Лякмунт - Основание Страница 29

После смеха, как часто бывает, возникла неловкая пауза, которую я поспешил заполнить вопросом:

— Что ты там говорила о невосполнимых ресурсах, не могла бы повторить?

— Андрей, ты в состоянии меня послушать, не перебивая, минут десять? — попросила Ира. Я пообещал сделать всё возможное и невозможное, после чего Ирина начала рассказывать. Рассказывала она, нужно отдать должное, не только последовательно, но и увлекательно. Я бы сказал, что получил еще одну версию устройства мира. С частью сведений, которые мне изложила Ирина, меня успели ознакомить Петров с Робертом Карловичем. Правда, в изложении Иры существенно менялись некоторые акценты. А кое-что было для меня совсем новым, ведь я в «этом бизнесе», как по-американски выразилась Ирина, всего лишь месяц с небольшим. А Ира в нём крутится уже больше десяти лет, с детства.

Судя по всему, осознанное применение секвенций началось очень давно, тысячи лет назад. И сразу же появились первые медведи, которые старались противодействовать такой практике. Медведи с самого начала были более склонны к объединению в сообщества, чем буллы, использующие секвенции. Объясняла Ира это тем, что потребители секвенций всегда были в значительной степени своекорыстны и скрытны, в то время как их противники действовали из правильных или не очень, но высоких убеждений. Интересно, что и те и другие всегда были против широкого распространения знаний о секвенциях, в том числе и о самом факте их существования. Причины этого вполне очевидны. Те, кого мы сегодня называем буллами, не желали ни с кем делиться своими преимуществами. А медведи понимали, что воспрепятствовать использованию секвенций, когда о них знает каждый, практически невозможно. В борьбе с буллами медведи применяли самые различные методы, начиная от убеждения и заморозки секвенций, заканчивая уничтожением буллов вместе с их коллекциями формул. Война между буллами и медведями продолжается до сих пор. Но, выражаясь в терминах современной геополитики, такая война всегда носила достаточно локальный характер, не перерастая во всеобщую.

По словам Иры, силы сторон всегда были примерно равны, поскольку буллы использовали преимущества, напрямую получаемые от применения секвенций, а медведи могли противопоставить этому организованность и организацию. Ирина призналась, что более-менее связное представление она имеет лишь о том, как эта война протекала на территории, так называемой эллинистической цивилизации. Под этим смутным, на мой взгляд, определением, подразумевалась вся Европа, северная Африка и обе современные Америки. Ирина призналась, что не представляет, как развивались взаимоотношения людей с секвенциями в Китае, Японии, Африке и доколумбовой Америке, но картина, судя по всему, повсюду была примерно одинаковой.

Понемногу Ирина перешла к тому, чего она от меня, собственно, хочет. Я был уверен, что просьба сведется к тому, чтобы я отказался от выполнения секвенций. Девушка, как я уже сказал, мне нравилась, но выполнять такое пожелание я был совершенно не намерен. Когда я узнал, чего Ирина от меня ждет на самом деле, то просто онемел от возмущения. А хотела она ни много ни мало, чтобы я добровольно принял участие в секвенции трёхсотлетнего безразличия. Тот факт, что после завершения секвенции я сделаюсь телом бездыханным, её, похоже, не слишком заботило. Обретя дар речи, я для начала ответил резким отказом. Затем поинтересовался, считает ли она порядочным предлагать кому-то отдать свою жизнь за её убеждения. Ирина грустно посмотрела на меня и очень тихо произнесла:

— Андрей, в этой секвенции, кроме граспера, принимает участие граспéсса. Догадываешься, кто будет этой граспéссой?

Я догадался и мысленно признал, что при таком раскладе просьба Ирины теряет большую часть возмутившего меня цинизма. А вслух предложил считать, что мне сделано предложение, я его всесторонне рассмотрел, но совсем не заинтересовался. Уж не знаю, какого ответа ожидала Ирина, но она умокла на пару минут и занялась созерцанием своих тапочек.

— Ну почему именно, я? — воскликнул я беспомощно. — Уверен, что в мире есть еще несколько десятков известных вам грасперов. Поговори с ними, может, они посговорчивей окажутся!

— Все известные нам грасперы, — голос Ирины звучал неприязненно, — успели принести нерушимое обещание в том, что не будут принимать участие в секвенции великой заморозки. Если мы попытаемся использовать такого граспера даже с его согласия, он просто перестанет дышать. Нерушимое обещание отменить невозможно.

