Кир Булычев - Харизма Страница 3

– У нас каждый президент – харизматический. Даже действующий.

– Не спорю. Но теперь у нас появилась возможность поставить эксперимент. Если путь, избранный нами, правилен, то мы сможем сделать из Семена Эдуардовича фигуру всероссийского масштаба. Надеюсь, что сам Семен Эдуардович не возражает.

– Может быть, псевдоним взять? – спросил на это Золушка.

– Он уже согласен, – проворчал провизор Савич. Как представитель правых сил и демократ он подозревал, что за харизмой всегда скрывается диктатор.

– Зачем вам псевдоним? – удивился Стендаль. – У вас же хорошая русская фамилия!

– Вот именно, – заметил бывший пасынок. – Но если мы обратимся к истории, понимаешь, что все себе выбирали псевдонимы погромче.

– Кто это – все? – спросил Удалов.

– Наши.

– Не понял?

– Ну, другие харизмы. Гитлер был Шикельгрубиером, Сталин – Джугашвили, а Троцкий – Канцельсоном.

– Бронштейном, – поправил Иванова Минц. Эксперимент шел слишком хорошо. У Минца даже закололо под ложечкой.

Решили пока обойтись без псевдонима.

Золушку приглашали в дома. И Савич, и Ложкин.

Но остальная общественность сразу спохватилась. Потому что Минц и газета желали провести чистый эксперимент, а не отдавать Иванова Семена на откуп какой-то партии.

Иванов согласился, и даже согласился переночевать в кабинете редактора газеты на диване периода первых пятилеток, и попросил дать ему зеркало, чтобы привыкнуть к самому себе.

Мише Стендалю было неловко оставлять Иванова Семена на ночь в кабинете, но Иванов, который все более осваивался в своей роли, произнес с доброй улыбкой, широко раздвинувшей тонкие губы, отчего он еще более стал походить на лягушку:

– А мне надо о многом подумать. Так что ночь у меня пройдет с пользой.

Попрощались и покинули пасынка.

Как ни странно, мысли, владевшие гуслярцами в ту ночь, были схожими.

Первая очередь мыслей овладевала по дороге домой: и какого черта мы ухлопали вечер? Неужели опять попались на удочку этому сумасшедшему изобретателю?

Так же, кстати, думал и профессор Минц. С одним отличием. Вместо «сумасшедшего изобретателя» в его мыслях фигурировал этот идиот Ложкин, который, впрочем, был ни при чем.

Вторая мысль была ответом на вопрос жены, дочери или любовницы:

– Где ты весь вечер шлялся?

– Встречались на политическом собрании с одним человеком.

Третья мысль приходила в три часа ночи, когда они просыпались и долго лежали в темноте, глядя на полную луну за окном и думая: и что мне сдалась эта лягушка? Не видел никогда противнее рожи... хотя в ней что-то есть.

И наличие чего-то еще более раздражало.

Утром, независимо друг от друга, все вчерашние собеседники встали пораньше, тихонько почистили зубы и поспешили к редакции «Гуслярского знамени».

Но таинственность не помогла.

Город невелик, и шаги на рассветных мостовых разносятся по всей округе.

Уже на площади Землепроходцев пути их сошлись.

Некоторые улыбались и здоровались, а другие, как Ложкин, взявший с собой двух соратниц по движению и красный флаг, сделали вид, что никого не узнают.

Как вам известно, редакция выходит на узкую Советскую площадь, отороченную Гостиным двором и бывшим зданием горкома – горисполкома.

Перед горкомом стоит деревянная трибуна, покрашенная синей краской. На нее при коммунистах восходили отцы города и передовики, чтобы махать демонстрантам.

С тех пор трибуна пустовала. Иногда кто-нибудь организует санкционированный митинг, да никто на них у нас не ходит.

Но сейчас у трибуны стояли люди.

А с трибуны выступал харизматик, Золушка Иванов.

И он говорил:

– Хватит! Хватит нам топтаться на месте, совершенно не развивая экономику и топчась на месте. Нашему обществу, пережившему тяжелые времена развала Союза и предательства интересов, в частности, я должен обратить ваше внимание на порочное поведение моего так называемого отца Иванова Эдуарда, который с моими сводными братьями, не побоюсь этого слова – предателями интересов нашего Отечества и, возможно, лицами кавказской национальности, кормил меня только кроличьей тушенкой, от которой получается несварение желудка.

Небольшая толпа слушателей Иванова Семена глухо зашумела.

– Когда мы с вами пойдем к светлому будущему нашего города, не забывайте, кто стоял у нас на пути!

Харизматик поднял к небу кулак, и все его слушатели послушно подняли к небу кулаки.

