Кир Булычев - «Твоя Рашель...» Страница 3

– Вы совершенно правы, – сказал Минц. – Я тоже об этом размышлял и пришел к некоторым выводам.

– К каким же, если это не засекречено?

– Еще чего не хватало! Так бы я и позволил им секретить!

Случайно Никита Борисович нажал на самую чувствительную клавишу в клавиатуре минцевского сердца.

Минц не выносил секретов. И секретности. Иначе бы он, а не другие академики, изобрел водородную бомбу и получил бюст на родине героя. И жил бы он не в захудалом Великом Гусляре, а в престижной Черноголовке. Или даже в Пущине.

Но у Минца всегда был тезис: «Вы хотите меня засекретить? Скорее вы засекретите Северный полюс!» – «Уже засекретили»! – лгали соответствующие товарищи.

– Любой любознательный человек, – продолжал Минц, яростно сверкая очками на своего молодого собеседника, – может ознакомиться с результатами моих последних опытов. Было бы желание.

– У меня есть желание! – поспешил откликнуться Никита Блестящий. – Больше того, я хотел бы вам помогать, Лев Христофорович, помог бы получить наконец Нобелевскую премию!

– Вот это лишнее, – отмахнулся Минц.

Потом насторожился.

Все-таки он был проницательным человеком.

– Откуда вам известно про Нобелевскую премию, мой дорогой коллега? – спросил он.

– Ниоткуда, – нашелся Никита. – Я подумал, что вы достойны этой награды.

– Почему?

– Таковы масштабы! Человеческие и научные. Даже не зная о ваших трудах, даже не погружаясь в глубины вашего научного поиска, я всей шкурой ощущаю, что нахожусь рядом с гением. Простите меня за прямоту, Лев Христофорович.

– Лукавишь, ах лукавишь! – заявил Минц, но утешился. Любому из нас приятно, когда его именуют гением, даже если к этому нет никаких оснований. А ведь у Минца такие основания есть?

Так Никита Борисович вошел в дом доверчивого Минца и даже фактически стал его доверенным лицом в программе «Генерал за три года!». Из чего вы можете сделать вывод, что на армию также распространились революционные идеи Минца.

Никита Борисович не спешил, тем более что передача комнаты по наследству затягивалась. Теперь он полностью уверовал в значение открытия Льва Христофоровича, даже осунулся, стал быстрее в движениях и стройнее в талии. У него мелькали порой мысли остаться на всю жизнь рядом с Минцем, питаясь значительными ломтями с его интеллектуального стола, но потом он понял: нельзя, жизнь не ждет, она стремится вперед, самостоятельное плавание сулит собственные премии, власть и сказочное богатство.

Днем Минц со своим спутником, к ревнивой озабоченности Удалова, частенько наведывались в ближайшие детские сады или даже ясли. И проводили часы, наблюдая за детишками и записывая их игры и забавы на видеопленку.

Посторонний наблюдатель наверняка решил бы, что имеет дело с двумя сумасшедшими, в лучшем случае сумасшедшими педофилами.

– Смотри на Дарьюшку, – шептал из укрытия Минц, – сейчас она пойдет к Васе. Ведь он отобрал конфету у Венечки и намерен сам ее сожрать. Но не тут-то было...

Никита, убрав со лба мягкую черную прядь, прищуривал карий глаз и включал камеру.

Как всегда, профессор был прав.

Пятилетняя Дашенька уже подбиралась к силачу и задире Ваське.

Подслушивающее устройство на коленях у Минца запищало ее голоском:

– Васенька, ты хочешь меня стукнуть?

– Не хочу, – пробурчал Васька, который начал было разворачивать конфету, поглядывая краем глаза на дверь, куда минуту назад убежал ревущий Венечка, чтобы пожаловаться воспитательнице, но не просто воспитательнице Верочке и не Марии Павловне, а Серафиме Игнатьевне, тете Симе, которая вчера пила чай у его мамы.

В то же время Никита Борисович не спускал глаз с ловкого Ахметика, который уже забрался на дерево, нависшее над местом действия, и было видно, как ловко он смастерил арканчик, который незаметно спускал к руке Васьки.

– А за косичку хочешь дернуть? Изо всей силы? – спросила пятилетняя красотка.

– Ты реветь будешь.

– Васечка, когда ты меня бьешь или дергаешь, я только смеюсь, – ответила маленькая девочка. – Ты ведь такой сильный.

– А что тебе надо?

– А конфета шоколадная?

– Не знаю, не пробовал.

– А давай вместе попробуем? Я тебе помогу.

– Не надо мне помогать!

Дашенька уже подобралась к Ваське и погладила его по руке, в которой он сжимал конфету.

