Альберт Иванов - Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова Страница 31

Больше всего мне в Лондоне понравились места, связанные с жизнью и деятельностью Шерлока Холмса. Даже некая мадам Тюссо возвела свой небезызвестный музей восковых фигур рядом со всемирно знаменитой Бейкер-стрит, где жил великий сыщик. В его доме № 221-6 теперь какой-то банк, и специальная мисс еле успевает отвечать на письма, которые приходят мистеру Холмсу со всех концов света. Недалеко от Гайд-парка есть даже паб с названием «Шерлок Холмс», где заодно находится и так называемый кабинет-музей сыщика, сделанный в точности по описаниям Конан Дойля. Но, конечно, не то. Вот если б такой кабинет был в доме № 221-6 по Бейкер-стрит — другое дело. И пусть Ш. Холмс литературный персонаж, я все-таки решил, что лучше уж посетить какой-нибудь паб именно на Бейкер-стрит, где хотя бы теоретически мог бывать мой любимый герой.

Нашел. Сижу… Пустовато, как везде. Понятно, в Англии много безработных, не по карману в пабах рассиживаться и пиво по рубль пятьдесят пить. Но англичан ни за что не переубедишь — завзятые спорщики. Откроешь им осторожно глаза, чтоб не обиделись, почему у них очередей нет, а в барах полно свободных столиков, — они, уж на что чопорные, прямо на дыбы встают из ложного патриотизма. Чуть ли не кричат: при чем тут безработица! У них, мол, что магазинов, что ресторанов — тысячи! Не спорю, магазинов и ресторанов тысячи, а безработных-то миллионы — была б у них зарплата, посмотрел бы я тогда на английские очереди!

Эту щекотливую тему я и затронул в беседе с одним молодым индусом. Зашел он на огонек, а я ему место рядом с собой предложил. Он меня насчет безработицы горячо поддержал. Сам живет на пособие — шестьдесят фунтов в неделю, за квартиру же каждый месяц сотню гони. А квартирка та, судя по его словам, лишь из одной спальни.

— А где ж вы умываетесь? — посочувствовал я.

И к некоторому конфузу, узнал, что здесь квартирный масштаб почему-то измеряется не количеством комнат и метров, а числом спален. Выходит, у него двухкомнатная.

— Отдельная хоть или коммуналка? Наконец он понял:

— Да-да. Свой вход, свой ключ.

Я вежливо поинтересовался, каким ветром его сюда, так далеко от родины, занесло. А он говорит, родители давным-давно переехали. Собственно, он тут родился и в Индии ни разу не был. Дорого очень, говорит, съездить.

Сам он портовый грузчик. Профессия, близкая нашей морской, почти коллеги. Прониклись мы друг к другу симпатией, я ему такое порассказал о своих странствиях, он только охал. Потом задумался, вижу я, не терпится и ему что-то мне поведать.

— Раз с вами такие странные истории случаются, — все-таки решился Кундо, так его звали, — то вы меня поймете… Невероятнее не бывает! Я об этом еще никому не говорил. Вы первый и наверняка последний, кто об этом услышит. А уж англичанам, сами поймете, ни одному рассказывать нельзя. Законы иммиграции тут очень строги, — туманно заметил он. — Правда, в Англии немало пришлых, которые живут как бы нелегально, без вида на жительство. Но это опасно. Если обнаружат, в любой момент вышлют, впрочем, чего я опасаюсь? — усмехнулся он и опять загадочно заметил: — С ней (с кем — с ней?) иммиграционная служба ничего сделать не сможет. Да только мне не хочется разным чиновникам все объяснять… Понимаете?

Я на всякий случай кивнул, чтоб он не сбился.

— Началось это больше года назад…

Кундо тогда работал в порту. На вид он, конечно, не детина, зато крепкий, жилистый. Хотя докеры у них, в основном, с механизмами работают, для рук тоже дело найдется. На кораблях всегда есть такое местечко, куда иной груз никаким краном не запихнешь. Знаю. Поэтому всякие хиляки среди грузчиков не приживаются. Действительно, крепкий был парень.

Он здорово работал и зарабатывал будь здоров. Но однажды сорвался мешок с мукой (она только на ощупь мягкая) и задел Кундо по голове.

Очнулся он в больнице. Лечили, оклемался-таки. Выписали наконец. С тех пор он стал безработным. И не это главное, хотя главнее работы здесь, пожалуй, ничего не бывает. Ладно… Слава богу, живой. Запросто могло бы шею сломать. Но вот с той поры стали мучить сильные головные боли. Особенно по ночам. То жестокая бессонница, то странные головоломные сны: вечно какие-то бетонные помещения в бесконечном, складском, что ли, здании без окон.

Сначала это лишь как-то отрывочно возникало, появится и пропадет, словно изображение в неисправном телевизоре.

Постепенно все становилось четче, зримей, пока не стало как наяву.