– А пока попрошу вас вкладывать добровольные взносы на дело нашей партии. Членские билеты получите послезавтра!

Он щелкнул пальцами, и из-за его спины вышла хорошенькая девушка, которую Удалов отлично знал, потому что она торговала канарейками на городском рынке.

Хорошенькую девушку звали Тамаркой. Иванов Семен, обращаясь к толпе, заявил:

– Каждый, кто внесет десять рублей, получает звание рядового необученного. Водораздел лежит за пятью баксами. Это значит функционер-активист. За двадцать баксов принимаем в Центральный комитет.

– А что за партия? – крикнул из толпы Минц.

– Партия народного освобождения, Лев Христофорович, – ответил Иванов Семен. – Мы идем на выборы губернатора единым списком. Вас я приглашаю в консультанты бесплатно.

– То есть ты мне не будешь платить? – удивился Минц.

– Ни копейки с тебя, профессора, не возьму! Помогай, строй наше движение, рука об руку, полным ходом, поспешай, не болей!

– Я знаю, кто он, – тихо сказал Корнелий Иванович. – Он органчик.

– Из города Глупова? – спросил Грубин.

– Оттуда, брат, оттуда.

– А мы хотели еще кое о чем посоветоваться, – промямлил Минц.

– И не мечтай, Христофорович! Время советов безвозвратно кануло в Лету. Можно сказать, в зиму.

– В яму! – сказали хором его сводные братья, которые уже влезли за его спиной на трибуну.

Толпа, подросшая за последние минуты, дружно ахнула, умиляясь сообразительности и мудрости харизматика.

Удалов поежился. Он прожил долгую жизнь и многого навидался.

– А интересно, – тихо произнес он, – все эти харизматики хотят порядка и дисциплины?

Ему не ответили.

Минц уже пошел обратно.

Савич шагал рядом и размышлял:

– Но ведь он не красивый, не милый, не обаятельный и, может, даже не очень умный. Почему же?

– Это и есть харизма, – ответил Минц.

– И что будем делать? – спросил Грубин.

– Ничего, – сказал Минц. – Мы его породили, не нам его убивать.

Когда они вошли во двор, сверху из окна свесилась Ксения Удалова.

– Мужики, – сообщила она, – по радио передавали, что Иванова Семена утвердили кандидатом в вологодскую Думу.

– Быстро, – вздохнул Грубин.

– Бери выше, – сказал жене Удалов. – Не сегодня-завтра быть ему губернатором. Стоит ему только в телевизоре появиться.

– Уже появлялся, – сказала Ксения. – Не произвел впечатления.

– Это только первая реакция, – сказал Минц. – Будет и вторая.

Вторая реакция случилась во время обеда. Ксения занесла половник над тарелкой мужа, замерла, пошлепала губами и произнесла:

– Кого-то он мне напоминает.

– Кого же? – заинтересовался Удалов.

– Или покойную тетю Симу... либо горностая. Вот именно – горностая!

Удалов горько улыбнулся. Любовь толпы принимает странные формы.

Ему-то самому, неподвластному влиянию харизмы, Иванов Семен представлялся, правда, чем-то похожим на полководца Суворова в деревенской ссылке, готовым сейчас же ринуться на Чертов мост...

«Чепуха мерещится», – оборвал себя Удалов.

Вечером они вышли во двор, уселись за стол для домино, но, конечно же, в домино не играли, а беседовали.

Понимали, что старая жизнь окончилась, а что сулит новая – догадаться было нелегко.

Над городом прошел вертолет без опознавательных знаков.

– Не время вертолетам летать, – сказал Грубин.

– Ох и не нравится мне это... – Удалов вскочил и кинулся прочь со двора. За ним побежал Миша Стендаль.

Бежать пришлось недалеко.

Вертолет опустился на площади Землепроходцев, рядом с бетонной ладьей.

Из него выпрыгивали омоновцы в соответствующих чулках на головах.

За омоновцами вышли трое в штатском.

Удалова такими демонстрациями не запугаешь.

– Добрый вечер, – сказал он вежливо, но строго. – По какому поводу несанкционированный митинг?

Противника следует ошеломить. Ведь если ты станешь о причинах рассуждать или возражать, они тебе врежут прикладом по затылку и даже в больницу не отнесут.

А грозный, хоть и бессмысленный окрик действует.

Трое в штатском сразу почувствовали в Удалове родную душу и ответили нестройным хором:

– Имеем указание об изъятии гражданина Иванова Семена Эдуардовича.

– С какой целью? – рассердился товарищ Удалов.

– Обнаружились нарушения в регистрации в качестве кандидата.

– Ясно, – сказал хитроумный Удалов. – Выполняйте.

Но тут-то и наступила пауза. Чтобы выполнить, следовало найти.