Нет дыма без огня - Евгений Владимирович Михайлов Страница 3

трели цикад, иногда сменяемые громкими песнями лягушек и плеском крупной рыбы. А скоро лунный свет осветил вдалеке старую бревенчатую избу, стоящую на четырёх огромных пнях. Смысл в них конечно был, река по весне сильно разливалась, и наверняка, вода доходила до самой избы. Ну, дошёл, а что делать теперь? Никаких идей не было, поэтому он схватил меч руками покрепче, и начал рубить старый корень. Меч был тяжёлый, и очень тупой. Он даже не прорубал эту прочную древесину, а проминал, вспучивая щепу.

— Эй, эй! Ты хто, добрый молодец? Чаво тебе надобно от избы старой баушки?

— Кто? Я Плантаго Медиа, рыцарь неотвратимого правосудия. Готова к смерти, старая ведьма?

— Хто? Плантатор Медленый? Поди, плантацию в другом месте основывай, не видишь — место занято. Лыцарь отвратительного правосудия, ишь ты. А энто не ты ли лыцарь, втайне дракону рога наставил. Того тоже вроде Плантатор величали.

От такого поклёпа, в глазах Ивана заклубились багровые облака, и он с остервенением начал рубить пенёк. И, толи меч стал волшебным, толи злость придала сил, но щепа полетела знатно, оставляя в пеньке крупные зарубы.

— Погоди серчать. Чаво не так? Да остановись ты, шальной!

— Что не так? Я — простой пастух, пас овец, никого не трогал. Барсук распугал стадо, я пошёл их собрать, по пути поболтал с общительным драконом, и всё. А ты сплетней распустила. Сейчас щепу нарублю, и подожгу костёр под твоим свинарником.

— Экий ты смелый лоботряс. Ивашка — дурачёк, вспомнила я тебя. А то — Плантатор Медленый, Отвратительный. А знаешь, Ивашка, скольких я дураков в печи изжарила, и съела? Без счёта! Поди прочь отсель, иначе…

— А мне плевать! Пока ты вылезешь, я тебя сам пожарю, — выкрикнул медленный плантатор, начав сверкать в ночи кресалом, подкладывая под корень сухой травы.

— Чаво, чаво вытворяешь, спрашиваю? Ух, накажу, злодий! И Яга начала читать заклинание, замахиваясь в небо своей клюкой. Небо сразу потемнело, скрыв звёзды и луну. И небеса разверзлись проливным дождём с молниями. Корни намокли, и ведьма торжествующе захохотала, злорадно потрясая кулаками.

— Ничего, дно избы-то сухое. Попробуй его дождиком намочить! — Выкрикнул Иван, и полез под избушку.

— Стой, негодник! Караул, живьём сжигают! — завопила зловредная старуха. Стой! Перемирие! Будем договариваться, — обречённо проговорила она, усаживаясь на порог. Чаво тебе от меня надобно? Но смотри, в избу на ночёвку не просись, любитель драконих. Я ведьма порядочная!

— Ты не ведьма, ты сплетница порядочная! Вот! Из-за тебя всё и началось! Раздула из мухи слона. А мне теперь из-за тебя идти дракона убивать. А мне некогда, мне утром баранов пасти нужно. Вот, пока не придумаешь, как всё дело исправить, ты первая на очереди. Ничего, дракон подождёт…

— Ишь ты, вона как. Я, значится, первая. А хто второй тады?

— Вторые на очереди гномы, они над тем драконом издеваются, дразнят рогатым, грозятся рога спилить.

— А тебе то что, Лыцарь — дурачёк. Тебе то кака беда? — Меч есть, титул тоже — «Плантатор Медленный, Отвратительный», — о как звучит! Так иди, и сруби ему башку…Рогатую… Под самый корень.

— Фуф. Ладно, хватит врать. Короче… Я не рыцарь, а пастух, ты уже это сама поняла. И этого дракона боюсь до икоты. Он ведь красный, а красные драконы — самые свирепые и сильные. И чешуя у них непробиваемая. Мне его не одолеть. Так вот, я что решил. Мне легче тебя с гномами порубать, чтобы вы от дракона отстали. Глядишь, я ему больше неинтересен стану.

— Ага, вона чё. А то совсем запутал, думаю, а я тут при каких делах? Вона! Боисся значиться? До икоты? А ты это, не икай боле. Дракон энтот наскрозь фальшивый. Я его зову — припудренный.

— Это какой стороной к моему делу касается? Припудреный он, или недопудреный?

— А вот какое. Дракон энтот, званый Моргондагом, хитёр уж больно оказался. Вот значиться, почему он у красного яра кажын ден поутру охрой припудривается. А я то, старая, и не ведала, что энто он ярости и неуязвимости набирается. Так что поди, уязвимый он, обышнай. А естественна шкура у яво — серая, как у мыши. Нашел от кого икать, от сикильди разной. Иди вон, сруби башку, разнылся как баба!

— Да врёшь ты, Яга. Ты ещё скажи, что у него зубы как у кролика, и он капусту хрумкать любит.

— Так и есть, клыков у Моргондага нет, торчат кусала как у бобра. Не чета он своей красавице, ой не чета. Та и цвета красивого — изумрудного, и зубы у неё сурьёзные. Так что, поди, не боись.

— А я уже и не боюсь, убедила ты меня. Почти. Теперь расскажи мне, зачем ему ежеквартально коров выпрашивать, ежели он не мясоед?

— Ух, смешной, и вправду дурак. Молоко он пьёт, масло, сливки, творог. Пасутся коровки неподалече у яво пещеры, гномы ему и пасут и доят. Продухты наполовину делят. На всех хватает. У яго уже стадо поболе пяти десятка голов.

— Так, и ты мне, старая сплетница, предлагаешь такого хорошего дракона мечом? Что же ты за нечисть то злобная?

— А что я? Ну нечисть, куды ж от природы то своей денисся? А ты его срубнёшь, и стадо всё мине достанется. Его жёнушка уже до мамки умотала, а гномы супротив меня не пойдуть. Кишка у них тонка.

— Ага, вот я тебя и раскусил. Вот она — материальная заинтерисованность. Значит, ты эту сплетню придумала, чтобы Моргондага чужими руками сгубить? Ладно. И я придумал. А я тебя трогать не буду, пойду к самой драконихе, Лиане, всё расскажу. Скажу, что ты во всём причина, и барсука на моих баранов натравила, и сплетню про неё пустила. Хочешь его коров к рукам прибрать. Ух, сгорит твоя избушка дотла, злодейка морщинистая. Но, поделом, всё честно. Это кармой называется.

— Эй, эй, дурак, постой. — Тьфу-ты, подожди, Ванюша. Значиться, просто сказать, что пошутила? И всё?

— Нет, мне ещё и гномы нужны, чтобы и они прощенья попросили. И ты мне поможешь!

— Ух, тяжко это будет, упрямы они как ослы. Ну уж ладноть, подмогну я тобе, от чистой души. А ты мне уж барашков…

— Чего? Барашков? За что? За подлость твою? Свои дела исправлять идёшь, избу спасать. И ступу доставай, на ней полетим до гномов. А то время до рассвета мало осталось…

Места в ступе хватило только для его мешка капусты, меча, и Бабы Яги. И теперь она не спеша летела впереди, гордым орлом обозревая окрестности, положив правую руку на рукоять богатырского меча.