Рафаэль Лафферти - Девятьсот бабушек Страница 3

Но вот что интересно: Хрипун, зверь, спавший под открытым небом, никогда не намокал. «Неужели я один это заметил? — спрашивал себя Брайан. — И как такое вообще может быть?» На Беллоте почти везде непрерывно лил дождь. Но дождь никогда не проливался на Хрипуна.

— Эта планета потому доставляет удовольствие, что на ней нет ничего банального, — как-то заметил Брайан Кэрролл. Как уже говорилось, банальностей он терпеть не мог. — На ней можно прожить годы, а конца разнообразию все не будет. Возьмите хотя бы насекомых: сколько видов, сколько отдельных особей! Каждую можно считать мутацией, если допустить, что здесь нет ни одного отработанного эволюцией вида. Гравитация на планете тоже хромает. Пожалуйста, Билли, не анализируй мою последнюю фразу. Я и сам сомневаюсь, уместна ли она здесь. Одна химия, кажется, не подвела: планета состоит из тех же строительных кирпичиков, что и везде. Правда, каждый из них словно бы скособочен… И эти молнии — так много, и все разные! Поразительное многообразие. Как только их создателю не надоест придумывать новые! Хотя лично мне это многообразие не надоедает. Уверен, когда этой планете придет конец, он не будет банальным. Другие миры могут изойти лавой, обратиться в пепел, но только не Беллота. Она или лопнет, как мыльный пузырь, или скрутится, как спагетти, или рассыплется на скачущих кузнечиков. Но схожесть с чем-либо ей точно не грозит. Обожаю Беллоту. И ненавижу банальные концы.

— Древняя мудрость говорит: «Познай самого себя», — тихо произнесла Джорджина. Участники экспедиции вели бесконечные разговоры, потому что часто бодрствовали, не привыкнув к коротким дням и ночам Беллоты. — Синоним ему: «Загляни в себя». В себя! А наш взгляд устремлен вовне. Единственный способ увидеть свое лицо — посмотреть в зеркало или на свой портрет. У каждого из нас есть зеркало. Мое — почти всегда микроскоп. Но по-настоящему познать себя можно, только увидев свой искаженный образ. Вот почему Хрипун для нас зеркало. Мы только тогда поймем, почему мы серьезны, когда узнаем, почему он смешон.

— Но, может быть, мы — искажение, а он — истинный образ, — сказал Билли Кросс. — У него нет зависти, высокомерия, алчности и предательства. Ведь все это и есть искажения.

— А откуда мы знаем, что у него их нет? — пожал плечами Дэниел Фелан.

Так они и беседовали на Беллоте, не различая коротких дней и ночей. И занимались сбором научных данных.

Это случилось ровно в узкий промежуток дневного света, — фраза принадлежит Брайану, который не любил говорить банально. Ровно в середине двухчасового беллотского дня.

Никто не спал, все были в здравом уме и твердой памяти. Джон Харди стоял на страже в центре лагеря с ружьем наперевес. Билли, Дэниел и Маргарет работали в своих каменных мешках, а Брайан и Джорджина, у которых ниш не было, собирали насекомых в нижней части расщелины. Но они хорошо видели, что происходит в лагере.

Вдруг вспыхнула молния — слишком ярко даже по беллотским меркам. Раскаты грома сотрясли воздух. И необычно взревел Хрипун — ничего похожего на обычное мирное «хр-хр-хр».

Благодать, царившую на планете, как ветром сдуло.

Хрипун и раньше делал вид, что хочет переступить запретную линию, но в последнюю минуту с веселым кудахтаньем убегал прочь. Вот почему его приближение не насторожило бдительного Джона Харди. А тут Хрипун издал устрашающий рык.

Ему не удалось обмануть Харди. Не родилось еще ни зверя, ни человека, которому удалось бы перехитрить его. У Харди была всего доля секунды, а он не из тех, кто теряет время, принимая решение, да и паника ему неведома. То, что он сделал, было осмысленным решением. И если это ошибка… что ж, даже самые мудрые решения входят в историю как ошибки, если ведут к катастрофе.

Хрипун ему нравился — стоит ли его убивать? Винтовка мощная, выстрел в плечо может остановить зверя. Но, если не остановит, на второй выстрел времени не останется.

Первый выстрел не остановил медведя. И времени на второй не осталось. Коммандос Джон Харди допустил ошибку и умер из-за нее. Умер не обычным способом, смерть пришла к нему не так, как приходит к другим людям.

Конец его был жутким, но почти мгновенным. Голова размозжена, лица почти не осталось, позвоночник сломан, тело рассечено чуть ли не надвое. Огромный зверь с полуметровыми клыками и двадцатью острыми, как нож, когтями драл, крушил и тряс его, как набухшую кровью тряпку. И наконец бросил.