Честно говоря, меня порадовало это, ранее мне неизвестное, свойство нерушимого обещания. Во внезапном приступе великодушия я посоветовал:

— Может быть, вам поискать новых грасперов? Не известных пока ни буллам, ни вам.

— Спасибо за совет, — иронично ответила Ирина, — мы этим занимаемся непрерывно. Как, впрочем, и буллы.

Затем упорная девушка произвела еще одну попытку уговорить меня. Теперь она апеллировала не к моим непонятным обязательствам перед миром, а совсем к другому. По ее словам выходило, что с физической смертью существование не заканчивается, а, можно сказать, только начинается. Этому факту есть неопровержимые доказательства, и пусть я попрошу «своих старичков» просветить меня по этому вопросу. Старички, мол, прекрасно обо всём этом осведомлены. Я набрал в грудь побольше воздуха для достойного ответа, но был прерван Петровым, появившемся в лаборатории.

Я обернулся на звук его шагов. Примерно так я себе представлял поступь статуи Коммодора, но Петров передвигался раза в три быстрее, чем статуя. А то и в четыре. Через пару секунд он стоял передо мной, опираясь на свою трость, и лик его был ужасен. Похоже, тот факт, что его тощий зад обращен к лицу молодой дамы, нисколько его не заботил.

— Траутман, — заорал он, — Траутман, ты знаешь, что твориться? Война, настоящая война!

Усадить Петрова в кресло оказалось делом невозможным, и я выслушал его сообщение сидя. Наверное, примерно так низкорослый Наполеон принимал реляции маршала Нея. События, как я вскоре понял, действительно очень сильно напоминали начало войны. Оказалось, что за последние два часа в разных частях планеты была предпринята дюжина попыток похищения грасперов. Счет убитым шел на многие десятки. В большинстве случаев грасперам удалось отбиться с помощью собственных охранных подразделений, тем не менее, двое были похищены. По словам Петрова, оба из похищенных успели принести нерушимое обещание о неучастии в секвенции большой заморозки, поэтому нападавшие, а это, несомненно, были медведи, своих целей не достигнут. Один граспер перестал дышать непосредственно в процессе похищения. По-видимому, с помощью нерушимого обещания он обезопасил себя от любого насильственного лишения свободы. А что самое невообразимое, началось физическое истребление буллов. Поскольку погибшие буллы, как заметил Петров, работали отнюдь не менеджерами по продаже пиццы, запланировать и осуществить такое массовое уничтожение могла только очень серьезная организация, имеющая немалый опыт в осуществлении силовых акций. Тут Петров развернулся лицом к Ирине, предоставив созерцать свою тощую черную задницу мне.

— Что вы задумали, зачем ты здесь? — зарычал он страшным голосом. Я привстал, выглянул из-за плеча и посмотрел на Ирину. Она показалась мне очень расстроенной и растерянной, но не испуганной.

— Это экстремисты, такие у всех бывают, — встав со стула и распрямившись, убежденно сказала Ирина.

— Вот что, милочка, — Петров навис над девушкой скалой, — соизвольте передать своим хозяевам, — девушка, глядя Петрову в глаза, попыталась еще шире расправить плечи, и почти крикнула: «У меня нет хозяев!»

— Замолчите! — проорал в ответ Петров. Сейчас речь идет не о вашем человеческом достоинстве и прочих понтах, вы же это в состоянии понять! Передайте им, что если произойдет еще хоть одно убийство, похищение или нападение, я пойду на крайние меры. Сейчас я вполне могу себе это позволить.

Ирина на секунду задумалась и попросила довольно спокойным голосом: «Отдайте мне мой телефон».

Петров вытащил из кармана трубку и сунул в руки девушке.

А у тебя, братец, слабость к чужим мобильникам, только я это успел подумать, как громовержец Петров повернулся ко мне и прорычал:

— А что ты, Траутман, скажи мне, что собираешься сейчас предпринять? У тебя есть план?

Как ни странно, но план у меня был. Я встал со стула, взял Петрова за локоток, отвел подальше от Ирины, которая что-то выясняла по телефону, и изложил свою идею.

Петров задумчиво почесал подбородок, пробормотал что-то похожее на «вот видишь, можешь, если петух клюнет», — и покинул лабораторию.

Ирина вскоре закончила телефонную беседу и подошла ко мне.

— Ты представляешь, какие крайние меры он имел в виду? — поинтересовался я.