ждать, ловким щелчком отстрелил сигарету в урну и полез к трехцветке мурлыкать. Натурально — он ей что-то по-кошачьи пел, а сам так и сиял, восхищенно теребя пышную рыжую гриву. Катька откровенно нежилась. Павлов даже укол ревности ощутил. И зависти — он кошкам только щелкать умел да команды подавать. Ну, еще всякие проявления нежности, без которых доверия не завоюешь. Вроде бы искренние проявления. Вроде бы.

Павлов к кошкам всю жизнь удивительно потребительски относился, даже к тем, что в доме жили, это ему вдруг в мгновенном прозрении стало ясно до боли. У человека положено быть коту — для компании, для удовольствия, для развлечения, от мышей, наконец — ну, и…

Полюбил он впервые по-настоящему только образец ка десять эр десять. Полюбил очень.

Пигмалион хренов.

— Дайте, пожалуйста, сигарету, — попросил завлаб сдавленным голосом. Курить он бросил десять лет назад. Дым обжег горло, вызвал мучительный кашель, но голову немного «повело» и стало полегче.

Издали на столпившихся вокруг Катьки офицеров бросал неприязненные взгляды министр. Он беседовал с «оружейником», неподалеку курсировал, страдая, Бондарчук.

Вслед за майором к Катьке начали тянуть руки и остальные.

— Слушайте, нам пора! — взмолился Павлов. — Выступят полосатые, успеете с ними потом наиграться.

— Полосатики очень хорошие, — сказал майор, с трудом отрываясь от Катьки. — Но эта — особенная. И когда мы будем работать с такими?

— Уже никогда, — отрезал Павлов, глубоко затянулся и кашлянул. Все равно хорошо было покурить. Он бы сейчас еще и выпил.