Сергей Платов - Рыжее пророчество Страница 30

Дом Прохора соседствовал с трактиром Матрены, и, вступив в брачные узы, молодожены объединили свое хозяйство. Прошло то время, когда Проша, опасаясь скомпрометировать даму сердца, шастал к ней через потайную дверь, спрятанную в обычном платяном шкафу. Теперь он входил к благоверной через парадный вход с гордо поднятой головой.

Несмотря на то что для меня двери трактира были всегда открыты, захаживал я сюда нечасто. Не потому, что я не хотел видеть Матрену, просто я берег ее для особого случая. У каждого человека должно быть место, куда он мог бы прийти в трудный или, наоборот, светлый момент жизни. Поплакаться в жилетку, поделиться радостью, спросить совета, ощутить дружескую поддержку. И при этом очень важно, чтобы гостем ты был желанным и ненадоевшим. Мой характер вы знаете. Долго меня могут выдерживать только Селистена и еще Сима. Именно поэтому я твердо знал, что ежели буду сюда приходить каждый день на обед или, скажем, на ужин, то вскоре просто достану хозяйку и она, чего доброго, опять переименует свой трактир. А так являюсь к ней раз в полгода и в полной мере испытываю на себе гостеприимность и искреннюю радость Едрены-Матрены и ее мужа. Лично меня такой расклад устраивал.

– И долго, ты тут собираешься стоять? – раздался могучий бас, который вырвал меня из своих дум и воспоминаний. – Что, стыдно стало?

Голос конечно же принадлежал моей боевой подруге. Она стояла на пороге своего заведения, уперев могучие кулаки в не менее могучие бока.

– Совсем дорогу забыл к старым друзьям. Уж несколько лет сюда носу не кажешь!

– Матрен, зачем напраслину возводить, я по весне у тебя был!

Женщина-гора подняла глаза к небу, видимо что-то прикидывая в уме.

– Это что, после того, как вы поругались с Селистеной и она кинула в тебя горшок со щами?

– Во-первых, не со щами, а с кашей, во-вторых, она была неправа и вскоре попросила прощения, а в-третьих, не надо орать об этом на всю улицу! Я же какой-никакой, но боярин!

– А я разве ору? – удивилась Матрена. – Впрочем, и впрямь давай лучше зайдем внутрь. Заходи, «какой-никакой»!

Суровый нрав у Матрены – это чисто показное, хозяйке кабака по-другому нельзя, народец к ней разный ходит. А на самом деле она очень даже добрая, во всяком случае, для своих.

Я шагнул с улицы в открытую дверь и оказался в плену дивных ароматов, доносившихся из кухни. Мой желудок отозвался на это гулким урчанием.

– Так ты есть хочешь? – наигранно удивилась Матрена.

– Я, конечно, мог бы и соврать, что, мол, только что из-за стола, но как человек честный вполне искренне говорю: да, хочу! Причем много и сразу.

– Балабол, – улыбнулась Матрена и тут же громогласным голосом забасила на все заведение: – Кухня! «Подвиг Даромира» в отдельный кабинет!

Да, вы не ослышались, в этом трактире все блюда также были названы в честь меня. Между прочим, очень даже грамотно придумано. Что-нибудь из еды на скорую руку называлось «Даромиров перекус». Основательный обед – «Будни Даромира», плотный ужин – «Даромировы посиделки», и все остальное в том же стиле. Напитки также были названы подобным образом и были широко представлены в интервале от «Даромировки утренней, возвращающей к жизни» до «Даромировки крепкой, загульной». Как вы понимаете, самым востребованным блюдом был «Подвиг Даромира», но после одной удивительной вечеринки, что я закатил у Матрены года два назад, в меню появилось специальное предложение для состоятельных и проверенных клиентов – «Даромирова гулянка». Цена была весьма значительная, но в нее помимо грандиозного стола уже входила цена разбитой посуды, поломанной мебели, утренний похмельный бульон и доставка особо утомившихся гостей до дому.

В заведении Матрены от клиентов требовалось одно – трезво оценить масштабы предстоящей трапезы. Уточнять, какие блюда подавать в составе того или иного набора, было совершенно лишним. И поверьте, даже самый привередливый посетитель никогда не уходил отсюда голодным. Исключением могли быть лишь редкие люди, обзывающие себя заграничным и чуждым русскому человеку словом – «вегетарианцы». Они, поддавшись на иноземную провокацию, мучили себя тем, что не употребляли в пищу мясо. Таким извращенцам было не место у Матрены, о чем предупреждала красноречивая и не очень приличная вывеска над входной дверью.