Брайан Кэрролл мгновенно оценил ситуацию и крикнул Джорджине, чтобы та как можно скорее бежала вниз, в долину. Он уже понял, что оставшиеся трое не успеют даже выйти из своих ниш.

Ни с того ни с сего вдруг всплыло в памяти, как генерал-конфедерат когда-то говорил про своего противника генерала Гранта — мол, этот безмозглый идиот совершенно случайно занял позицию, которая держит под прицелом и реку, и холм, заперев выходы сразу из трех ущелий. И ему, генералу, оставалось только надеяться, что Грант отступит до того, как заметит свое преимущество.

Но сам Брайан не тешил себя подобной иллюзией. Хрипун свое преимущество видел прекрасно. В его распоряжении оказался лагерь с оружием и боеприпасами, и он блокировал все три ниши, где жили и работали Билли Кросс, Дэниел Фелан и Маргарет Кот.

Сделав всего один ход, он обезглавил группу, троих запер в нишах, еще двум отрезал доступ к оружию, чтобы начать погоню, не опасаясь за свою жизнь. Блестяще продумано. Начни он операцию в дежурство кого-то другого — Харди остался бы в живых и даже без оружия был бы для Хрипуна угрозой. А теперь все остальные — просто легкая добыча.

Брайан и Джорджина помедлили на краю долины, следя за происходящим в лагере, хотя знали, что рискуют жизнью.

— Двое могли бы спастись, если бы третий выскочил из ниши. Он бы отвлек Хрипуна на пару секунд, — прошептала Джорджина.

— Никто не решится. Это же верная смерть, — сказал Брайан.

На их глазах разыгралось кровавое представление. Но длилось оно недолго. Фелан громко рыдал, карабкаясь на заднюю стенку каменного мешка. Марджи пыталась умилостивить Хрипуна, говорила, что они всегда были друзьями: неужели он хочет убить ее? Билли Кросс набил свою трубку, раскурил ее и сел, дожидаясь конца.

Первым не стало Фелана. Он умер как жалкий трус. Но кто станет укорять его, не зная, как сам бы повел себя в подобной ситуации?

Хрипун рявкнул, и на самой высокой ноте рыдания Фелана прикончил несчастного. После чего поспешно вернулся к оружейному складу.

Марджи простерла к нему руки и заплакала — тихо, без ужаса. Псевдомедведь сломал ей шею, но этот удар был почти нежным по сравнению с другими.

А Билли Кросс все пыхтел своей трубкой.

— Мне не хотелось бы умереть таким скверным образом, дружище Хриппи. Да и вообще не хотелось бы. Если я и допустил ошибку, то лишь в том, что был слишком добр и доверчив. Неужели, Хриппи, ты так и не понял, какой я славный, открытый парень…

Это были последние слова Билли Кросса. Огромный зверь прикончил его одним мощным ударом. И дымок из трубки еще какое-то время плыл в воздухе.

Хрипун начал погоню за оставшимися в живых. Точно черная туча, сопровождаемая громом, надвигалась на них из расщелины. У Брайана с Джорджиной имелась фора — метров сто. Если мчаться изо всех сил, раненный в плечо зверь не догонит. Панический страх отступил.

Они бежали, не чуя под собой ног, и расстояние между ними и Хрипуном увеличилось. Но так они быстро выбьются из сил — скорее всего, раньше, чем обезумевший зверь. Он гнал их все дальше и дальше от лагеря с оружием. Маленькая планета стала для пришельцев ловушкой.

Они бежали весь день, всю ночь и еще день — итого пять земных часов — и скоро почувствовали, что силы на исходе. Стемнело, они потеряли зверя из виду. Где он — совсем отстал или притаился поблизости? С первыми лучами солнца они увидели его. Хрипун сидел на скале метрах в четырехстах от них и озирался по сторонам.

Отдыхая, противники наблюдали друг за другом. Рана зверя стала как будто заживать. А оба человеческих существа до того устали, что принудить их бежать дальше мог только крайний случай.

— Как думаешь, Брайан, может, это была лишь короткая вспышка ярости, и он снова станет добродушным медведем? — спросила Джорджина.

— Нет, это не вспышка ярости. Он все точно спланировал.

— Может, нам прокрасться стороной в лагерь и захватить оружие?

— Разумеется, нет. Он занял высоту, с которой все видно на много километров вокруг. У него еще и то преимущество, что прямой путь всегда короче окольного. Нам не проскользнуть стороной, и он это знает.

— Как ты думаешь, он понимает, что такое оружие?

— Да.

— Он знает, что в лагере осталась сигнальная аппаратура, и без нее мы не сможем выйти на связь?

— Да.

— Ты думаешь, он умнее нас?