Именно — наяву. Причем Кундо видел все не со стороны, а сам находился там — по-настоящему, точно в реальной жизни. О том, что это все-таки был сон, он вспоминал только, когда неожиданно просыпался. Но… Больше того: мы вот не можем помнить сны во всех подробностях, а он мог. И звуки, и запахи…

Иной раз Кундо даже не понимал, где настоящее: там или здесь — словно жил попеременно в двух различных мирах. Так, наверное, и было, если ему верить.

В Первый раз (уже не мельком, а до жути ощутимо) он попал в небольшую серую комнату без окон, где одиноко стоял серый железный стул с высокой спинкой. Кундо потрогал его, затем толкнул, тот не шелохнулся. Вероятно, стул был привинчен к полу. В сером сумеречном свете, неизвестно откуда взявшемся в глухой комнате, виднелись по стенам электрические розетки, будто выпученные глаза…

Кундо обследовал стены и нашел на одной тонкие, как лезвие бритвы, щели. Это был прямоугольник скрытой бетонной двери. Он навалился на нее плечом — бесполезно… Очевидно, она открывалась только внутрь.

Где я? Что?.. Он обежал комнату и вновь остановился перед дверью. В комнате пахло пылью и еще чем-то, смутно знакомым…

Боль билась в висках, и, словно в такт ей, где-то за дверью в конце длинного пустого коридора послышались чьи-то шаги. Размеренные, нарастающие шаги подкованных сапог… Сапоги приближались — громче, громче. Громче! — и остановились напротив.

Так стояли они, Кундо и тот кто-то, разделенные дверью, и прислушивались.

Кундо поднял обе руки, чтоб застучать, оглушиться криком, пусть хоть что-то будет, что угодно, лишь бы не это!.. И не стал. Он почему-то чувствовал: лучше перетерпеть, затаиться, спрятаться, стать маленьким, как микроб.

Дверь начала беззвучно открываться, миллиметр за миллиметром выступая на него из голой стены.

Кундо вскрикнул — и очнулся в своей постели. За окном стоял привычный темно-желтый лондонский туман.

Почудится же, усмехнулся он. На душе было тяжело, как после бреда, когда он болел в детстве воспалением легких и будто выныривал на свет божий из груды огромных скользких обмылков.

И снова был такой же сон…

И снова…

В четвертый сон Кундо прихватил с собой тяжелую острую стамеску. Когда ложился спать, зажал ее в кулаке. Сон сном, а так все же спокойней. Я бы на его месте лег со своей охотничьей двустволкой, предварительно зарядив жаканами.

Он вновь очутился в той же комнате.

Нет, как ни говори, а больному человеку такое наказание: мало того что днем мучается, и во сне никакого покоя! Вместо того чтобы спать, Кундо пришлось долго возиться с треклятой дверью.

Открыл-таки. С другой стороны на ней неподвижная железная ручка. Влево и вправо тянется бескрайний, с темными поперечными переходами, бетонный коридор. И опять в теряющейся дали послышались шаги…

Куда?.. Назад?.. Нет!

Кундо нырнул в боковой, точь-в-точь такой, тоже изрезанный боковыми переходами коридор, толкнул первую попавшуюся дверь и спиной задвинул ее в пазы.

Он оказался в той же комнате… Нет, в другой. Слева от серого железного стула стояла на длинной ржавой ноге лампа с рефлектором. От нее к розетке в стене тянулся шнур. Здесь также пахло пылью и еще чем-то неуловимым. Прислушиваясь к отдаленным шагам сапог (Кундо просто безошибочно чувствовал, что они вновь ведут к двери его прежней комнаты), он осторожно подошел и нажал ногой рычажок на подставке лампы. Стул мгновенно залило яростным светом.

Далекие шаги увязли в тишине.

Кундо выключил лампу. Включил. Выключил… Все это, стул и рефлекторная лампа, о чем-то ему напоминало, что он видел, что вот-вот должно вспомниться…

…Дома он оказался неожиданно, будто вошел к себе прямо из той комнаты.

В новом сне Кундо очутился в третьей по счету комнате. Тут, кроме стула и лампы, был еще серый письменный стол с крутящимся креслом. Да и стул выглядел по-другому: на спинке и ножках висели ремни с пряжками. А под ним на бетонном полу темнело какое-то пятно.

Кундо уже привычно зажег лампу — пятно красной, липкой на вид лужицей. Опять тот неуловимый запах… Так и есть, это была кровь! И пахла она как кровь, этот запах ни с чем не спутаешь.

Что здесь? Бескрайний, чудовищный застенок? И все бесчисленные глухие отсеки-комнаты — места допросов и пыток? Стулья, привинченные к полу, ремни, лампы с рефлекторами, безоконные стены, кровь, двери, которые не открыть изнутри… Ну, конечно! Такое он видел в фильмах о последней войне. И даже то канцелярское слово припомнилось: гестапо.