Арканчик повис над его рукой.

– Ну ударь меня, ударь, – проворковала девочка.

– Ладно, – сказал Васька, – я тебе и так дам откусить. Держи. Только сильно не кусай.

В этот момент дверь в детский сад распахнулась и оттуда вылетел склонный к полноте Венечка, а за ним разъяренная, как Сцилла и Харибда, воспитательница тетя Сима.

– Я те покажу, как маленьких обижать!

Многие дети на всякий случай разбежались кто куда, арканчик на веревочке, свисавший с дерева, схватил конфету, которую успел отпустить Васька, но не успела как следует схватить и Дашенька.

Конфета исчезла.

Васька крутил головой, стараясь сообразить, что же случилось. Венечка прыгал вокруг и кричал:

– У него в кармане, у него в кармане!

А тем временем истинный центр события сместился чуть в сторону, потому что с дерева, держа в кулаке конфету, спустился Ахметка, и зоркая Дашенька засеменила за ним, приговаривая на ходу:

– Ахметик-махметик, хочешь меня ударить?

– Выключаем камеру, – сказал Минц. – Эпизод зафиксирован. Давайте обсудим, какие генетические характеры мы видим на этой картинке...

А еще через три недели, так и не оформив комнату тети, Никита Блестящий покинул Великий Гусляр.

Сделал он это под утро, поймав на шоссе попутку до Вологды. Всего-то багажа у него был один чемодан, но чемодан был незаметно прикован к запястью тонкой стальной цепочкой, как у сверхсекретного дипкурьера. В этом чемодане к неизвестности неслась судьба Никиты, Великого Гусляра и всего человечества.

3

– Это трагедия? – спросил Удалов.

– Это больше, чем трагедия. Это глупейшая ошибка. Я позволил себе расслабиться, поверить какому-то проходимцу, который, как мне теперь понятно, выслеживал меня и сидел с удочкой, покачивая крючком с наживкой перед моим носом.

– Что он у тебя похитил?

– Методику – раз, методику – два, методику – три.

– А что – четыре? – спросил Удалов.

– Четыре, к сожалению, средство... назовем его, как обычно, эликсиром. Эликсир роста. Он ускоряет созревание организма в несколько раз. Так что мое открытие состоит из двуединства. Сначала ты можешь найти нужную тебе склонность или даже талант, а затем вырастить его в полевых условиях. Господин Блестящий знает теперь, по каким параметрам можно определить тот или иной талант, и имеет возможность вырастить его у себя на ферме. Или продать его мистеру Смиту.

– Или эмиру Кувейтскому, – добавил Удалов.

– Вот именно.

Друзья помолчали. Потом допили чай.

– Как его искать? – спросил Удалов.

– Найти его нелегко. Если он сам себя не выдаст.

– Начнем с милиции?

– В чем мы его обвиним?

– В краже. Многие люди видели вас вместе. Тебя в городе знают. Милиция поможет.

– Чепуха, – сказал Минц. – Он, наверное, уже принял меры.

Все-таки они подали заявление в милицию, но без пользы. Ни по старому московскому, ни по какому иному адресу Блестящего не обнаружили. Милиция предположила, что мошенник покинул пределы нашей Родины и скрывается в каком-нибудь офшорном государстве.

– Придется ждать, – сказал Минц.

– Чего будем ждать? – спросил Удалов.

– Сейчас рано говорить об этом, – сказал Лев Христофорович. – Но в моем открытии было одно слабое место, которое я не успел ликвидировать и совершенно не представляю, как это может получиться у Никитушки.

Назвав своего недавнего помощника ласковым именем, Минц вложил в это слово определенную иронию.

А Удалов не стал расспрашивать. Если профессор чего-нибудь не желает рассказывать, то из него это никакими клещами не вытянешь.

«Где Никита? – думал Удалов. – Может быть, несется по волнам вечности, потонул вместе с чужим чемоданчиком, а может быть, связался с международной мафией...»

Наверное, Удалову приятнее было сознавать, что обманщик плохо кончил.

Но Удалов ошибался. В то время у Никиты все было в полном порядке.

4

Сила Никиты Блестящего заключалась в том, что он умел ждать. Было в нем что-то от кота, застывшего у мышиной норы.

Общение с мафией его пугало. Заграница пока не прельщала, потому что он не был учен иностранным языкам, а там все говорят по-иностранному. Но и в нашем государстве можно найти нужных детей в свое полное распоряжение.

Поэтому для начала Никитушка переехал в областной центр Владивосток, лежащий как бы за пределами нашей страны. А там он женился на Жанне, воспитательнице детского дома имени комиссара Левинсона.

Воспитательница была умеренно привлекательна, но дьявольски умна.