Моя Селистена тоже когда-то была больна, этой напастью. Но благодаря моему своевременному вмешательству и опять-таки моим же решительным действиям окончательно и бесповоротно избавилась от недуга.

Едрена-Матрена отправилась лично контролировать процесс приготовления снеди для дорогого гостя (вот что значит редко появляться!), а меня передала с рук на руки своему супругу. Проша со дня первой нашей встречи изрядно округлился и добавил солидности. Впрочем, с такой-то женой иначе и быть не могло.

Он степенно пожал мне руку, поздоровался и жестом указал на дверь в дальнем углу общего зала. Это был знаменитый на весь город отдельный кабинет. Знаменитым он стал после того, как, еще будучи в шкуре Шарика, я немного там поколдовал. Колдовство было не совсем удачным, и в центре стола вырос небольшой дубок. Он был совершенно настоящим – с листвой, желудями и прочими дубовыми атрибутами. От могучих лесных собратьев его отличал только размер и место произрастания.

Дубок вызывал неподдельный интерес у посетителей, и Матрена чуть ли не в пять раз задрала цены за ужин под его сенью. Впрочем, в последнее время изрядно разбогатевшая хозяйка практически никого туда не пускала. С годами она стала сентиментальной, да и деньги перестали быть решающим фактором. Это место стало символом былых приключений и источником ностальгического настроения. Конечно, такие запреты ко мне не относились. Хлебосольная чета неизменно принимала меня именно здесь.

– Знаешь, а он немного подрос, – констатировал я, после того как осмотрел ветвистую достопримечательность.

– Это точно, – согласился Проша. – Ума не приложу, что будем делать, когда он упрется в потолок.

– Вырежете для него дырку, и всего делов.

Бывший пекарь некоторое время размышлял над моим предложением и наконец согласился:

– Почему бы и нет? Еще лучше получится!

Усадив меня на мое любимое место, Проша принялся помогать супруге, и вскоре на столе была выставлена внушительная часть «Подвига Даромира». Остальные яства ждали своей очереди на кухне ввиду отсутствия свободного места на столе. Только очень смелый и опытный человек мог справиться с этим блюдом, такой подвиг был под силу не каждому.

На правах старого друга и просто в связи со зверским аппетитом я без предисловий принялся уничтожать предложенные разносолы. В ближайшее время, пока червячок не будет жестоко и беспощадно заморен, говорить разговоры я не собирался. Впрочем, это ни капли не смущало хозяев. Счастливая парочка устроилась напротив меня и умиленно наблюдала, как я расправлялся со свиной рулькой. Так смотрят на блудного сына, который шлялся невесть где и наконец, отощавший и измученный, возвернулся домой. И хотя меня отощавшим назвать было сложно, ассоциации напрашивались сами собой.

Между тем положенная пауза была выдержана и Матрена заговорила. Моего участия в беседе не требовалось, я мог не отвлекаться от любимого занятия и просто слушать.

– Вот, Проша, дождались мы с тобой, сам великий Даромир к нам пожаловал.

Отвечать на колкость я не стал. Во-первых, рот занят, а во-вторых, тоже язвить люблю – так что же я кого-то другого буду удовольствия лишать!

– Да ладно, он же был у нас по весне, – вступился за меня Проша, – помнишь, когда вы после долгой задушевной беседы пришли к выводу, что все зло от женщин, и с горя принялись в карты играть на щелбаны.

– Это когда у него лоб распух и после этого был вынужден хворым прикинуться и неделю на службу не ходить? – уточнила Матрена и, получив в ответ кивок, радостно сообщила: – Помню! Зато они с Селистеной быстро помирились.

– Еще бы, ведь после твоих щелбанов горшок с кашей просто комариным укусом может показаться.

Вот честное слово, я на них не обижался, пусть развлекаются. Тем более что все так примерно и было. Пришел я как-то домой, а там лисята настолько разгулялись, что даже Селистену с ее стальными нервами из себя вывели. Взяла моя благоверная прут ивовый и с помощью его быстро и выразительно подтвердила старинную поговорку «не буди лихо, пока оно тихо». Мне бы разобраться, что к чему, выслушать обе стороны, вспомнить, на что способны Лучезара с Василиной, а уж потом делать выводы. Вместо этого я с ходу встал на защиту девчонок и принялся растолковывать Селистене основы воспитания детей, исключающие телесные наказания. Слушала она меня, слушала, а потом схватила со стола горшок с кашей и бросила в меня. Она, конечно, промахнулась, но осадок остался. Огорченный таким к себе отношением, я обиделся и отправился к Матрене бороться с этим осадком народными средствами.